Ночь упавшей звезды

– - А если он... не любит ее? Сианн начал говорить о человеческой девушке, чтобы как ты...

Потом мне стало смешно и, подняв голову, я внимательно вгляделась в лицо Мадре и ухмыльнулась.

– - И ты... ты остепенишься, когда женишься? Я вот сомневаюсь!..

Внезапно для самой себя я повисла у него на шее и чмокнула в нос, а потом ребром ладони стерла масляное пятно. Опять стало легко и хорошо. Удивительно. Я зажмурилась, шепча:

– - Я счастлива, счастлива... а ты?

– - Ну конечно счастлив, девочка, -- донесся до меня тихий ответ.

Снизу раздалось довольное фырканье -- это Сябик удобно растянулся на половичке у камина и совершенно перестал обращать внимание на нас -- похоже, больше всего на свете его сейчас интересовал капустный лист, изначально играющий роль приправы к мясу. Одрин с опаской глянул на мальчишку и шепнул мне на ухо:

– - А что, я сейчас совсем-совсем не степенный?

Я искоса взглянула на мевретта, наклонив голову к плечу:

– - Не-а... А что, нужно?
– - и наклонила голову к другому плечу: -- Когда вот с этой стороны, то чуть-чуть... совсем, но степеннее, -- и засмеялась снова.

Элвилин рассмеялся и легонько щелкнул меня по носу. Потом посерьезнел:

– - Да, я слышал об этой девушке. Но он ведь уже обручен...

Я вздохнула -- ну почему мужчинам нужно всегда все объяснять?
– - и терпеливо сказала:

– - Но если Сианн не любит Идринн и она его не любит, то будет нечестно их принуждать жениться, верно? Все равно как тебя с этой... от которой старший сын...

– - С Исой?
– - При упоминании о колдунье с Гнилого Болота Одрин помрачнел и передернул плечами. Покосился на меня:

– - Я как-то не смотрел на это с такой точки зрения... Слушай, это же ужасно, -- он растерянно глянул на дверь.
– - Интересно, куда же он ушел?

– - Пойдем, поищем?
– - я хрустнула последним крылышком, втихаря вытерла руки о штаны -- авось, на темном не заметно, и полезла из-за стола.

– - Пойдем, -- согласился Одрин, вставая следом, -- только капюшон накинь, там дождь усилился.

Я не стала спорить. Что я все еще босиком, но внимания не обратил, уже отлично. Набросила капюшон и открыла входную дверь.

Порыв ветра тут же бросил мне в лицо целую пригоршню воды -- это струя, стекающая с навеса над входной дверью, очень некстати решила изменить свое направление. Я протерла глаза и огляделась. Двор таверны, похоже, постепенно превращался в болото, многочисленные лужи вздувались мутными пузырями, а пышные и высокие кроны Дальнолесья, окружающего "Плясунью" почти исчезли за пеленой дождя. И посреди всего этого великолепия поверх деревянной изгороди, на верхней жерди восседал мевретт Сианн. Мокрый и нахохлившийся, чем-то неуловимо напоминавший воробья, он тяжко вздыхал, периодически отряхивал надвинутый на глаза капюшон и, кажется, что-то декламировал -- то ли продолжал внутренний спор с отцом, то ли сочинял для невесты балладу. Нас он не заметил.

Переглянувшись, мы шагнули под дождь, и я заметила, как Одрин чуть поежился, когда первые капли упали ему на лицо. А мне... мне понравилось -- дождь был теплый, его бисеринки сыпались на разгоряченные щеки, и ветер обдавал свежестью. У Мадре было какое-то странное выражение лица, мне показалось, что он изо всех сил сдерживает смех. Подойдя к сыну, он опустил руку ему на плечо:

– - Алиелор...

Второй мевретт вскочил и коротко поклонился:

– - Мевретт Мадре...

Я засмеялась, старательно прикрывая рот рукой. А все же Сианн ловкий -- не грохнулся с забора... от неожиданности.

Одрин пропустил мимо ушей и почтительное обращение, и наигранный поклон, и руку с плеча не снял:

– - Нам нужно поговорить.

– - Извольте, -- мрачно ответил Сианн, видимо, уже догадываясь, о чем пойдет разговор. Похоже, что больше всего ему хотелось вскочить в седло и умчаться, но он задавил в себе это недостойное желание и кивнул отцу: -- Я готов к вашим услугам.

Я удобно устроилась на жерди, которую только что покинул Алиелор -- только чуть подальше, чтобы не мешать их разговору.

Одрин проводил меня настороженным взглядом, опустил глаза и удивленно поднял брови. Ну вот. Он заметил мои босые ноги. Я постаралась было замаскироваться плащом, но Мадре, не сводя с меня прищуренных глаз, отрывисто бросил сыну:

– - Может, пойдем под навес? Не стоит заводить серьезные разговоры в таком неудобном и, я бы сказал, мокром месте...

Я радостно помахала ему рукой: мол, здесь хорошо и мне нравится. Говорите, мешать не стану... Я счастлива уже тем, что ты рядом. Что я в любой момент могу подойти и ткнуться лицом тебе в плечо.

– - О, конечно, леди может простыть, -- меланхолично кивнул Сианн.
– - Понимаю... Мне-то уже все равно.

И он, картинно вытянув вперед руку, отжал рукав рубашки, с которого потоком хлынула вода. И чего выделывался? Всем же ясно, что элвилин не болеют.

Одрин тоже вскинул руку, и я уже решила, что менестрель сейчас получит хороший такой, душевный подзатыльник, но старший мевретт только большим пальцем молча указал ему на навес. Потом, быстро подойдя ко мне, утянул с забора и повел под крышу, шепнув по пути:

– - Тебе тоже достанется... Потом.

Сианн упрямо тряхнул мокрыми волосами, но послушался и, пожав плечами, параллельным курсом направился в укрытие.

– - Ну, так о чем разговор, мевретт?
– - он мрачно покосился в нашу сторону.

Я спряталась Мадре за спину и сделала вид, что меня тут нет.

Под деревянной крышей ветра не было, пахло свежестью и мокрой паклей, а окно таверны отбрасывало на землю квадрат уютного желтого света. Одрин усадил меня на стоящую под навесом небольшую скамью, опустился рядом и кивнул сыну:

– - Садитесь, мевретт Сианн, разговор будет весьма... э.. стратегический.

Я немедленно положила Одрину голову на плечо: ну, должно быть и удовольствие, не только стратегия... Плечо было жестким и угловатым, но мне это почему-то совершенно не мешало.

– - А я думал, тактический, -- привычно съязвил Сианн, присаживаясь.

Мадре обнял меня за плечи и, положив другую ладонь на руку сына, спросил в лоб:

– - Скажи, ты ее любишь? Свою девушку?

– - Ну, если она моя девушка, то, очевидно...
– - фыркнул Сианн, но тут же тихо добавил.
– - Больше жизни. И она станет моей женой, -- он немного помолчал, и тут его элвилинская сдержанность, похоже, дала сбой, потому что, опустив голову, он начал торопливо, горячо и немного виновато объясняться: