Никита Хрущев

Следующие два дня, проведенные уже в Нью-Йорке, оказались очень напряженными. На приеме у мэра города Р. Вагнера присутствовало около двух тысяч человек, к которым Хрущев обратился с большой речью. Затем состоялся более узкий прием у видного дипломата и общественного деятеля А. Гарримана. Вечером того же дня Хрущев должен был присутствовать на обеде в свою честь в Экономическом клубе Нью-Йорка. Как писали газеты, «это было самое большое собрание крупных бизнесменов, которое когда-либо происходило под одной крышей». И здесь Хрущев произнес большую речь и ответил на многочисленные вопросы. На следующий день Никита Сергеевич осмотрел город, посетил вдову президента Ф. Рузвельта, осмотрел дом-музей Рузвельта и возложил венок на его могилу. После этого он проследовал в главное здание ООН, где проходила осенняя сессия Генеральной Ассамблеи. Хрущев произнес большую речь, главными темами которой были разоружение, германский вопрос, вопрос о приеме КНР в ООН.

19 и 20 сентября Хрущев провел в Калифорнии, посетил Лос-Анджелес, Сан-Франциско. В Голливуде в честь Хрущева состоялся большой прием. Советский премьер побывал в магазине самообслуживания и в столовой самообслуживания; эти формы торговли и общественного питания стали вскоре широко применяться и в СССР. В Сан-Хосе Хрущев осмотрел завод счетных машин. Он вступил в острый спор с лидерами американских профсоюзов АФТ-КПП, после чего прошелся по улицам Сан-Франциско и посетил штаб-квартиру профсоюза портовых грузчиков. Различными встречами и прогулкой по заливу был заполнен и день 21 сентября.

22 и 23 сентября Хрущев посетил штат Айова, в столице которого он осмотрел завод сельскохозяйственного машиностроения, мясокомбинат, торговую палату. Утром 23 сентября Никита Сергеевич посетил большую ферму своего знакомого Р. Гарста, где группа советских комбайнеров проходила обучение технике возделывания кукурузы без применения ручного труда. Вечером этого же дня Хрущев вылетел в Питтсбург и побывал на большом машиностроительном заводе.

24 сентября он вернулся в Вашингтон. Советское посольство устроило большой прием для дипломатов и высших чинов официального Вашингтона, однако Хрущев пригласил на прием некоторых лиц, судьба которых как-то была связана с СССР. Присутствовал, например, молодой пианист Ван Клиберн. Он занял в 1950 году первое место на конкурсе им. Чайковского в Москве и быстро стал очень популярен.

День 25 сентября Хрущев провел в загородной резиденции американских президентов Кэмп-Дэвиде. Беседы и переговоры с Эйзенхауэром продолжались и на следующий день, а также утром 27 сентября. Часть встреч проходила «с глазу на глаз», правда, не без помощи переводчиков. Хрущев побывал на личной ферме президента и познакомился с его семьей. 27 сентября Никита Сергеевич выступил с речью, которая транслировалась по основным каналам американского телевидения. Вечером того же дня Хрущев вылетел в Москву. Отдыхал он только в самолете. Почти сразу после прибытия в Москву во Дворце спорта состоялся митинг, на котором Хрущев подводил итоги своего визита в США. Через день Хрущев снова поднимался на борт самолета, чтобы лететь не на Запад, а на Восток – для участия в торжествах по случаю 10-летия КНР.

Результатом поездки Хрущева в США стала общая разрядка в отношениях между СССР и западными странами. Об этом свидетельствовал даже такой небольшой по значению факт, как поздравление Хрущева У. Черчиллю по случаю 85-летия бывшего английского премьера. Черчилль был приятно удивлен полученной телеграммой. В своем ответе он писал, что тронут поздравлениями Хрущева и надеется, что «мы найдем путь, который приведет к урегулированию для всех». Улучшились отношения с Италией, президент Италии Дж. Гронки предпринял официальный визит в Москву. В конце марта 1960 года состоялся визит Хрущева во Францию, который привлек внимание если не всего мира, то во всяком случае всей Европы. У власти во Франции с 1958 года находился генерал де Голль. Он выступал за независимость Франции, за ослабление ее политической зависимости от США и военного блока НАТО. Де Голль повел решительную борьбу против расистских и правых групп в Алжире и склонялся к заключению мира в этой стране. Все эти тенденции, естественно, находили позитивный отклик в Москве. Де Голль встречал Хрущева во Франции, и их переговоры начались в первый же день. Никита Сергеевич провел в Париже три дня, осмотрел город, выступил в муниципалитете, в Торговой палате и Ассоциации демократической прессы. Затем он совершил поездку по стране, побывал в Марселе, Бордо, Ниме, Арле, Дижоне и других городах. В некоторых из них Хрущев провел лишь несколько часов, но всюду его приветствовали десятки тысяч горожан, иногда подолгу ожидавшие вдоль дорог и улиц почетного гостя. Было видно, однако, что Франция – это страна не только с сильными левыми партиями, но и с влиятельными правыми группировками, которые старались срывать и уничтожать приветственные плакаты. В происходивших иногда столкновениях один рабочий был убит, а несколько человек ранено. Даже на Елисейских Полях на пути следования Хрущева и де Голля полиция арестовала бармена, у которого под стойкой лежали бомбы. В последние два дня визита Хрущев вел переговоры с де Голлем, встречался с лидерами французских профсоюзов, посетил завод «Рено», побывал в «Гранд-опера» на «Кармен». Он выступил с большой речью по телевидению и после заключительной пресс-конференции вернулся в Москву.

