Никогда_не...

А от неё, выходит, утаивали. Врали в глаза. И осознавать, что непогрешимые взрослые, на которых она в чём-то равнялась, оказались очень даже грешны — это очень тяжело. Особенно в первый раз.

— Ты Денису обед принесла? — продолжает Артур совершенно спокойно. И, если бы не побелевшие костяшки пальцев, которыми он сжимает полуоткрытую дверцу машины, я бы ни за что не поверила, что спокойствие это — напускное. Спортивная выдержка, не иначе. Пока ты играешь, ты не поддаешься чувствам.

А наша игра проходит на грани такого фола, что даже тяжело представить, что будет, если мы сейчас все провалим.

— З-завтрак… — поправляет Эмелька, моргая ресницами, с которых вниз, на щеку, падают две большие крупные слезы.

— А, точно. Завтрак. Теперь слушай меня сюда. Хорошо? — тон Артура становится еще спокойнее, еще доверительнее. Ох, как же это опасно — говорить так после того, как тебя уличили в первостатейном вранье, поймали с поличным на месте.

Эмелька, еще раз быстро и испуганно зыкнув то на меня, то на Артура, согласно кивает.

— Ты сейчас идёшь к Дэну. И остаёшься у него. Никуда не возвращаешься, никому не звонишь. Понимаешь о чем я, да?

— Д…да, — ее выдавливает из себя Эмель, и в этот момент мне становится ее действительно жаль. Ведь Артур ставит ее перед выбором — покрывать нас или остаться честной перед своей семьей, которую она любит. Не самый легкий выбор для девочки шестнадцати лет.

— Через час я вернусь. Ровно через час. Сколько там? — он бросает быстрый взгляд на мои часы.

— Без двадцати семь, — отвечаю я совершенно чужим голосом.

— В половину восьмого я вернусь. И мы обо всем поговорим. Я всё тебе сам объясню. Час сможешь выдержать, чтоб не наломать дров?

— Час — да… — Эмель пригибая голову, громко вздыхает и одной рукой вытирает слезы. — А Дэн… Что мне ему сказать?

— Ничего. Я сам ему все скажу. Давай, беги быстро. Быстрее, а то суп остынет. Он ждёт уже. Я сейчас заскочу на минуту, предупрежу его, что ты меня подождёшь. И потом — встречаемся через час. Через час, поняла меня?

Точно таким же тоном он говорил с ней в ту ночь, когда Эмель звонила ему в слезах с просьбой забрать ее с выпускного — только тогда я еще не знала, кому принадлежит голос на том конце, а она не имела понятия о том, что я могу ее узнать. Ведь для неё я и её дядя — два разных, не пересекающихся мира, которые она и хотела, но всё не могла столкнуть.

— Давай в машину, быстро, рядом с Вэлом, — только и успевает шепнуть мне Артур, пропихивая переставшего сопротивляться дизайнера в салон, а следом за ним — и меня. — Я сейчас, — говорит он, захлопывая за нами все дверцы. — Перетру с Дэном по-быстрому, чтобы хоть тот языком не трепал лишнего.

Спустя пять минут он возвращается, молча садится на своё место и жмёт на газ — без единого слова. Первый раз оказавшись в машине не рядом с ним, а сзади, на месте пассажира, устав поднимать с колен голову Вэла, продолжающего дрыхнуть, я сижу без движения и удивляюсь тому, каким колким, сосредоточенным, даже отчуждённым может быть Артур. Сейчас он весь в себе, погружён в ту проблему, которая неожиданно свалилась нам на голову, как будто из без того мало сложностей.

До промзоны и нашего дома мы доезжаем очень быстро — сегодняшняя наша поездка началась с высоких скоростей, ими же она и закончилась. Вот только вчера мы не были на волосок от того, чтобы засыпаться в самый неподходящий момент.

Черт бы его побрал, этот флешмоб, думаю я, пока мы, всё так же молча, вытаскиваем Вэла из машины, и Атрур, перекинув его руку себе через плечо, только бросает:

— Я сам его доведу.

Передаю ему связку ключей и устало опускаюсь на небольшой, уже разогретый утренним солнцем камень. Почему-то сейчас мне тоже хочется заплакать, вот только я не знаю, имею ли на это право.

Я сама знала, на что шла. Сама знала, что будет трудно. И сама сказала: «Плевать на всех» и ему, и себе

И почему-то мне кажется, что сейчас Артур жалеет о том, что поддался этим словам.

Он возвращается очень быстро, а может, не очень. Не знаю, сколько прошло времени. Я просто сижу, даже не ожидая его, прикрыв глаза и слушая, как шуршит по равнине пыль, а вдалеке раздаётся мерный гул жизни города, который не звал меня к себе, но с которым я никак не могу расстаться.

— Полина? Эй, ты что? Полин? — теперь голос Артура не отрывисто-жесткий, в нем слышится не то испуг, не то непонимание.

Открываю глаза и по его взгляду вижу — всё-таки, испуг. Или, может…

— Ты жалеешь о том, что решил, да? Ты только сейчас начинает понимать, чего это будет тебе стоить и как будет тяжело. Ты можешь ещё отказаться, Артур. Скажи Эмельке, что замутил со мной быстрый роман ни о чем, и что это всё ничего не значит. А я уеду — хочешь, даже сегодня вечером? На перекладных, вместе с Вэлом. А потом уедешь ты сам — когда решишь все с делами, спокойно найдёшь, кому передать станцию. В область уедешь, недалеко. Ты же понимаешь, что если уедешь со мной, твои тебя никогда не простят. Я сегодня по реакции Эмельки увидела и поняла — всё. У тебя не будет больше семьи, Артур, понимаешь? А так — побесятся и примут, как обычно. Но только без меня. А со мной это исключено. Они не простят мне, что, зная их столько лет, я водила их за нос. И мне, и тебе не простят.

В этот раз Артур мня не перебивает — просто слушает, устало глядя перед собой и всем видом показывая — у тебя всё?

Его слова только подтверждают мою догадку.

— Всё сказала? Я уже тебя не перебивал.

— Н…ну да, — я слегка удивлена и даже уязвлена тем, что он не пытается со мной спорить. Нет, я говорю ему это не потому, чтобы он меня переубеди. Но всё же, я не ожидала, что Артур вот так легко согласится.

— Это в какой — в третий раз ты пытаешься съехать с темы?

— С какой темы? — по-прежнему не понимаю его я.

— С нашей общей. Так я думаю, если дать сказать — может, тебя отпустит, навсегда. Может, ты всё время возвращаешься к этому, потому что я закрываю тебе рот, а надо выговорить эту заразу… Ну, чтоб она вышла из тебя как болезнь. И больше не возвращалась. Теперь всё, я спрашиваю?

— Н…не знаю, — совсем глупо всхлипываю я, потому что слишком растеряна и не могу сдержаться. — Я ничего не знаю… А тебе… тебе ехать надо, — вспоминаю я о его обещании Эмельке. — Ты сейчас опоздаешь, а Эмель расстроится и раззвонит всем.

— Да щас, — говорит Артур и, громко вздыхая, обнимает меня. — А с тобой что? Сначала сидишь тут как камень. Потом в слёзы. И потом говоришь — уезжай. А как мне ехать? Я что — чурбан какой-то? Так даже Вэл говорит, что я только кажусь каким-то быдлом, а на самом деле… — он снова шумно переводит дыхание. — Я волнуюсь, Полин. Ну, чего ты? Надо уладить вопрос с Эмель — я улажу. Отвечаю тебе. Я её хорошо знаю, я найду, что ей сказать. Она будет молчать и ничего не скажет матери.

— Тама…ре Гордеевне? — уткнувшись ему в грудь, бормочу я.