Ниочема 4
Шрифт:
А как было не понять, если эта старая замшелая — в буквальном смысле — хищница вдалбливала ей в голову информацию часа два, не меньше. Алёна уже была не рада этой встрече. Её, конечно, приучили относиться к Предку по меньшей мере с благоговением. Но столько времени полоскать мозги — это чересчур. И ведь не убежишь никуда! Алёна пробовала, и не раз. И ничего у неё не вышло. Даже уши затыкать было бесполезно, слова словно бы возникали внутри головы, аккурат промеж этих самых ушей.
— Слабо верится, — проскрипела Щука. — Так что давай-ка, повтори хотя бы основные тезисы.
— А что их повторять? — с вызовом заявила девушка. — Я — ничтожество, бездарность и полный
Вообще-то щуки качать головами не могут. Но эта как-то умудрилась. Покачала головой и принялась говорить. Вроде бы и вслух, а вроде бы и сама с собой:
— Вот в кого такая поперечная уродилась? Ни к мужу почтения нет, ни к подругам, ни к Предку. Хотя сама прекрасно знает, что нынче за один заход делов натворила больше, чем за всю предыдущую жизнь. Столько дуростей упорола, что вряд ли в живых останется. И ладно бы только на свою непутёвую башку бед накликала. Так она еще и мужа под удар подставила, и подруг своих, и весь клан целиком. Надо бы и в самом деле посоветовать Песцову: если выживет девка, пусть для начала приложит армейским кожаным ремнем по нежному филею разков двадцать — двадцать пять.
Алёна навострила уши. Кажется, Щука не шутила. Выбраться из бетонного мешка у неё и вправду вряд ли выйдет. А если даже выйдет… Что будет с Олегом? Ведь ясно: едва только он узнает о похищении, кинется спасать. Разумеется, он поймет, что это ловушка, но всё равно пойдет. Тут его и…
Дальше фантазия отказывала, но непременно должно было случиться что-то настолько непоправимо-жуткое, что даже думать об этом не хотелось. А Щука тем временем продолжала:
— Как прибьют девку, надо будет перстенек не упустить, себе прибрать, присмотреть кого поумнее да поприличнее. Перстень девочке подбросить, в род взять, научить, воспитать. И с Песцом насчет женитьбы сговориться: мол, баш на баш. Вместо одной Щукиной будет другая, спокойная и покладистая.
Вот этого Алёна допустить не могла. Как так? Вместо неё в клане будет какая-то другая девка? Да ещё, поди, из простолюдинов? Неумелая, неучёная, ни ступить, ни молвить. И такую недотёпу в жёны к Олегу? Не бывать этому! Да она из кожи вон вылезет, но подобного срама не допустит.
Тем временем Щука закончила монолог, махнула хвостом, и девушка вновь оказалась в своей бетонной тюрьме. Тщательно припомнила всё, что узнала от Предка, и принялась за дело.
Где-то в одной из московских квартир
Маша полночи ворочалась в постели. Крутилась с боку на бок, считала глупых овец, скачущих через забор, пыталась не думать о белых обезьянах, но сон никак не приходил. Зато в избытке хватало глухого беспокойства да страха перед завтрашним днём. Окончательно измучившись, она накинула халатик и как была, лохматая и ненакрашенная, выбралась на галерею, тянущуюся вдоль всех комнат второго этажа. И увидела, как из соседней комнаты выползает точно такая же — в халате и со вздыбленными волосами — Вера.
— Не спится? — спросила Маша.
Не ради того, чтобы услышать очевидный ответ, а просто, чтобы хоть что-то сказать.
— Угу, — кивнула в ответ Вера.
При этом волосы её, живописно торчащие во все стороны, даже не шелохнулись. Такую фиксацию и с крутым фирменным лаком не всегда получишь, а тут повалялась в постели два-три часа, и готово.
Маша невольно фыркнула, глядя на такую икебану. Вера огрызнулась:
— На себя посмотри!
