Незримый гений
Шрифт:
Слушая шорох, с которым тельце мотылька упорно врезалось в прозрачный барьер, Брилл отвернулась от зрелища трепыханий бедного создания, вместо этого сосредоточив безучастный взгляд на полу. Съежившись в углу тесной камеры, она крепче обхватила руками колени, пытаясь сберечь как можно больше тепла, хотя втайне гадала, не будет ли замерзнуть насмерть лучшей участью, нежели та, что ей предстоит.
Ее держали в камере уже больше недели, изолировав от остальных заключенных и в неудобных условиях, надеясь таким образом развязать ей язык. Когда полиция арестовала Брилл, ей немедленно дали понять, что она подозревается во взрыве склада Донованов и безусловном убийстве двух человек. Они привели ее в комнату для допросов, находившуюся на одном из верхних этажей
Эрик был мертв, теперь Брилл была в этом уверена. Хотя детективы стремились скрыть от нее свои находки, из их тихих разговоров она сумела по крупицам выудить несколько новостей. В Сене было обнаружено лишь два трупа: один со сломанной шеей и один, обгоревший настолько, что его невозможно было опознать, — но и никаких других выживших тоже найдено не было. Не нужно было быть гением, чтобы сообразить, что либо обгоревший труп принадлежит Эрику, либо его тело затерялось в реке.
И сейчас Брилл не могла заставить себя особо волноваться о собственной судьбе. Свернувшееся у нее в животе горе было почти живым существом, свирепо пожирающим все до единого ошметки ее инстинкта самосохранения, ее сердца, разума и души. Оно затуманивало ее разум и притупляло чувства, пока мир не превратился в подобие кладбища — серого и лишенного всяких красок. И как бы Брилл ни старалась, она никак не могла вспомнить, как жила без Эрика рядом, не могла вспомнить, каково это — чувствовать себя настолько абсолютно одинокой.
Поерзав на грубой доске, служившей ей скамьей, Брилл опустила подбородок на согнутые колени, ее глаза застыли, глядя в никуда. Вокруг ее разума смыкались обманчиво успокаивающие пальцы апатии, отчего она слегка заклевала носом, но в этот раз она была готова к борьбе. Шевельнувшись, Брилл пощипала щеки, пытаясь себя растормошить. В последнюю неделю она начала приходить в ужас от заката и потребности в сне, начала бояться его и кошмаров, которые он мог принести. И без того всякий раз, когда она позволяла себе задремать, ей снился Эрик — в воде, потерявший сознание и тонущий, — и она совсем не жаждала повторять этот опыт. Реальность того, что она видела собственными глазами, была достаточно плоха, чтобы добавлять в нее навеянных сновидениями деталей.
«Подумай о чем-нибудь другом. Есть масса вещей, о которых можно думать… просто… просто подумай о чем-нибудь другом». Отогнав прочь жуткие образы бледного лица Эрика, парящего в темной воде, Брилл задумалась о состоянии Арии и Коннера. Несмотря на все усилия, она так и не сумела заставить никого из детективов сообщить ей, как они или хотя бы где они. «Я знаю, что Мэг позаботится о здоровье Коннера…» Брилл знала, потому что ей снилась свадьба подруги. Была некая насмешливая ирония в том, насколько ясными сейчас были ее видения — сейчас, когда от них уже не было никакого проку. Этого едва ли не хватило, чтобы заставить ее проклинать Господа Бога, вопрошать о недостатках Его плана насчет нее.
«Неужели именно к этому вела вся моя жизнь? Было ли ей предначертано вот так закончиться? Было ли предначертано Эрику умереть, спасая меня, чтобы я почти пожелала никогда с ним не встречаться? Почти». Покачав головой от лживости собственных мыслей, Брилл помимо воли подняла глаза туда, где мотылек продолжал биться в стекло. Острый укол жалости к этому созданию и его бессмысленной борьбе за свободу подвиг ее встать. Словно во сне она подплыла к окну, ступив в полосы лунного света, ее взгляд сместился с мотылька на звездное небо над ним.
— Брилл… — прошептал ей голос в ночной тьме.
