Ниоткуда с любовью

— Ничего себе. — Красовский пытался осмыслить то, что услышал, и не находил слов. Кто бы мог подумать… Так вот почему она так напрягалась, когда кто-то говорил на работе, что она всего лишь вечерница. Вот почему она так быстро начала во всем разбираться и почти не делала ошибок. Это объясняло очень многое.

— Но она не сказала вам об этом. — Наблюдая за его молчаливыми раздумьями, заметила Агния Петровна.

— Не сказала, — согласился Олег.

— Так что не думаю, что ваши небольшие размолвки здесь играют какую-то роль. Кто знает, почему она решила сбежать, но уж явно не только потому, что вы о чем-то молчали. К тому же, думаю, что во многих ее действиях все еще повинен подростковый максимализм.

— Возможно, это и правда, — сказал Олег замороженным голосом. Он думал о том, что сказал однажды Маше, когда они разговаривали о ее отце. Она тогда призналась, что возможно побег — это самое лучшее, что только может быть. Пусть все и говорят, что это не так. И если есть какой-то шанс проветрить голову и найти себя, то это уехать.

Красовский тогда очень категорично высказался, что это бред. Они едва не поругались. Олега поразила мечтательность, с которой девушка произнесла эту речь. Он понял, что она действительно могла бы убежать.

«Ты можешь посетить все города мира, но ни в одном из них ты не найдешь себя. А знаешь, почему? Да потому что ты не хочешь себя искать. Ты хочешь убежать от себя. И это совсем не одно и то же. Как можно убежать от того, чего ты сама-то толком не понимаешь?»

Неужели после их разговора она все же решилась на это? Неужели она смогла? Какое-то внутреннее чутье, быть может, то самое, что повлекло его сблизиться с Агнией Петровной и Женькой, подсказывало ему, что есть что-то, чего он не знает во всей этой истории. Возможно, при других обстоятельствах, Олег бы не стал унижаться и просто бросил бы ее, устав от ее детских поступков, очень сильно напоминающих капризы. Он бы собрал ее вещи и отвез бы Агнии Петровне и поставил бы, таким образом, точку отношениям, которые требовали от них обоих столько сил.

Но Олег не мог. Он чувствовал, что что-то не так и изо всех сил пытался это понять. И пока он не поймет, куда она исчезла, он не сможет оставить ее. Ведь отказаться от нее, бросить, не значит, стать свободным.

Уж в этом Олег Красовский никогда не сомневался.

* * *

Полина посмотрела на часы и вздохнула.

Катерина пообещала прийти и не пришла. Если она снова околачивалась в Затерянной Бухте, то у нее будут серьезные проблемы. Родион — вот кого она действительно боялась, а Полину даже в качестве его заместителя не воспринимала. В последнее время девушка сдерживалась с трудом, чтобы не проучить хамку и не рассказать о ее поведении отцу. Но возможно, однажды придется прибегнуть и к этой мере.

От той девчушки — веселой, проказливой, хитрой — мало что осталось. Точнее, все эти качества сохранились в ней, но применялись они, увы, уже не для совсем невинных проказ. Лето — свободное, безграничное многое изменило, Катьку невозможно было уже удержать в пределах дозволенного, и делала она все, что хотела.

Особенно пользуясь отсутствием сильного контроля. Сначала в командировку уехал отец. Долго отказывался, но Родион пообещал приехать к этому моменту и приглядывать за сестрой. Отец уехал, а Родион не смог приехать в тот же день, и невозможная Катька перекочевала в Полинины руки.

Ребенок бесился, лишенный внимания. Полине было это знакомо. Мягко говоря. Катька считала, что ее предали, бросили, что она никому не нужна. В ход пошли все почти не существующие воспоминания о матери, которая бросила их с Родионом много лет назад.

– В конце концов, она ведет себя сейчас, как я в самые худшие свои подростковые годы. Отец уже наверно не знает, когда мы все вырастем, — с грустным смешком заметил как-то Родион. Когда он приезжал, а это случалось раз в несколько недель, они хватали Катьку и таскали ее за собой повсюду, постоянно держа перед глазами — раз, и не давая чувствовать себя лишней — два. В тот день, как это часто и бывало, они бесились на пляже, расположившись в стороне и наблюдая за вездесущими туристами.

– Теперь ты понимаешь его чувства? — тихо спросила Полина. Ей нравился Андрей Валентинович, и она всегда считала его такой же пострадавшей стороной, как и Родиона с Катькой.

– Пытаюсь, — Родион пожал плечами, а потом искоса глянул на нее и ослепительно улыбнулся, заметая следы. В очках отразился заполненный народом пляж и краешек синющего моря. Полина лениво улыбнулась в ответ. Он тяжело вздохнул и перевернулся на спину, устраиваясь на ее коленях — знал, что ее не провести.

– Однажды твоя сестра просто перерастет все это, в конце концов, о вашей матери у нее сохранилось в десять раз меньше воспоминаний, чем у тебя.

– Да, но вот только когда это случится? Через месяц, через год, два?

– О, — протянула Полина скептически. — Посмотри на себя. Тебе двадцать, а иногда мне кажется, что ты и сейчас это не перерос.

– Это… другое. — С заминкой откликнулся Расков, и это было тем самым, о чем он вообще старался не упоминать.

Но Полину лишь бесила эта упертость между отцом и сыном.

– Ну да, как же я могла забыть, — она отклонилась и уперлась локтями в песок, наблюдая, как Катька барахтается на матрасе в воде. Выглядела она при этом вполне нормальным ребенком, а не как маленький домашний монстр. — Вражда в актерском клане! Что не поделили отец и сын, обсуждая смысл своей профессии?!

– Очень смешно, — замогильным голосом откликнулся Расков.

– По-моему тоже. — Полина не спешила сбавлять темп. — Ну что такого, что он был когда-то актером? Он просто разочаровался и все. И пытался предостеречь тебя от своего разочарования.

– А рассказать мне об этом ему было сложно? — Родион сдернул очки с носа и на Полину посмотрели его темные, затягивающие в омут глаза. — Знаешь, что я ненавижу больше всего? Не ложь, как таковую, а когда из якобы лучших побуждений что-то скрывают! Я не сахарная барышня, мне вполне можно рассказать правду, и уж я сам разберусь, что с ней делать! И вообще, не хочу я это обсуждать.

На его удивление, Полина не стала продолжать спор.

– Я тоже не горю желанием болтать об этом с тобой, — она откинулась на спину, больше не глядя на Родиона и скрывая, как и он, глаза за стеклами очков.

– Не горю, но… — предположил Родион мрачно.

— Не горю, но ты все равно слишком придираешься к своему отцу. — Отрезала она.

— Черт!

— Все.

Это было действительно хорошее лето. Счастливое…

Съемки должны были закончиться ближе к концу августа, а пока Раскову давали по два дня выходных в те дни, когда шли сцены без его участия, и он возвращался в город — похудевший, повзрослевший, словно он сумел заглянуть внутрь себя и то, что он увидел там, заставило его во многом усомниться.

Когда он уезжал, он и не знал, что из всего этого получится. Ему понравился сценарий, его очаровал главный герой, но он ни капельки не представлял себя в главной роли. В полном смятении, оставив позади себя семейные проблемы и театр, и эти новые для него отношения с Полиной, он приехал в Москву, и его закружила эта великолепная, отчасти напыщенная жизнь людей искусства — столь далекая от реальности, и прекрасно осознающая себя таковой. Они гордились тем, насколько были далеки. Только тут краешком сознания до него начало доходить, что возможно на это же он обрекает себя и в своем театре. Но это было все же нечто другое.