Никаких больше попаданцев!
Шрифт:
– Не такой ценой, - но слова Покорителя заставили вновь взглянуть тому в мечущие молнии глаза. – Своими здесь появлениями вы ставите под угрозу жизни тысяч невинных, что не подписывались на подобное. Человечество (я уверен, не важно, в каком мире) жестоко, но умеет прощать. Ты же не просил прощения. А лишь бесцеремонно заявился в этот мир, всем своим естественном ТРЕБУЯ, чтобы тебе отпустили грехи. Жадность, Похоть и Гордыня ведут вас. Гнев, Лень и Обжорство удерживают. Зависть же – само ваше естество.
– … - более Кавасаки не мог ничего сказать или сдержать роста Пустого доспеха, постепенно покрывающего его тело, пластина за пластиной впиваясь в его кожу.
– Это великий Эгоизм, ставить на кон жизни миллионов, чтобы получить возможность «начать всё
Копье грома пронзило свалку элиты из небесных покоев, разгоняя последних вшивых бродяг, что еще не убрались отсюда попрошайничать после ночлежки. Бронированные руки, скрещенные в блоке, сдержали удар. Отдача прошлась не только по всему телу Ино, но и заложила уши. Его накрыла абсолютная тишина. Впервые за долгое время. Ибо даже мысли и поселившийся в них навечно демон затихли. Идеальный штиль ввёл попаданца в состояние потока, и он устремился вперёд.
Реактивные струи из спины и сгибов рук и ног подгоняли его вперёд. Когти были наготове. Ино даже выпустил собственные клыки. Смола наполнила тени вокруг. Тело его изогнулось и видоизменилось в последнем прыжке до цели. И тут он услышал собственные потаённые мысли, команды, отданные погруженному в доспехи телу, озвученные на всеобщее обозрение:
– Перекрёстный Пламенный Крест! – ему на миг показалось, что Система вновь активировалась, но голос, что произнёс, пускай и с ноткой искусственности, эти слова, принадлежал ему самому.
***
Лайт усмехнулся и одним широким размахом снёс попаданца ровно в тот момент, как тот развёл свои руки, дабы совершить Крест. Его жалкие ручонки, следуя интуитивной воле оглушенного хозяина, выпустили по струе синего пламени, что должно было покрыть когти и усилить удар, в разные стороны. Но еще до этого на бледного демона обрушилось и название приема:
– Громовой рассекатель Сотни небес! – голос Дэя будто изверг пучок молний.
Треск и вонь обгоревших доспехов донеслись до Покорителя, наполняя уверенностью и решимостью. Он готов был явить этому бою свой следующий прием:
– Уничтожающие и унижающее самих Богов Пронзание! – копье его метнулось прямо вперёд, кончик же устремился прямо в сердце отброшенного в сторону попаданца.
Его копье молнии покрыли подобно наматываемым на него ниткам, формируя пред ликом врага спираль, находящуюся в постоянном кручении. Крикливый плакса своей тушкой пробил одну из стен здания, укрывавшего это вонючее место с севера. Все люди в нём заранее эвакуировались по приказу Бюро либо на верхние этажи, либо вовсе вызывали такси в соседние здания, даже районы. Лайт мог разойтись на полную. Три изумруда на его бронзовом браслете ярко горели совсем несвойственным им золотым оттенком, передавая силу Покорителя, облачая её в слова.
Попаданец очухался и сорвался с места, вместо себя заставив устремиться вперёд «Проклятого Клона». Звук передавался обоим бойцам вне зависимости от расстояния (пока оно не превышало максимальное) и преград, напрямую передаваясь в разум. Потому Дэй отлично понимал, когда и куда его оппонент выбросит свою очередную «Струю Пламени». Благородства ради (а точнее воли артефакта ради), название каждой атаки возникало в умах бойцов еще до того, как они успевали привести её в действие. Скудный умишко попаданца, неприспособленный к такому, не успевал придумывать путанные или мудрёные названия, раскрывая его.