Улучшение отношений между СССР и странами Запада привело к идее провести новую встречу глав правительств СССР, США, Великобритании и Франции, чтобы продолжить обсуждение проблем, начатое на аналогичной встрече в Женеве в 1955 году. Вскоре все предварительные вопросы были согласованы, и встреча глав государств должна была состояться в середине мая 1960 года. Еще через месяц намечалась поездка президента США Д. Эйзенхауэра в Советский Союз. Но все эти планы рухнули вместе с американским самолетом-разведчиком, который утром 1 мая пересек с юга границу СССР и который удалось сбить ракетой в районе Свердловска.

Надо отметить, что полеты американских сверхвысотных самолетов-разведчиков, фотографировавших советской территории, происходили давно, начавшись еще во времена Сталина. Эти самолеты пролетали даже над Ленинградом и Москвой, иногда в дни наиболее торжественных праздников. Советская печать ничего не сообщала об этих унизительных для СССР вторжениях в его воздушное пространство, так как наша страна не могла тогда помешать подобным полетам. Лучшие советские истребители поднимались не более чем на 16 километров, и высота в 20 километров оказалась недостижимой и для зенитной артиллерии. Военные специалисты докладывали Сталину, что лучшим способом прекратить американские разведывательные полеты могло бы стать создание особой зенитной ракеты «земля-воздух». Этим отчасти и объясняется раннее развертывание в СССР работ по ракетостроению. И вот теперь, в 1960 году, достаточно точные зенитные ракеты поступили на вооружение советских войск ПВО.

Еще летом 1959 года перед визитом Хрущева в США Д. Эйзенхауэр дал директиву временно прекратить полеты над СССР. Но в апреле 1960 года они возобновились. Советские ракетчики смогли, однако, сбить один из американских самолетов только 1 мая 1960 года.

А. Н. Шелепин, бывший в то время председателем КГБ СССР, вспоминает: «Тогда глубокой ночью в канун праздника 1 мая 1961 года (через тридцать лет трудно быть точным в датах: А. Н. Шелепин ошибся, речь идет о 1 мая 1960 года. – Р. М. ) меня разбудили и сообщили, что южную нашу границу пересек иностранный самолет неопознанной принадлежности. Я тут же из дома позвонил в штаб ПВО страны и спросил, известно ли им об этом. Мне ответили, что это вымысел. Тогда связался по телефону непосредственно с начальником погранзаставы, который докладывал об этом, и в разговоре со мной он все подтвердил. После этого разбудил Хрущева, сообщил ему о самолете-нарушителе. Он поручил найти министра обороны СССР Р. Я. Малиновского, чтобы тот немедленно позвонил. Министр позвонил Хрущеву и после разговора с ним учинил жестокий нагоняй своей службе. Хрущев приказал сбить самолет ракетой. Что и было сделано.

А уже во время парада на Красной площади 1 мая мне доложили, что летчика США Пауэрса, который катапультировался из самолета, нашли и арестовали. Об этом я немедленно сообщил на Мавзолее Хрущеву. Летчика было приказано доставить в Москву» [126] .

Хрущев объявил об инциденте 5 мая на сессии Верховного Совета СССР, умышленно не назвав района, в котором упал самолет, и не сказав, что спустившийся на парашюте летчик Ф. Пауэрс схвачен живым и невредимым. Предполагая, что самолет и летчик уничтожены, госдепартамент США сделал заведомо ложное заявление о «метеорологическом самолете», который якобы исследовал верхние слои атмосферы над Турцией и Ираном и случайно пересек границу СССР. Лишь после этого Хрущев объявил, что самолет сбит над Уралом, что летчик жив и дает показания советским властям и что среди остатков самолета найдена фотопленка со снимками советских военных объектов. После этого Правительство СССР направило ноту протеста Правительству США. Американская сторона не принесла, однако, даже формальных извинений Советскому Союзу. Более того, госсекретарь США Гертер пытался оправдать полеты американских самолетов над советской территорией «излишней секретностью СССР».

До совещания в верхах оставались между тем считаные дни. Н. Хрущев вылетел в Париж вместе с А. Громыко и маршалом Р. Малиновским. На предварительной встрече глав государств Хрущев заявил, что он будет участвовать в совещаниях лишь в том случае, если Эйзенхауэр осудит и запретит полеты американских самолетов над СССР и накажет виновных. Президент США отказался принять это требование, он заявил лишь о временном прекращении полетов и выдвинул предложения об «открытом небе» над США и СССР, которое Хрущев немедленно отклонил. Совещание в верхах оказалось сорванным. Советская сторона отменила и намечавшийся визит Эйзенхауэра в СССР ввиду того, что советские граждане «не могут в сложившейся обстановке принять президента США с должным гостеприимством». В советской печати резко увеличилось количество материалов с осуждением США.

«Накануне встречи Хрущева с Эйзенхауэром, – пишет Ф. М. Бурлацкий, – был подготовлен целый пакет важных предложений, проектов и соглашений. Мне довелось участвовать в обсуждении некоторых из этих документов. Я до сих пор убежден, что, если бы они целиком или даже частично были приняты, удалось бы избежать в последующем и Берлинского, и Карибского кризисов, и нового ужасающего витка гонки вооружений.

Когда я думаю об этом эпизоде, меня больше всего мучает мысль о политике как о кладбище утраченных возможностей. Тридцать лет назад, я убежден, можно было начать медленное, но последовательное продвижение по пути ограничения гонки ракетно-ядерных вооружений. В конце концов, как показали все последующие события, это был центральный вопрос. Но обе стороны, каждая по своим мотивам, оказались не готовыми осознать это. Американцы потому, что знали о своем огромном превосходстве в таких вооружениях и питались иллюзией, что оно будет сохраняться всегда; советские руководители – потому, что испытывали постоянный комплекс неполноценности из-за американского превосходства» [127] .