Это был голос Эрика: его французский акцент перекатывал ее имя тем же образом, который когда-то восхищал ее — сейчас же лишь напоминал, что его больше нет. Она больше никогда не услышит свое имя, произнесенное именно
так. Реальность этого осознания придавила ее разум с такой силой, что Брилл показалось, будто ее тело вот-вот сломается под этой тяжестью. Грубая ткань ее тюремного одеяния оцарапала кожу, когда Брилл обхватила руками живот, прижимая ладони к источнику собравшейся там почти физической боли. Закрыв глаза от полыхающей в крови горько-сладкой агонии, Брилл пыталась выгнать голос из головы, хотя втайне молилась о его возвращении. «Так больно слышать его в воздухе, словно Эрик стоит рядом со мной… но я не знаю, хватит ли мне сил уже отпустить его. Кажется, будто я потеряю рассудок, если исчезнет даже эта маленькая его часть… Если я начну забывать, как звучит… звучал его голос».Отринув боль, Брилл медленно уронила руки вдоль тела и вновь посмотрела на окно. Стиснув зубы, чтобы не дать пролиться жгучим слезам, она потянулась и отодвинула защелку, распахивая створку, насколько позволяли прутья снаружи. Мотылек несколько секунд беспорядочно порхал вокруг, но потом вылетел в ночь через приоткрытое окно. Привстав на цыпочки, Брилл вытягивала шею, пока не сумела разглядеть внизу залитую лунным светом улицу города, и наблюдала, как вдали исчезает сияние маленьких крыльев мотылька, — и ее тело охватило слабое чувство если не счастья, то хотя бы удовлетворения.
Вздохнув, Брилл опустилась, и ночной ландшафт за окном сменился холодным камнем стен камеры.
— По крайней мере один из нас может покинуть это место, — пробормотала она себе, развернулась и вернулась на свое сидение в углу. Чувствуя, что парящая в голове тьма вновь грозит заполонить ее, Брилл в отчаянии спрятала лицо в ладонях. Она знала, что со временем горе утихнет, но в этот момент казалось, будто ему не будет конца.
Из коридора донесся неожиданный стук легких шагов, заставив Брилл вскинуть голову. Нахмурившись, она слушала, как звук приближается. За неделю, прошедшую с момента ее заключения, никому не дозволено было ходить по этому коридору, за исключением детективов, и, судя по мягкости шагов, Брилл очень сомневалась, что это полицейский. Снаружи камеры показалась закутанная в плащ фигура, заставив ее с тревогой вглядеться в непривычное зрелище.
Откинув капюшон, мадам Жири подошла поближе к прутьям — все ее поведение было намеренно покорным и незаметным.
— Брилл, у меня мало времени, но я должна поговорить с вами.
— Что вы тут делаете? Как вы вошли? — вслух удивилась Брилл.
— Я заплатила охране, — торопливо ответила мадам Жири. — Есть кое-что, что вы должны знать…
Брилл малость воодушевилась, ее лицо немного просветлело.
— С Коннером все в порядке? Последний раз, когда я о нем слышала, был в театре. И что с Арией? Кто за ней приглядывает, пока я заперта здесь?
Раздраженно покачав головой, мадам Жири пренебрежительно махнула рукой, явно не считая эти темы наиболее значимыми.
— Коннер выздоравливает в больнице. Пуля не задела ничего жизненно важного. Сейчас он поправляется от кровопотери. И в настоящий момент Ария живет у меня.
— Хорошо… это хорошо. — От добрых новостей по телу Брилл разлилось приятное облегчение. Размышления об их благополучии кружили в ее голове целыми днями, сражаясь за внимание наравне с мыслями об Эрике.
— Да, но это не то, о чем я пришла поговорить с вами!
Сев чуть прямее, Брилл попыталась изобразить на лице интерес. Хотя она была некоторым образом рада видеть мадам, ничего из того, что та могла ей сказать, не сумело бы вытащить ее из колодца отчаяния, в котором она сейчас жила.
— Ну ладно… тогда давайте, говорите, — равнодушно сказала она.
Мадам Жири обеими руками вцепилась в разделяющие их прутья, ее лицо прорезали глубокие тревожные морщины.
— У вас огромные неприятности, Брилл. Они обвиняют вас в двойном убийстве. Из опросов некоторых свидетелей полиция знает, что лорд Донован находился на борту лодки, когда та загорелась. Они предполагают, что вы устроили пожар, и полны решимости увидеть, как вы заплатите за то, что стали причиной смерти аристократа.