Нивей И Аурей
Шрифт:
" Ай да мама!" - только и смог, впечатлившись увиденным, произнести Нивей.
Белый присоединился к Рыжему как раз в тот момент, когда на заднем дворе появился охотник.
Подойдя к столу, охотник молча уселся на свободный стул рядом с мамой Жанной. Сумку с ружьем он положил поперек коленей и сверху на ней сложил свои гудящие, мелко дрожащие, натруженные руки. Разрисованное полосами маскировки, покрытое грязью лицо его было явленной маской разочарования. По маске, оставляя на ней глубокие борозды, стекал пот. Капли зарождались среди торчавших бобриком коротких волос, словно там бил потовый родник, прокатывались по лицу и с крутого подбородка срывались на грудь, где быстро впитывались рыхлой тканью футболки. Но охотник, пребывая в состоянии почти полного душевного и физического опустошения, этого
Мама Жанна осторожно опустила чашку на блюдце.
Шелково цокнул фарфор о фарфор.
– Ты что, Игорек, закручинился?
– спросила она таппера.
– Али горе, какое приключилось?
– Нет сегодня добычи, мама, - сказал Игорек, очнувшись от оцепенения и, наконец, смахнул пот с лица.
– Какой-то дьявол разогнал всю дичь.
– Это, конечно, не горе, но все же большая неприятность, - не согласилась с Игорьком мама Жанна.
– Одна надежда, в плане добычи пропитания, была у нас сегодня - на тебя. Но и та, видать, не оправдалась.
Над столом повисло напряженное молчание. Тяжелое, тяжелей воздуха, оно вскоре опустилось на стол, а с него стекло вниз, на землю и расползлось вширь по всей площадке. Мухи, почуяв неладное, куда-то попрятались, птички умолкли. Охотник сидел злой, голодный и близкий к отчаянию. Мама Жанна поджала губы на строгом лице.
Молчание тянулось целую вечность.
– Ладно, мой хороший, не отчаивайся, - произнесла, наконец, хозяйка.
– С кем не бывает! Нет, так нет. Сейчас нет, потом будет. Только ведь и мне нечем тебя, сынок, покормить, не напасешься ведь. Вас много, а я одна. Придется тебе сегодня воздушком откушать, вон, как ангелы небесные! Она кивнула головой в сторону притихших ангелов, и те от неожиданности вздрогнули.
Отчаяние, к которому был близок охотник, подступило еще ближе, но мама Жанна зорко за ним следила и не дала ему восторжествовать.
– Да ты расслабься, мой славный, - поддержала она охотника.
– Не бойся! Солдат, знаешь, ребенка не обидит. Ты перекуси, перекуси тут, чем Бог послал. Хлебушка поешь, чайку выпей. Только сам себя обслужи, я, видишь, не могу за тобой ухаживать. Она кивнула на загипсованную руку.
– А покушаешь - отдохни пол часика. А можешь и не тратить время на отдых, зачем тебе это? Время-то идет. И ты иди, охотиться иди. А что делать, голубь мой? Мне работников кормить надо, а кроме крупы в доме запасов не осталось. Живых денег тоже нет, не заработали еще ничего. Так что, хочешь, не хочешь, а вся надежда на тебя.
Игорек посветлел лицом. Не то чтобы он совсем уж обрадовался словам мамы Жанны, но осознал их справедливость и принял, как руководство к действию.
Словно переступил через порог, в который уперся и который не мог преодолеть без посторонней помощи. Успокоился.
Глубоко вздохнув, он кивнул головой в знак согласия.
– Так я это, - сказал, - я же понимаю.
Встал, повесил ружье на вишню и пошел умыться под краном возле времянки. Было слышно, как он с наслаждением плескался там и отфыркивался. Вернувшись, налил себе свежезаваренного травяного чаю, отрезал большой кусок хлеба и принялся с аппетитом его поглощать. Хлеб был совсем свежий, мягкий, с янтарной хрустящей корочкой, и такой ароматный, что даже у ангелов от его запаха началось активное слюноотделение. Во всяком случае, так им показалось, а Рыжий даже сглотнул что-то такое и восторженно причмокнул.
Мама Жанна, подперев голову здоровой рукой, смотрела на Игоря с умилением.
– Ешь, ешь, мой хороший, - приговаривала она.
– Голодный мужик страшней недолюбленной жены. Хотя, кажется, что страшней ее никого нет.
Игорек, наслаждаясь хлебом, согласно кивал головой.
– Что же поделать, если ничего другого, кроме как убивать живых существ, ты не умеешь, - продолжала она.
– А умел бы, пригодился бы по-другому. Вот, к примеру, печку бы мне достроил, треклятую, через которую я руку сломала. Но ты ведь не умеешь?
