Ночь в тоскливом октябре

А вдруг, кто-то слушает?

Прекрати. Пытаешься сам себя напугать?

Закончив свои дела и застегнув штаны, я подумал было не смывать. Этот-то звук определенно будет очень громким. Но я уже достаточно нашумел, так что еще немного шума роли не сыграет. Кроме того, не смывать — как-то мерзко и невежливо.

Я хотел оставить дом ровно таким же, как нашел его — за минусом пары таблеток «Буфферина».

Поэтому я нажал на кнопку смыва. С оглушительным ревом полилась вода из бачка.

Пора валить!

Я вытащил фонарик изо рта. Зажав его в левой руке, я открыл дверь уборной правой рукой. Выйдя наружу, я поглядел в обе стороны. Справа от меня лежала гостиная, прихожая и выход. Слева — коридор тянулся еще метров семь-восемь. Там были еще двери. И еще картины на стенах.

Неужто на всех этих картинах клоуны?

Посмотри и узнаешь.

Еще чего.

Но искушение чувствовалось. И меня манила идея НЕ убегать из дома.

«Я уже здесь, — сказал я себе. — Я уже сделал все, что хотел. Могу теперь уйти в любой момент, когда пожелаю. Так почему бы не обследовать дом минутку-другую?»

По крайней мере, посмотреть остальные картины. Проверить, все ли они — клоуны. Могу рассказать об этом Кейси. Могу написать об этом.

(Что за человек коллекционирует портреты клоунов? Наверное, он сам — клоун. Или фанат классического цирка. Или фанат Джона Уэйна Гейси.) [78]

78

Джон Гейси — американский маньяк-убийца, периодически подрабатывал клоуном на праздниках.

Колотящееся сердце вгоняло свежие волны боли в мою голову. Я повернул налево и тихо пошел по коридору. Каждый раз приближаясь к картине, я светил на нее фонариком. На каждой картине был другой клоун. Но они все выглядели слегка безумными.

Боясь шуметь, я не пытался открыть ни одну из закрытых дверей, которые попадались по сторонам. Но две двери стояли открытыми.

Я зашел сначала в первую, посветил фонариком вокруг и почувствовал, словно попал в однокомнатный музей, целиком посвященный клоунам. В одном углу стоял ростовой манекен в полном клоунском костюме и гриме. Вдоль стен стояли витрины с куклами клоунов, цирковыми афишами, старыми газетными вырезками, предметами клоунского реквизита — париками, резиновыми носами, огромными туфлями, мешковатыми штанами. Я быстро прошел вдоль витрин, подсвечивая фонарем. Эта странная находка вызывала во мне необычное волнение.

Большая часть газетных вырезок, порыжевших от времени, касалась кого-то по имени Клемент О'Тул, выступавшего в образе клоуна, известного как «Солнечный Малыш». Ни на одной из картин в коридоре Солнечного Малыша не было. Это был грузный, толстый клоун. Одетый в соломенную шляпу и мешковатый комбинезон, он напоминал эдакого здоровенного Тома Сойера. Он имел стандартный большой красный нос, но его белый грим дополнялся желтыми полосками, отходившими от глаз и рта — солнечные лучи Солнечного Малыша, надо полагать.

Вырезки датировались годами с 1950-ых по 1980-е. Не решаясь остановиться и почитать, я лишь мельком поглядывал на заголовки и даты. Клемент, похоже, был настоящей звездой. Но в 1988 году он едва не погиб в пожаре, охватившем цирковой шатер. Он выжил, но ужасно обгорел, оказался изувечен, и Солнечный Малыш больше никогда не появлялся на манеже.

«Клементу сейчас должно быть минимум семьдесят, — подумал я. — Если он еще жив».

Почти собравшись уходить, я повернул луч к манекену в углу комнаты. Он был одет и выглядел в точности как Солнечный Малыш в исполнении Клемента.

Кто-то потратил на эту фигуру немало времени и денег.

Солнечный Малыш был как живой — подобно скульптурам, которые можно увидеть в лучших музеях восковых фигур. За исключением лица, с которым явно было что-то не то. Часть воска, должно быть, расплавилась, покрылась пузырями, приобрела причудливые формы.

Наверное, от повышенной температуры при хранении. Жалко. С расстояния это было особо не заметно, но вблизи…

Вблизи, глаза манекена выглядели старыми и налитыми кровью.

Мурашки побежали по моей спине. Не отводя фонарика от куклы, я попятился к двери. Хотелось развернуться и припустить бегом, но я боялся выпускать клоуна из виду.

Не глупи. Это просто кукла. Очень реалистичная кукла.

Оказавшись в коридоре, я убрал луч фонарика из комнаты и пошел прочь.

Хватит с меня этого дома.

Я почти дошел до гостиной, когда дребезжащий, скрипучий голос — как у очень-очень древнего старика — разнесся по коридору позади меня. От тихо пел:

«О, Солнечный Малыш, труба зовет … от луга к лугу, и по всем долинам…»

Глава 56

Я промчался сквозь дом, каким-то чудом умудрившись не врезаться ни в один предмет мебели или стену. Снаружи, я спрыгнул с крыльца, выбежал на улицу, вприпрыжку пересек ее, и продолжал бежать сломя голову. Миновал перекресток, перебежал еще одну улицу, еще один перекресток, и снова без устали работал ногами, пока наконец не остановился в районе с довольно дорогими домами, в одном из которых, двухэтажном, горел свет на крыльце, но все окна были погашены.

Территория за домом была огорожена забором, но ворота не заперты. Стараясь вести себя потише, я вошел. Затем прокрался вдоль стены. На заднем дворе я обнаружил бассейн.

Бассейн не был освещен. Так же, как и дворик, и все выходящие назад окна.

Во внутреннем дворике имелась барбекюшница, стеклянный стол в окружении железных кресел, пара алюминиевых садовых стульев, шезлонг с маленьким столиком возле него. На этом столике возвышался бокал. Я взял его и покрутил в руках. Сделан из твердого пластика, на дне плескалась лужица жидкости. Вероятно, растаявшие кубики льда. Кто-то, должно быть, наслаждался здесь коктейлем не так давно.

А может ему (или ей) и поплавать удалось? Днем было хорошо, солнечно, весьма тепло для октября. Нагнувшись, я провел ладонью по пластмассовой оплетке шезлонга. Она была гладкой, прохладной и сухой. Оплетка прогнулась под моим весом, когда я сел на шезлонг. Я откинул его спинку подальше и прилег.

Бледные в свете луны обрывки облаков неслись по небу. Ночной ветерок доносил запах дымка от протопленных каминов.

«Так уютно…» — подумал я.

Сложив руки на животе, я закрыл глаза.