Незримый гений

Скривившись при виде ее слез, Эрик ощутил, как его желудок сжался в ответ: он ненавидел смотреть на плачущих женщин. Отчаянно желая, чтобы она прекратила хныкать, он потянулся и осторожно похлопал ее по плечу.

— Не делай этого. Соберись.

Слегка фыркнув, мадам Жири посмотрела на руку на своем плече и заплакала пуще прежнего. Потом ее лицо внезапно просветлело, и она прижала руки ко рту. Слезы высохли, а ее глаза лукаво сверкнули.

— Мне следовало догадаться… она весьма исключительная личность. Я поняла это в тот же миг, как увидела ее в театре… я знала, что должна убедить ее остаться. Она подружилась с моей дочерью и поладила с Карлоттой… Мне следовало догадаться, что она сумела управиться с твоим жутким характером. Знаешь… Брилл очень симпатичная молодая леди.

Мгновение Эрик смотрел на мадам, недоуменно моргая, а потом у него отвисла челюсть — он наконец осознал ход ее мыслей.

— Нет!.. Э… то есть да, она симпатичная, но… — Раздраженно зарычав, он захлопнул рот. — У меня нет на это времени. Ты не понимаешь… Тут могут таиться неприятности.

Быстро отрезвев, мадам Жири в беспокойстве наморщила лоб.

— Что? Что за неприятности?

— Наш новый покровитель — не тот, кем кажется. Он был женихом Бри… э… мадам Доннер. Она сбежала от него в страхе за свою жизнь. Я каждый день жду, что он придет сюда, разыскивая ее… это лишь вопрос времени. Я… ммм… наблюдал за ней, когда ты меня заметила. — Потирая подбородок, Эрик глянул поверх головы мадам Жири, снова задаваясь вопросом, куда могла пойти Брилл. — Я… рад был снова поболтать с тобой… но мне нужно идти. — Резко развернувшись на каблуках, он пошел по коридору. Остановившись, он оглянулся на мадам. — Если увидишь лорда Донована… пожалуйста, не могла бы ты предупредить ее? — медленно спросил он, до сих пор так и не привыкнув просить кого-либо о помощи.

Сжав губы в тонкую полоску, Жири кивнула.

— Эрик, тебе совсем необязательно было меня просить. Ты знаешь, я всегда буду помогать тебе. Мы тут не любим неприятности… и если кому-то из наших угрожает опасность извне, этого не потерпят, — категорически сказала она. — А теперь ступай… иди, иди. Я вижу, что чересчур надолго задержала тебя. И я в любом случае узнала все, что хотела.

Чуть наклонив голову в знак прощанья, Эрик повернулся и устремился по коридору, его черный плащ развевался за ним, словно крылья. Темная злоба заострила черты его лица, а его по-зимнему холодные синие глаза обшаривали все впереди. Вдохновленный обещанием мадам Жири, он мысленно составлял планы защиты. Нельзя было предугадать, где и когда лорд Донован нанесет удар, но, по крайней мере, сейчас у Эрика возникло ощущение контроля. И в этот момент он почти жаждал, чтобы Эндрю пришел — чтобы переломать ему все кости.

— Опасность извне не потерпят, именно так, — с мрачным смешком пробормотал он вслух.

*

Благоразумно держась в отдалении за одной из кулис, Брилл наблюдала, как Опера Популер готовится впервые за год поднять свой занавес. Рядом с ней, бесцеремонно плюхнувшись на пол, Ария, лучезарно улыбаясь, смотрела на сцену — ее светло-серые глаза отражали сияние газовых светильников. По затемненному театру катился вал требовательных аплодисментов, пока актеры занимали свои места, а все рабочие крестились на удачу. Казалось, что сегодня вечером развлечь покровителей будет не так-то просто.

От возбуждения и дурного предчувствия терзая нижнюю губу, Брилл сложила руки на груди и ждала, когда заиграет оркестр. Перекрывая гул шушукающейся толпы, внезапно ожила скрипка Коннера, первые несколько горестных нот разнеслись по театру, едва ли не насильно угомонив зрителей. Вскоре к ней присоединились остальные музыканты, смешивая звуки с математической точностью, намекающей на бесконечные часы репетиций. Восторженно захлопав в ладоши, Ария подпрыгнула на попе, когда рабочие подняли занавес в нескольких футах от них.