Игорек мотнул головой и замычал набитым ртом.
– Не умеешь, - утвердилась в своем знании
мама Жанна.– И никто здесь не умеет, кроме меня. Поэтому, доедай, и отправляйся, с Богом, на охоту. И пусть тебе повезет.
Задумавшись о своем, мама Жанна вдруг смолкла, закручинившись.
– Как же тяжело без мужика в доме, Господи!
– то ли сказала, то ли простонала она протяжно, прерывая молчание и не обращаясь ни к кому из живущих на Земле.
– Как тяжело без толкового мужика! Только где его взять, толкового?
– спросила она у Игорька.
– Нигде. Нет их, толковых. Сэкономил на них Господь. Ну, ты поел, касатик? И славно. И отправляйся, не засиживайся. Ведь, если чего добудешь, это еще и приготовить надо. А народ голодный ждать не будет, нас с тобой съест. Давай, давай, некогда рассиживаться.
Игорек поставил на стол пустую чашку, опустил ее как буй, от которого боязно оторваться, не глядя в глаза произнес "спасибо", снял ружье с ветки и направился прочь со двора. Вид при этом он имел совершенно обреченный.
– Калиткой не стукни!
– напутствовала его мама Жанна.
Но он, конечно, стукнул. Припечатал ее от души. Просто чтобы обозначить, что многое еще его в этой жизни не устраивает вообще, а в данный момент особенно.
– Ишь, грохает! Нервный какой!
– незлобиво проворчала мама Жанна. И тут же, вздохнув, объяснила: - А, с другой стороны, мужика не заведешь, он и не поедет. Не факт, правда, что доедет, куда надо...
Едва вырвавшись за калитку, Охотник нос к носу столкнулся с Нинель.
– Привет, Игорек!
– приветствовала его молодая женщина.
– Что, опять с Людмилой поцапался?
Людка-парикмахерша была сожительницей Игорька, Нинель ее хорошо знала. Едва ли не раз в неделю она подправляла у нее прическу - работа требовала, - а та из своей жизни тайны никогда не делала, так что в деталях ее биографии был осведомлен весь город. Людмила была старше Игорька лет на пятнадцать, и держала его крепко у своей необъятной груди. Ведь, как ни крути, а нужен мужик бабе, для отдушины и для здоровья нужен, тем более при таких ее достоинствах. Хотя бы такой, как Игорек, а он был далеко не самым плохим из возможных. Тем более что был он не слишком привередливым по жизни, и не требовал многого, лишь бы кормили иногда, любили время от времени да не мешали рыскать за дичью по округе. Ну, а против таких магнитов, какими были упомянутые уже груди Людмилы, парень не мог ничего поделать, поэтому всегда возвращался и со смиренным восторгом к ним припадал. Но, с другой стороны, жить в приемышах у женщины, мужику тоже не очень, нет-нет, да и попрекнет. Тогда взыгрывал, взбрыкивал характер у Игорька. И, когда это случалось, хватал он свою воздушку в охапку и убегал из дому. И чаще всего он пережидал бурю и приходил в себя в тихой гавани у мамы Жанны.
И никогда такого напряга, как сегодня, здесь с ним не случалось.
На вопрос Нинель Игорек ничего не ответил, только сверкнул глазами, скрипнул зубами и проскользнул мимо.
– Ишь, какой нервный, - удивилась, впрочем, умеренно, Нинель.
– Что это Игорек такой нервный?
– спросила она у матери, присаживаясь к столу на неостывший еще после охотника стул.
– А ничего, пусть!
– объяснила дочери ситуацию мама Жанна.
– Мое дело задачу мужику поставить, а он уж пусть сам думает, как ее решить.
– И что за задачу ты ему задала?
– не унималась Нинель.
– Нормальную задачу, - пожала плечами Жанна.
– Как для мужика - нормальную. Сказала, есть хочешь - сделай что-нибудь полезное. Для меня полезное. Ничего, пусть думает, на то у него голова есть, такая большая.
– Жестко ты с ним. Нет?
– Нормально. У меня ведь не бесплатный санаторий, и не фонд благотворительный. Я даю людям приют, но содержать их за свой счет я не имею возможности. Нет, я всего лишь частное лицо, слабая женщина к тому же, и имею весьма ограниченные средства. Если они не помогут мне, я так же не смогу никому помочь. Поэтому, тот, кто хочет здесь находиться, должен выполнять посильную работу по хозяйству. На общее, и на мое в том числе, благо. Таков у нас договор, а кого он не устраивает, тот ищет для себя другое, более подходящее ему, место. Никто здесь, кстати, и не убивается на работе-то, вон, половина огорода до сих пор не обработана, сколько земли простаивает... Да, ты и сама все знаешь, - махнув здоровой рукой, прервала рассказ мама Жанна.