Ни живые, ни мёртвые

— Я понимаю, — уголок губ дрогнул в слабой улыбке, когда я потрепала его по голове. — Но ты ещё маленький, поэтому бери от этого периода всё, захвати как можно больше детства. Потом точно не пожалеешь.

— Даже если со стороны это будет выглядеть глупо?

— Даже так, — ответила я, зная его подвластность к мнению общества.

— И если остальные будут против?

Мы остановились напротив школы.

Прошлое кровавыми осколками впивалось в душу — и я быстро отвернулась, только бы не видеть лица учеников, напоминающих, как это было тогда...

— Со временем они тоже поймут.

— Ты уверена? — уже почти поверил Хилари, глядя на меня как чудо света.

— Не переживай, маленький чертёнок, — повторила я любимую фразу Джейсона и искренне улыбнулась, говоря следующие слова больше себе, чем мальчику: — Всё будет хорошо.

Хилари просветлел, как самое настоящее солнышко, порывисто пожал мне руку и, прежде чем зайти в школу, даже приобнял.

— Спасибо тебе, Рав!

Градус радости постепенно стал спадать, как только Хилари помахал нам на прощание рукой и скрылся за дверями учебного заведения.

— Почему ты не поддержал сейчас своего брата?

— Он тебя больше послушает, чем меня, — Джейсон выглядел непривычно задумчивым и даже огорчённым. — Ты ему слишком нравишься. Да и тебе полезно хотя бы временами быть доброй.

— А так я вечно злая ведьма?

— О, не переживай, ты не ведьма, — воспрял он духом.

— А кто же тогда?

— Корга.

— Эй!

Кулачок пришёлся ему по плечу — и мы оба засмеялись так свободно, как малые дети от беззаботности летних дней. В последнее время так и тянуло посмеяться над чем-то глупым: быть может, наконец-то отпустил стресс от переезда, а быть может, просто уже до чёртиков надоело унывать по каждому поводу.

Или я уже съезжаю с катушек.

— Или что-то между вами произошло?

— На днях он снова подрался в школе, а затем ещё и на тренировке ему досталось, — Джейсон нервно поправлял шапку и явно испытывал вину. — Его периодически заносит в плохую сторону, я с этим пытаюсь бороться, но в этот раз он сильно нагрубил мне, а я... не смог его вразумить. И даже накричал на него... благо нас вовремя остановила мама. Всё кончилось хорошо, но неприятный след всё же остался.

Я вдруг отчётливо представила, что он испытывал в данный момент — ощущение, будто кто-то измазал в чёрной краске его идеально чистый белый холст. Его душу. Негативное чувство беспокоило его явно уже не первый день, кляксами всё больше и больше расползаясь по полотну. И самая главная проблема — он понятия не имел, как избавиться от кровоточащей червоточины прямо в середине груди.

— Знаешь... в приюте у меня был друг, похожий на тебя, — от воспоминания об Алестере стало тепло и холодно одновременно. — Такой же добрый, честный, заботливый. Он тоже следил за тем, чтобы я не слишком подчинялась своим внутренним демонам, не поддавалась мнению общества. Я понимаю Хилари: тяжело в тринадцать лет оставаться самим собой, когда на тебя давит всё — от родителей и сверстников до собственных моральных проблем и сомнений. И ты даже не представляешь, как важно получать поддержку в тёмные моменты, как важно видеть от кого-то свет.

— Ты думаешь, Хилари это тоже важно? — Джейсон был поражён, что я так хорошо могла различить эмоции людей.

— Почему ты сомневаешься?

Наши взгляды на несколько секунд встретились, пока он не отвлёкся на мимо прошедших чужих родителей с детьми.

— Ну... — парень замялся, — он мальчик. Играет футбол, имеет друзей, постоянно на веселе.

— В первую очередь он ребёнок.

— И человек, — глухо проронил он, внезапно что-то для себя осознав.

— Ты разве не сталкивался с таким в детстве? Что тебя никто не понимал? — я хоть и достаточно многое знала о своём так называемом друге, но всё это были внешние факты. А что творилось у него на душе...

И почему мне в последнее время так это интересно? Так и хотелось у каждого найти свою больную точку, но не чтобы использовать, а чтобы... понять? Принять? Зачем мне это?

Что со мной?

— Ты знаешь моих родителей: они любят нас двоих одинаково сильно, заботятся, позволяют многое, особенно если хватает денег, помогают, поддерживают, но... они будто бы не терпят плохие стороны. Я вырос с полным пониманием того, что всегда должен быть хорошим и никак иначе. Что все вокруг злые, а я должен сохранять свою доброту и свет, что бы ни случилось. И даже если порой это совершенно не так. И от этого я чувствую себя иногда... ненастоящим. Словно все слова, действия, чувства — не мои вовсе, а идеального робота, который никогда не нарушает принятых семьёй принципов. Который делает так, как ему внушали, а не так, как ему самому хочется.

Я настолько внимательно его слушала, что только когда он закончил, поймала себя на удивлении. И действительно даже представить себе не могла, что у Джейсона была такая проблема — потеря самого себя в навязанных стереотипах, мнении, контроле. Пару раз я встречалась случайно с родителями друга: с виду добродушные улыбающиеся люди, очень любящие своих детей — это было видно по одним только движениям и словам. И абсолютно не скажешь, что их дети могли страдать от психологических проблем, но вот он — мальчик, не знающий себя настоящего. Где были его желания, а где начинались несбывшиеся мечты родителей. Где его успехи, а где — старания родителей. Где происходили его внутренние самостоятельные устои, а где — скопированное поведение от родителей.

Какой он был на самом деле, этот мальчик?

— Зато ты такой человек, который никогда не уйдёт и не отвернётся, — начала я неожиданно, но с каждым произнесённым словом вкладывала всё больше поддержки и желания донести нужную мысль. — А таких сейчас мало, поверь мне. Ты тот, кто не скупится на низкие устои, кто пожертвует всем ради другого. У кого никогда не пропадёт улыбка с лица — иначе как ещё подбодрить несчастных? Ты тот, кто дарит тепло не только от термоса чая, но и от моральной защиты, ведь всегда всё выслушаешь, поймёшь, поможешь. Так многим не хватает человека, который будет с тобой в трудную минуту, и мне повезло встретить тебя именно такого — стойкого, надёжного, честного. Ты самый хороший человек, Джей.

Его глаза были полны невыпакланных слёз благодарности, а в свете солнца он впервые показался мне даже очень красивым: прямые каштановые локоны, плавные черты лица и детская невинность, когда губы изгибались в широкой дуге, а щёки покрывались лёгким румянцем.

А я ничего не испытывала.

— Думаешь?

— Уверена, — это самое малое, что я могла сказать ему после всего.

И он задумался, прежде чем принять очевидную правду.

— Наверное, это и есть настоящий я.

А какая настоящая я?

Всю жизнь я считала себя богиней. Сама всё преодолела, сама прошлась по головам, сама достигла целей. Я стильная, развратная, гордая. Меня не остановить и не одолеть — божество на грани всемогущества, смерти и красоты. Нет никого выше — я и есть бесконечный предел.

Одиночество. Чужесть. Боль. Сомнения. Падение...

Я тонула в этих чувствах, как только переставала играть на публику. Маска ли это? Вторая личность? Закон собственной натуры? Где кончалась «я злая» и где начиналась «я настоящая»? Сколько было меня во мне же самой?