Сама же и посмотрела. Фыркнула в ответ. Спросила:
— Что делать будем?
Маша попыталась подумать и ляпнула первое, что пришло в голову:
— Айда чай пить.
Подружка
вздохнула:— Ну чай, так чай. Всё лучше, чем в спальне с ума сходить.
* * *
Нежить — она не спит. Либо по дому возится, обязанности свои выполняет, либо… Кто знает, что делают эти создания, когда нет работы. Скучают, наверное. Иначе отчего бы появлялись сбрендившие домовые и хранители? А способ привести их в чувство прост, как полено: заключить договор и поставить задачу. Это им Олег рассказывал. А он сам откуда взял — неизвестно. Может, сама нежить и рассказала. У него ведь есть личная домовая, которая повсюду с ним путешествует. Да-а, домовая с ним, а они тут сидят.
Вера грустно вздохнула и отпила еще глоток чаю. Он наполовину остыл, вкус испортился. Но звать повара и требовать свежего не хотелось. Девушка снова вздохнула.
— Об Олеге вздыхаешь? — спросила Маша.
— Угу. Повезло нам с ним.
— А почему ты так думаешь? — заинтересовалась Каракалова. — Ты не подумай, я не ради подколки спрашиваю. Просто ты каждый раз так на него смотришь — аж завидно становится: на меня бы кто так смотрел. Вот и захотелось узнать, что ты о нем думаешь. Давай, баш на баш. Ты расскажешь, я расскажу.
— А что тут рассказывать?
Вера подперла щеку ладонью, хлебанула чаю, скривилась и всё-таки мысленно позвала повара.
— Все, что у нас имеется — его заслуга. Статус, деньги, ранги, даже Предки. Сама ведь знаешь: это у нас в клане Предки живые, да, наверное, ещё у императора. А все прочие — спят. Представь: у нас такая беда, а мы сидим, как идиотки, и ждем, когда каникулы закончатся и муж с охоты, то есть, из ханства, вернется. Или отправляем гонца в Дикое поле, которого могут и перехватить. А так — ты попросила своего Каракала, тот Песца дёрнул, а уж клановый Предок весточку своему потомку передал.
— Да уж, — согласилась Маша. — Умом-то я, конечно, понимаю, но вот чтобы так представить — не пыталась. Бр-р-р-р!
Она зябко передёрнула плечами. Потребовала:
— А еще?
— Еще?
Вера задумалась. Тут как раз подоспел повар с чайником. Расставил полуночницам чистые кружки, разлил свежего чаю, блюдо печенья выставил и вновь исчез. Девушка ухватила свою кружку, отпила, одобрительно кивнула: мол, так-то лучше. И продолжила:
— Он хороший. И добрый. А главное, понимает меня, наверное, лучше, чем я сама.
— Не может быть! — не поверила Маша.
Лебедева усмехнулась:
— Так и есть, не сомневайся. Знаешь, как мы с ним познакомились?
— Нет, ты никогда об этом не рассказывала.
— Два года назад, в Академии на олимпиаде. Он тогда как раз выиграл первенство.
— Ну да, — откликнулась Маша, — помню. После его выступления вся наша гимназия на ушах стояла. Мальки понаделали значков с песцом и ходили с ними неделю, а то и две. А ты это к чему?
— Да понимаешь, я тогда с теткой вдрабадан разругалась. Она мне так-то не родная была, её Оленевы приставили меня пасти. У неё с Олегом жесткий конфликт вышел. Она его засудить попыталась, но в итоге её козни ей же боком и вышли. А я взбрыкнула и назло ей пошла знакомиться с победителем. Мы тогда полночи просто гуляли по Москве, пока ноги окончательно не заболели. А потом сели в какой-то кафешке на набережной, перекусили, вина выпили, и я сама не заметила, как ему все свои беды выложила. И он в минуту мне всё на пальцах объяснил, по полочкам разложил, и оказалось, что почти все проблемы я сама себе придумала. А потом задал мне вопрос, на который я до сих пор ответить не могу.