Нищенка и миллионер

– Эй, дэвушко!
– послышалось откуда-то. Евгения обернулась. К ней шел человек - низенький, пузатый, в фиолетовой футболке, с кепкой на голове.
– Дэвушко, куда бэжиш, пастой!

Евгения еще прибавила шагу, да человек бегал очень быстро - даром что низенький и пузатый. "Такое бывает, - сказала себе на бегу Евгения.
– Может, он раньше олимпийским чемпионом был, а потом из большого спорта ушел и растолстел. Бывшие спортсмены быстро толстеют и бегают". Человек был уже совсем близко.

– Что вам нужно? Я спешу!
– крикнула она ему на бегу.

– Да нэ спэши, девушко, дарагой, дай к тэбэ подойты!

– Зачем?

– Сказат адын вещ надо!

Но тут бультерьер помог. Он прыгнул на низенького человека и вцепился ему не то в живот, не то еще куда.

– А-а-а!

– закричал человек.
– Уйды сабак!

А Евгения, тем временем, перемахнула через забор и оказалась перед газоном, за которым начинался монастырь. "Спасена!" - подумала она.

Но в монастыре Евгению ждало разочарование. Там на нее охрана из местных монахинь прямо набросилась.

– Убирайся отсюда, бестыдница!
– кричали монахини.
– Ишь чего вздумали, мало им нудистских пляжей по всей Москве, так теперь в монастырь полезли. Развращать наших послушниц!

– Развратница!
– кричали высунувшиеся из окошек своих келий послушницы и монашки.

– Срамница!

– Блудница!

Чего только не кричали. Евгения совсем смутилась. Видит Бог, не такого приема она здесь ожидала! Одно лишь хорошо: мужчин поблизости нет, все-таки женский монастырь. "А женское тело у всех одинаковое, - сказала сама себе Евгения, - так что стесняться их мне нечего". Но все-таки, было стыдновато. Еще никто не называл Евгению блудницей, а уж тем более срамницей. Тут из ворот показалась настоятельница монастыря - игуменья. Евгения уже повернулась спиной и собиралась покинуть это негостеприимное место. Она, правда, не представляла себе, куда пойдет, но от обиды слезы застилали глаза, и она решила бежать или идти, куда они глядят. Вообще, было страшно обидно, тем более, что изранила себе ноги в кровь, как Иисус - пока бежала по пустырю, а плечи - она чувствовала - сильно обгорели, и еще, как назло, проснулось чувство голода! Но тут неожиданно оказалось, что у нее есть друг! Бультерьер, расправившись с толстеньким человечком, который преследовал Евгению на пустыре, уже как-то ухитрился перелезть через забор - а может, вокруг обошел - и, вот ведь! верное существо, стремясь защитить Евгению, которую, видимо, уже считал своей хозяйкой, накинулся на появившуюся из ворот игуменью.

Это была пожилая, тучная и грузная женщина, на которой, несмотря на жаркую погоду, было надето длинное одеяние, на голове - тяжелое монашеское покрывало, в руках четки и огромный старинный крестище с прибитой к нему фигурой Иисуса Христа. Четки она держала в левой руке, а крест - в правой. Видимо, этот деревянный крест показался бультерьеру чем-то похожим на кость, и видимо, собака была голодна, так что не стоит опрометчиво обвинять ее в богохульстве только за то, что выдрала из рук настоятельницы крест и мгновенно сгрызла его. А крест этот, как оказалось, был древней реликвией, врученной монастырю самим князем Владимиром-красное-солнышко на его пятидесятилетие. Монахини про то не ведали, что в дереве, из которого вырезан крест, еще триста лет назад поселился червяк-древоточец (некоторые называют его жуком-точильщиком), который незаметно подтачивал крест изнутри. Многие поколения древесных червяков трудились над этим крестом, и к тому времени, как бультерьер вцепился в него, реликвия уже являлась пустой оболочкой, толщиной всего в несколько миллиметров. Надо ли говорить, что под острыми клыками голодного пса святыня безвозвратно погибла!

– Шарик, ко мне!
– крикнула Евгения.
– Фу! Выплюнь сейчас же! Выплюнь, тебе говорю! Гадость!

