Нимай Дас

Преданный, который вёл киртан, был искусным певцом, а его звучный голос был бы слышен, наверное, и без микрофона. Многие преданные играли на мридангах и караталах. Индусы, принадлежавшие к Движению, танцевали вместе с западными преданными, остальные же индусы сгрудились у стен и с любопытством наблюдали за танцующими. Преданные постоянно меняли танцевальные движения, а тот, кто вёл киртан, пел мантру Харе Кришна на разные мелодии, и время от времени он начинал также петь какой-нибудь бхаджан, прославляющий Господа Нитьянанду. Иногда танцующие преданные перемещались к алтарю с Божествами Гауры-Нитая, одетыми, как всегда, с необыкновенной изысканностью и великолепием. Сегодня на Них были зелен о-красные одежды. Их поднятые руки говорили о том, что Они - истинные вожди всех поющих и танцующих. У Их стоп располагались мурти Шрилы Прабхупады и Бхактисиддханты Сарасвати, оба были одеты в шёлковые шафрановые одежды и слегка улыбались. Затем танцоры переходили к центральному алтарю, где стояли большие Божества Кришны и Баларамы. Все знали, что Баларама также был Нитьянандой, и испытывали наслаждение, сознавая (хоть и теоретически), что между двумя Божествами существует внутренняя связь. И все любовались тем, как непринуждённо Господь Баларама опирался на плечо Своего младшего брата, который был Верховной Личностью Бога. После этого преданные оказывались перед Радхой и Шьямасундарой, увлечёнными

своей мадхурья-лилой, а потом перемещались в центр зала, откуда могли видеть все Божества одновременно.

Пуджари вновь протрубили в раковины, что означало завершение церемонии арати, но киртон, продолжался и после окончания арати. Преданные, которые вели кир-тан, были все мокрые от пота, а их лица сияли радостью и воодушевлением. Среди множества собравшихся преданных Нимай увидел только двух-трёх американцев, однако у него было такое ощущение, словно все они были одной большой семьёй, к которой принадлежал и он. Все они были последователями Прабхупады, и их всех объединяло общее понимание сокровенных истин сознания Кришны. И даже если между ними существовали разногласия, во время киртана все забывали о них.

Час спустя некоторые пожилые женщины и мужчины вышли из толпы преданных и отошли в сторону, но основная масса преданных продолжала петь и танцевать. Нимай вдруг почувствовал дурноту. До этого он не обращал внимания на боль в теле, так как ему очень хотелось принять участие в праздненстве, однако сейчас он вновь почувствовал недомогание: его тошнило, суставы ломило, а желудок и кишечник сжимали спазмы, какие бывают при поносе. Он отыскал Пуджу и спросил его, не могли бы они вернуться в ашрам. Пуджа стоял среди тех, кто не принимал участия в танце, однако всё это время он пел вместе со всеми. Он и Нимай вышли на улицу и отправились в ашрам.

Когда они ехали на рикше, окутанные непроницаемой таинственной тьмой ночи, Пуджа сказал:

–  Ты довольно хорошо танцевал для больного.

–  Как здорово всё-таки быть вместе со своими духовными братьями, - сказал Нимай.

–  Да, - проговорил Пуджа.
– Но я не видел почти никого из руководителей. Они, наверное, все сидели наверху в своих комнатах и плели интриги.

Вернувшись в ашрам, они обнаружили, что их комнату обокрали: замок в двери был взломан, и из комнаты исчезли магнитофоны, спальные мешки и дорожные сумки. Пуджа начал ругаться, сокрушаясь о пропаже обратных авиабилетов, туристских чеков и своего паспорта, который он оставил в сумке. Он решил тут же идти в полицию, чтобы сообщить о краже. Нимай лёг на цементный пол и накрылся чадаром, но через несколько минут ему пришлось встать и пойти в туалет: у него опять начался понос. Когда же он вернулся в комнату, его начало трясти от холода. «Ну вот, Чхота, - проговорил он, - зато мы побывали на киртане».

Глава 9

(Н.д.б.)

Если я расскажу вам, что я видел лёжа в бреду, вы подумаете, что я восхваляю майю. Я долго думал, поможет ли мне подробный рассказ обо всём, что я видел в бреду, достичь поставленной передо мной Гурудевом цели, и пришёл к выводу, что это действительно может мне помочь. Пациенты психоаналитика, как я слышал, даже специально рассказывают врачу свои сны, чтобы тот проанализировал их.

Даже сейчас, когда я вспоминаю о своём бреде, я чувствую страх, но если Кришна показывает вам что-то, что вас пугает, и в результате этого у вас появляется желание измениться, то этот страх является благом для вас.

Хуже всего было то, что я был совсем один. Пуджа поехал в Дели, чтобы получить новые билеты и паспорт взамен украденных, а в «Према-бхакти-ашраме» никто не говорил по-английски, да и никого особо не беспокоило, что я лежу больной. Жившие в ашраме, вероятно, уже привыкли к тому, что приезжие постоянно заболевают, и, глядя на меня, они, наверное, думали: «Ещё один». В Индии каждый приезжающий чем-нибудь заболевает, и там это считается в порядке вещей, поэтому никто не будет сидеть около заболевшего, держа его за рук}7 и каждый час спрашивая: «Ну как ты, Прабху?». Однако когда это случается с вами, и вы лежите больной в полном одиночестве, вы чувствуете себя всеми покинутым.

Утром я проснулся весь в поту, но через несколько минут меня начал бить озноб. Я видел то, чего в реальности не было, и это было похоже на ночной кошмар. Вначале я услышал топот множества бегущих мышей, а потом увидел и их самих. Это были не Чхота и его братья, а обычные мыши. Мне казалось, что я действительно вижу их, но всё-таки я не был в этом уверен. Потом я увидел Гопидаса Бабаджи, который стоял надо мной и смеялся, но не доброжелательно, а словно демон. Он хохотал и кричал: «Твоя раса быть мышью! Ха! Ха! Ха!».

Мне чудилось, что меня судят, и я чувствовал себя виноватым в том, что поклонялся мышам. Чей-то голос говорил, что моя дружба с Чхотой - нечто вроде извращенной религии, наподобие чёрной магии, и поэтому я получу то, чего хотел - стану мышью. Я чувствовал себя ужасно виноватым в том, что отклонился от истинного пути. «Ты молился мышам, а не Кришне, так получи же по заслугам. Ха! Ха! Ха!» - слышал я. Итак, я должен был стать мышью из-за того, что делал не то, что следовало, и комнату буквально наводнили мыши, которые стали бегать по всему моему телу. Я чувствовал присутствие Зла и понимал, что совершил грех. Так меня наказали за то, что я поклонялся не Кришне, а мышам.

Я видел сердитые лица: Гурудев, Вибху, мои отец и мать и сотни индусов смотрели на меня с презрением и осуждающе говорили: «Вот кто ты такой».

Кажется, я кого-то звал, но никто не приходил на мой крик. Время от времени какие-то люди заглядывали в комнату, говорили что-то на хинди и уходили, не обращая на меня никакого внимания, словно я был неодушевленным предметом. Когда мне становилось совсем худо, я слышал топот бегущих животных, более крупных, чем мыши, и мне казалось, что комната кишмя кишит крысами, а я был не силах даже встать с пола и защитить себя от них. Меня бросало то в жар, то в холод. Мне ужасно хотелось пить. Я видел червей выползающих из пола. Я видел зелёную траву, которая внезапно желтела и увядала. И я всё время чувствовал запах испражнений.

Я был не в состоянии собраться с мыслями и подумать над тем, что со мной происходит; я почти всё время бредил, и меня мучили сильные боли во всём теле. Но я чувствовал себя виноватым и раскаивался в том, что избрал неверный объект для поклонения и не был преданным Кришны.

Но посреди всех этих кошмаров и страданий я пережил всё-таки и несколько замечательных минут. Я услышал вдруг звуки картона, идущие откуда-то из ашрама. Это был не громкий мелодичный киртан, какие бывают в ИСККОН, но это точно была маха -мантра:

Харе Кришна, Харе Кришна,

Кришна Кришна, Харе Харе,

Харе Рама, Харе Рама,

Рама Рама, Харе Харе.

Слушая эти звуки, я вдруг почувствовал себя в полной безопасности и понял всю важность киртанов и особенно пения маха-мантры. Я не мог подняться, но моя душа «полетела» туда, где шёл тот киртан, и нашла в нём прибежище. Я плакал и думал: «Кришна, Прабхупада, Гурудев, простите меня. Я не хочу быть мышью. Я вовсе не поклонялся мышам. Я хочу поклоняться только вам. Пожалуйста, простите меня».