Сердце Брилл трепетало в груди, как пойманная птица, она едва могла вынести напряжение, наблюдая, как Мефистофель, которого играл местный бас, всколыхнул публику в первом акте. Все на сцене играли великолепно, с каждой новой арией медленно вызывая у зрителей все больше и больше признательности.

Знание всех деталей каждого эффекта и декораций не отвлекало от пьесы: в некотором роде это даже усиливало впечатление, потому что Брилл точно знала, как усердно все трудились ради этого вечера. Стоя совершенно неподвижно, она чувствовала, как ее затягивает история; фантазия и музыка, которую Гуно написал много десятков лет назад, успокаивали ее разум и его тревоги. Единственное, что могло бы сделать этот миг еще лучше, — это если бы рядом стоял Эрик.

Карлотта выдавала свои арии со всем присущим ей излишним драматизмом, но, что удивительно, ее голос был способен передать юность и восторг Маргариты, главной женской партии, даже если действиям это было не под силу. Когда ноги устали стоять, Брилл уселась на пол возле Арии, притянув ту себе на колени, пока они обе, не отрываясь, смотрели на сцену. «Это увлекательно… Никогда не думала, что это может быть настолько увлекательно. До сих пор я всегда считала, что это преувеличение. Господи, я почти желаю уметь петь, чтобы делать то, что делают они… почти». Подумав о том, каким ужасом может быть выступление перед толпой, Брилл наморщила нос.

В самом начале четвертого акта медленно нарастающее ощущение холодного пощипывания на загривке заставило Брилл отвести глаза от сцены. Она знала, что кто-то наблюдает за ней, но, оглядев всех находящихся поблизости людей, обнаружила, что на нее никто не смотрит. Стряхнув ощущение, Брилл вновь повернулась к сцене. «Скорее всего, это опять Эрик. Я весь вечер чувствовала на себе его взгляд», — решила она, хотя глубоко внутри знала, что это был не он. Взгляд Эрика всегда был подобен прикосновению летнего солнца к коже — согревающим и ласкающим.

Не позволяя себе вновь так полно погрузиться в пьесу, Брилл смотрела вполглаза, постоянно косясь по сторонам. Даже когда на сцену вышла Мэг со своей ведущей партией, Брилл отстраненно улавливала движения каждого человека поблизости. Мэг покинула сцену под гром аплодисментов, проходя мимо Брилл с широченной улыбкой на лице. Она остановилась на мгновение и наклонилась, чтобы в экстазе обнять Брилл, после чего умчалась готовиться к следующей сцене.

Когда занавес наконец опустился в последний раз, Брилл поднялась на ноги и пристроила Арию себе на бедро; по всему закулисью разносился издаваемый публикой шум. Шагая к гримерке Карлотты — и зная, что дива ожидает от нее парочку комплиментов, Брилл с улыбкой слушала взбудораженную болтовню дочери. «Фауст» имел успех, и это наверняка должно было вернуть оперный театр на вершину парижской культурной жизни. Возможно, дела все-таки пойдут на лад. Возможно, ее сны все-таки были просто кошмарами.

Практически вприпрыжку преодолев остаток пути, Брилл удивилась, обнаружив, что Карлотта в своей гримерке уже успела раздеться. Подняв взгляд при ее появлении, та ослепительно улыбнулась — ее лицо разрумянилось от радостного возбуждения.

— Они любить меня! Ты слышать, как они хлопать? — Не дожидаясь ответа, дива кинула костюм на диван и влезла в платье, купленное для маскарада.

Опустив Арию, Брилл помогла Карлотте застегнуть пуговицы и приладить маску на лицо.

— Вы выступили великолепно.

— Да, так и есть, — горячо согласилась Карлотта, ее темные глаза за позолоченной маской в виде морды дракона сверкали, точно у школьницы. — И я выглядеть хорошо! Правда же, дракон милый, да? Все остальные будут в чем-нибудь скучном. Прийти как самое дикое и экзотичное животное… вот это весело!

Ослепленная богатым переливающимся шелком платья Карлотты, Ария стояла посреди гримерной, широко распахнув глаза и не вынимая большой палец изо рта.

— М-мама, а я могу п-пойти на в-вечеринку? — в конце концов спросила она, придерживая подол своего платьица в той же величественной манере, которую только что подсмотрела у Карлотта.