Увидев, что произошло, все монашки, что выставились из окон и махали на нее руками и кричали на Евгению бранные слова, застыли в своих позах и словно онемели и окаменели. А те, что успели выбежать из монастыря, чтобы гнать девушку прочь, тоже остановились в виде столбов с раскинутыми руками. Сама настоятельница стояла, раскрыв рот. Она не находила слов для подобного богохульствия и безобразия. И вообще, все монахини ожидали, что вот-вот на их голову обрушится кара божия. Что-нибудь наподобие огненного дождя из серы. Потому что, хоть Евгения и не могла этого знать, сбылось предсказанное много лет назад загадочное и зловещее знамение: "Пес грызь кресь, кысь дев персь". Для тех, кто не вполне владеет старославянским языком, разъясню: это мрачное пророчество предрекало пропадание грудного молока у всего женского населения княжества Московского, что в те стародавние времена, когда не были еще изобретены молочные смеси, было жестоким бедствием для всего народа.

Тут большие башенные часы стали бить десять утра, и из-за стены монастыря показалось несколько торговок. Это было время, когда им разрешалось выставить свой товар, чтобы монахини могли его приобрести. Впереди всех шла та самая женщина, с которой Евгения ехала в поезде. В обеих руках она несла огромные сумки с товаром, и не поместившийся товар висел у нее на плечах, на шее и на голове - всё это были оренбургские пуховые платки. Приближалась зима - впрочем, до нее было еще довольно далеко, но монахини жили по старинному принципу: готовь сани летом, а телегу - зимой, так что лучше всего торговля пуховыми платками шла в разгар лета. Покончив со старинным крестом, Шарик встал на задние лапы, поставил передние на круглый живот настоятельницы и предупреждающе раскрыл клыкастую пасть. А Евгению озарила счастливая мысль. Она бросилась к торговке.

– Женщина! Вы меня не помните?

Торговка отшатнулась.

– Господи прости, - попыталась перекреститься она, но сумки с товарами, которые держала в руках, были слишком тяжелыми, и женщина так и не смогла осенить себя крестом, а выпускать товар из рук боялась - кто их, этих монашек, знает.

Евгения поняла, что нужно ковать железо, пока горячо, а не то она пропала.

– Милая женщина, пожалуйста, - схватила он ее за рукав, - помогите, Христом-богом прошу!

– Да что ж я тебе сделала, чего тебе от меня надо?!
– крикнула торговка.

– Дайте мне пару ваших платков. Ну не могу же я голая по Москве ходить?

– Вот еще!
– закричала торговка.
– Я эти платки из самого Оренбурга везла, в поезде полторы суток в туалет не ходила, боялась их оставить, на вокзале от воров берегла, и тут на тебе - бесплатно платочек отдай, да еще целых два! Чего это ты вдруг - голышом гуляла-гуляла, а теперь что, стыд проснулся?

– Да нет, что вы, Праскофья Евферсеевна, это же я, Евгения! Мы же с вами в одном купе ехали от самой Тюнемани, вы разве не помните?

– Евгения!
– всплеснула руками Праскофья, едва не уронив сумки.
– Точно! Да куда ж ты свой чемодан подевала? Чего ж ты разгуливаешь голышом, как мать родила? С ума, что ли, свихнулась? Слыхала я, что как девки первый раз Москву увидят, так у них мозги набекрень, но чтоб так быстро...

– Да нет же, Праскофья Евферсеевна, обокрали меня! Чемодан забрали!

– Да ты что!
– всплеснула руками торговка.
– И чемодан украли! И изнасиловали! Бедная ты моя! А платок все равно дать не могу. Другой раз дурой не будь. Иди в милицию, они твой чемодан найдут. Наша милиция - самая лучшая в мире. Она иголку в стоге сена найдет, не то что чемодан.

– Да как же я к ним пойду-то голая!

– А и правда. Еще раз по дороге изнасилуют. Итамизнасилуют. И здесь изнасилуют...

– Что вы, никто меня не насиловал.

– А кто с тебя всю одежду содрал?

Евгения вкратце рассказала. И сново жалостливо запросила:

– Что же вы меня, Праскофья Евферсеевна, прямо у стен монастыря бросите на произвол судьбы?

– Все под Богом ходим, - отозвалась торговка.

– Ну, я у вас куплю!

– Нет уж, и не проси! Денег на тебе нет, а я в долг не торгую.

Евгения была в отчаянии.

– Что же мне всю жизньголойпо Москве ходить!
– заплакала она.
– А у меня вот сережки!
– пришло ей в голову.
– Золотые! И еще ключик.

Евгения сняла сережки и протянула торговке. Праскофья Евферсеевна критически осмотрела сережки. Скрипя сердце, согласилась.

– Ладно уж, - согласилась она.
– Бог с тобой. Все-таки святое тут место. Не иначе тебе Бог помог, послал меня. Нам тебе один платок, два - не дам! Будешь экономно использовать - на всё хватит. А ключик можешь себе забрать, куда он мне.