Нивей И Аурей
Шрифт:
– Все!
– отрезал Рыжий.
– И, по-твоему, Он этого не знает?
– Белый глазами указал на Небо.
Вопрос повис в воздухе.
В том воздухе, в котором продолжало неистовствовать солнце. Друзьям показалось, что свет его стал не таким чистым и ясным, как прежде. Они помолчали.
– Бетон у них плохой, - сказал погодя Нивей.
– Хороший бы ни в жизнь не поддался.
– Есть и хороший, - радостно сообщил Рыжий.
– Вон там, смотри!
За большой кучей земли в бурьяне лежал столб. Молотобойцам удалось его сломать и уронить, но больше
– Ты смотри!
– воскликнул Нивей.
– Изумительно! Я, правда, восхищен!
– Наверное, столб сделали в доисторические времена, когда еще умели это делать, как следует, - предположил Рыжий.
– Правильно замешанный и отлитый бетон со временем становится только крепче.
– А ты знаешь, - воодушевился вдруг Белый, - этот столб достоин того, чтобы быть воздвигнутым вновь. Как символ стойкости и правильного отношения к труду. Физический труд нам недоступен, но мы, тем не менее, умеем его ценить. Правда же?
Ангел простер по направлению к столбу десницу, повернул ее ладонью к небу и медленно воздел руку вверх. Повинуясь силе запредельной, бетонный страдалец и страстотерпец вздрогнул и, следуя за движением руки Белого, медленно, дрожа и останавливаясь, словно не веря своему счастью, принял вертикальное положение. Мусор, куски земли и бетона ссыпались вниз, ангел сделал еще одно быстрое движение рукой, словно смахнул с картинки пыль, и все повреждения бетонного пальца исчезли.
Восставший и утвержденный, столб парил над погруженным в хаос пространством, словно египетский обелиск, столп, символ вечности и презрения к мелочным страстям.
– Магией занимаетесь, товарищ, - незамедлительно высказал свое мнение Аурей.
– Так не корысти ради, а справедливости для, - отмахнулся Нивей.
– Можно.
Неожиданно для всех из густого бурьяна, в котором недавно еще лежал столб, выбрался с шумом и в облаке пыли невидимый до того парень лет тридцати пяти. Парень был в одних трусах до колен и кедах, лицо и тело его покрывали замысловатые зеленые маскировочные полосы, грязь и потеки пота; в волосы было воткнуто воронье перо, а в руках он держал духовое ружье, в просторечье именуемое воздушкой. Ружье было оборудовано мощным оптическим прицелом и замотано тряпкой цвета хаки, чтобы не давать бликов на солнце. Ну, снайпер!
Парень на полусогнутых, настороженный, словно взведенная пружина, приблизился к столбу. Запрокинувшись и открыв рот, он воззрился на его верхушку.
– Ни хера себе!
– выдохнул он с чувством, представлявшим собой сложную смесь восторга, изумления и благоговейного ужаса.
– Чудеса! И не расскажешь, блин, никому, не поверят же!
– А это что за покемон?
– спросил Белый словами друга, постаравшись так же сохранить и его интонацию.
Рыжий довольно засмеялся.
– Это охотничий покемон, - определил он.
И тут же его словам случилось подтверждение.
У сидевшего в ракитнике, через дорогу от столба, фазана, похоже, наконец, сдали нервы, и он, не в силах более таиться, взлетел. Здоровенный красавец-петух стартовал с земли, с шумом, криком, хлопаньем крыльев и треском продираясь сквозь сухие ветви кустарника. Он ломанулся сквозь них, точно лось, тяжело взлетел метра на два, после чего перешел в горизонтальный полет и стремительно понесся прочь.
Парень, тут же позабыв про столб с его непрошенным чудом, вскинул
винтовку и несколько раз пальнул вслед улетающей птице.– Черт! Черт!
– воскликнул он, осознав, что промахнулся. После чего добавил еще несколько слов, значение которых ангелам было неизвестно, но от эмоциональной окрашенности которых у них сладко заныло под ложечкой. Как оказалось, им чрезвычайно приятны разнообразные и богато окрашенные эмоции людей.
Очевидно, что лежа в кустах, парень ждал, когда фазан настолько осмелеет, что выберется из своего укрытия под выстрел, и вот теперь скрадывание приходилось начинать заново. Отследив хмурым жестким взглядом, где совершил посадку фазан, которые, как известно, не любят летать на большие расстояния, парень, пригнувшись и раскорячив ноги, с винтовкой наизготовку, скрылся в бурьянах. Бесшумно, как гвоздь в воду, ни одна веточка не хрустнула, ни один листик не шелохнулся.
– Я не разобрал, что он там сказал в конце?
– пожаловался другу Белый.
– Какой-то неизвестный язык, - пожал плечами Рыжий.
– Но звучит красиво и выразительно. С удовольствием послушал бы еще раз-другой.
– Думаю, это возможно, - высказал свои соображения Нивей.
– Носитель языка в пределах досягаемости и жаждет поделиться с нами своими познаниями.
Коротким взаимным кивком друзья зафиксировали свое согласие друг с другом по этому вопросу, после чего незамедлительно отправились за охотником.
Обычно говорят: идти по следам кого-то, но наш траппер никаких следов не оставлял, в принципе. Двигаясь в зарослях сухих, жестких и перепутанных, как спираль Бруно бурьянов и кустарников юрко и бесшумно, словно двуногая бесхвостая ящерица, он продвинулся по направлению к дичи на удивление далеко. Но для ангелов пространство являлось всего лишь принципом и удобным понятием, условно отделявшим одну субстанцию от другой. Условностями они легко пренебрегли и тут же настигли охотника, оказавшись у него буквально за плечами.
Тело парня работало, как хорошо смазанный маслом механизм, сложностью и красотой которого небесные гости не могли не залюбоваться.
– Красавец!
– высказал первым свое восхищение Аурей.
– Ага, царь!
– поддакнул Нивей.
– Природы.
Царь, между тем, приблизился к тому месту, где, по его прикидке, совершил посадку фазан. Обычно после короткого перелета эти птицы всегда стараются отбежать подальше в сторону от места посадки, и вообще, по земле они ходят много и охотно, а летают только в случае опасности. В этой точке стиль поведения охотника изменился, его движения сделались медленными и совершенно точными, как у хамелеона, приближающегося к мухе на расстояние вытянутого языка. Парень осторожно приподнялся, прикрываясь ветвями кустарника, осмотрелся, пытаясь определить направление, в котором отбежал фазан. Фазан, в свою очередь, тоже тянул голову вверх, прислушиваясь и всматриваясь, напряженный, словно восклицательный знак, вовсе не желая стать чьим-то трофеем и потому стараясь предупредить опасность первым. Это-то и позволяло разглядеть его в траве.
Острым взглядом охотник отделил от фона красные бакенбарды птицы, ему даже показалось, что он разглядел и желтый ее глаз с булавочным уколом зрачка. Но, что совершенно точно, страх и настороженность исходили именно из той стороны. По его прикидкам, до затаившегося петуха было не более двадцати метров.
Охотник опустился вниз, к земле, словно в тихую воду, не потревожив поверхности, не возмутив пространства. Держа в уме направление на дичь, собственно, переключив полностью мозг на выполнение функции координации и прицеливания, он пополз вперед, как уже было сказано, в стиле хамелеона, и каждая его конечность жила и действовала автономно, и была точна и бесшумна.