«Бесконечные ливни златых Молний», «Адские извержения низвергнутого Грома» и «Стягивающие саму Реальность Бури» же давили на его восприятие еще сильнее. «Правила игры» или же Система, которую навязывал браслет Лайта, по правилам Честной Игры постепенно вливались в разум еще не отрастившего рога хвостатого демона, невольно заставляя с ними считаться. Только не сложно догадаться, что наученный вариться в этой Системе Дэй не только заранее
заготовил название сотне другой своих приемов, но и сделал их настолько длинными, что с последними буквами в их названии, до оппонента доносился и заточённый в них Хаос. Это никак не давало попаданцу адекватно воспользоваться той «уязвимостью», которой наделял «говорящий» браслет обоих воинов.По крайней мере, зажимая его в тиски своими «Парными небесными громовыми клещами», так считал Лайт, орудуя уже двумя копьями. Демон из раза в раз повторялся или же сбивался, пытаясь выдумать завороченное название. Детской глупостью было пытаться на ходу сочинить такие же бредни, что накапливал в своих заметках на телефоне Дэй. Но прежней ухмылки это у него не вызывало. А лишь желание усмирить сея запутавшееся дитя.
***
Окончательно замучавшись противостоять превосходящему его по силе духа и по мастерству противнику, Ино попытался излить свои боль и отчаяние в виде густого слоя смолы, обильными потоками начавшей вырываться из дыр и сочленений его доспеха. Десяток уже Проклятых Клонов окружили его, формируя вокруг живой щит всё разрастающихся тел. Взглянув на них через залитые кровью глазницы маски, он по первой реакции своего разума и тела понял, отчего Пустой так устрашился их и поддался резне на Четвёртом. Но не успел Кавасаки и приказа им отдать, как услышал:
– «Запретное искусство: Пять столбов, пять Королей, пять орудий Казни!»
Покоритель пропал из виду, а вокруг попаданца возникла пятёрка прозрачных колонн, наполненных его золотым Хаосом, очерченные лишь линиями, что формировали снисходящие высоко с небес молнии. Внутри каждой сформировалось по копью, отличному от тех, что использовал до этого Покоритель. Они были огромными. Каждое из этих орудий назвали бы не двуручным, а четырёхручным. Но копейщика это не смутило. Он возник пред глазами Кавасаки снова близ северной колонны и вырвал из неё копье, одновременно метнув в его сторону. Стена Проклятых приняла основной удар на себя. Бросок был подобен не то что выстрелу из пушки, но пуску ракеты, разве что наполненной молниями в бутылке. Новый бросок, на который Ино не успел отреагировать, породил новую расходящуюся златую крону из искрящихся потоков, соприкоснувшись с Клонами. От третьего копья они уже Кавасаки не спасли, погружая в забытье, подобное утягивающей демоническими щупальцами Бездне. Четвёртый выпад Покорителя пробудил демона.
А потому пятое копье Пустой успел перехватить еще до того, как оно достигло его рогатой маски. Ему недолго пришлось удерживать молнию в руке, чтобы она утихомирилась, а создатель её снизошёл до него вновь. Одного мельком брошенного взгляда на чудовище, потерявшее в миг человеческий облик, хватило Покорителю, чтобы они с демоном оба одновременно заявили, что:
– Настоящий бой только начинается!
Глава 12. Альтер
Лайт Дэй сражался, постоянно удерживая Хаос вне своего тела, отдавая ему «команды» и «приказы», не пропуская для этого сквозь себя. Одной из причин этого, конечно, был его пятилетний опыт Покорения. Однако расчищать от мусора, теней и смолы округу своими молниями ему с таким мастерством сейчас помогали те знания и умения, что он обрёл за последний год-полтора. За то время, что носил на своей шее Диктора.
Все печати спали с его тела. Покрытые златыми раскатами копья закручивались в руках, скользили меж пальцами, накапливая Хаос в себе и выпуская обратно. Ему до сих пор они были нужны, как проводники собственной воли Покорения. Ибо поле боя ныне заряжали целых ПЯТНАДЦАТЬ единиц его Хаоса. Пять собственных, пять ранее заключенные в печатях, и еще пять давал именной браслет-артефакт, выполняя базовую функцию любого творения Храма.
Многие умелые воины древности и Покорители современности советовали сделать оружие продолжением собственного тела. Но Лайт ничего общего с Хаосом на таком уровне иметь не желал. Он вообще искренне ненавидел идею делать Хаос орудием человечества. Вот только при этом продолжал сражаться в рядах Покорителей. И всё ради одной, недостижимой цели…