Ноша избранности

– Но две брони всё равно костяные, - уколол своего оппонента Седобородый.

– Пусть, - согласился Гастас.
– Без уступок нет торга. Теперь смотрим мечи.

Клинки тоже оказались не ахти. Два - так вообще не заклёпках. Такими в бою можно только колоть. Попробуешь рубить, - после двух-трёх ударов лезвие отлетит от рукоятки. Гастас брезгливо перебирал этот лом, выискивая клинок поприличнее, для себя. Воин, лишившийся доспехов, подошёл к нему, показал свой меч:

– Скажешь, что он тоже твой?

Гастас бросил быстрый взгляд на оружие:

– Не скажу. Мой меч был из красной меди, а у тебя медь седая.

– Да, это седая бронза и красную медь она рубит так же, как дерево. Ты неплохо бился вчера, но будь там я с этим мечом, не они, а ты лежал бы здесь. И когда мы с тобой встретимся...

– Они, - Гастас кивнул в сторону убитых, - слишком понадеялись на собаку. А у меня, в следующем бою, в руках, могут оказаться не два красных меча, а меч и щит. А дерево оно тоже разное бывает.

Впрочем, эта перебранка уже ничего изменить не могла. Обмен произошёл. На двух одров кочевники погрузили четыре тела, накрыв их длинными попонами. Воины заперли за недобрыми гостями ворота и Гастас наконец-то смог обнять спасённого друга: "Здравствуй, брат".

Мужчины убрали со двора доспехи и оружие, разнуздали лошадей, поставили их в стойла. Гастас и его побратим о чём-то тихо говорили, сидя в тени на веранде и никак не могли наговориться. Из стойла выползла сонная Алевтина, вся помятая, в соломе, сама подошла к костру, сама взяла миску, налила похлёбки. Равнодушно и деловито, без намёка на возможность скандала.

Аня, Ириша и хозяйка отправляются завтракать в сад. Мысли девушки непрерывно вертятся вокруг лекарств. Где взять травы? Где найти хоть какой-нибудь антисептик. Хотя бы спирт. А ведь это идея. Аня вспоминает о лудильщике. Мастер наверняка сможет сделать и спаять всё, если объяснить, что именно тебе надо. Ну, это не вопрос. Вопрос в деньгах. У Гастаса они теперь есть, а он не раз предлагал ей то тот, то другой подарок. Но прямо попросить о деньгах!

Самолюбие, изображая из себя скромность, бунтует: "Мне? Просить?" Здравый смысл возражает: "А как же лекарства? Без них ты - никто. И вообще, что здесь такого? Ну, хочет парень вернуть долг, как он его понимает, позволь ему сделать это". Довод веский. Аня отправляется на веранду.

– Гастас, мне деньги нужны. Много.

Удивила юношу просьба или нет, - не поймёшь. Он прерывает беседу, достаёт и передаёт ей большой золотой в виде пластинчатого, незапаянного кольца с насечками и только после этого замечает:

– На рынок вам одной идти нельзя. Особенно сейчас.

Всего одна просьба и монета у неё в руке. Большой золотой. Аня уже знает ему цену и потому буквально цепенеет от удивления: в жизни никто и никогда не выполнял её просьбу так быстро, без намёка на возражения. От удивления она едва, едва расслышала обращённую к ней реплику и отвечает растерянно, не слишком осознавая, что говорит:

– Со мной пойдёт Ириша.

Гастаса такой ответ не устраивает:

– От неё мало толку, - он подзывает двух воинов из оставленных Тадариком, приказывает им.
– Проводите госпожу Анну на рынок и обратно.

Парни переглядываются в недоумении, но, вспомнив приказ командира, подчиняются без слов. Свои бы, пожалуй, начали спорить. К четвёрке уходящих присоединяется хозяйка. У неё тоже нашлись дела на рынке.

– Прежде, чем тратить деньги на девку ...

Гастас вскочил, как подброшенный, а его меч сам по себе покинул ножны:

– Повтори, я плохо расслышал.

Воин пятится. Такого он не ожидал:

– Я хотел сказать ...

– Говори же!

Мужчина жмётся, выбирая слова:

– Я хотел сказать, что, по обычаю, добычу сперва делят, а потом уже тратят.

– Какую добычу?

– Хотя бы те двенадцать золотых. Нас в той переделке было пятеро ...

– Точно? Тадарика ты не считаешь?

– Ну, шестеро. По два золотых на каждого.

– Это уже лучше, но не совсем. Госпожа Анна была седьмой.

– Она не из нашего братства.
– Возразил юноше собеседник.
– Ей доля не положена.

– Даже так?

– Гастас, он прав, - поддержал воина Лагаст.
– А ты - нет.

– В чём?

– Рагаст требует честного дележа, - ответил юноше побратим.
– Тадарика он зря забыл, в этом ты прав, но женщине доля не положена.

– Хотите честного дележа?
– окрысился Гастас.

– Именно так, - попытался "дожать" его Рагаст.

– Хорошо, - Гастас вернул меч в ножны, глубоко вздохнул несколько раз, приводя мысли в порядок.
– Раз ты требуешь честного дележа - изволь. Но начать, как говориться, придётся с начала. Итак, начнём считать?

– Начинай, - криво усмехнулся его оппонент.

– Когда я и госпожа Анна сбежали от собачников, у нас не было ничего. В город мы пришли, имея двух лошадей со сбруей, два меча, два доспеха, две собачьи брони. Два на два прекрасно делятся. Вы ведь за честный делёж?

– Твоя добыча - твоё решение. Мы-то тут причём?

– Добыча была не моя, а наша с госпожой Анной. А вас, если ты не забыл, мы с ней выкупили за две, те самые собачьи брони.

– Мы - товарищи, - Рагаст почувствовал, что почва начинает уплывать из-под его ног.

– Мы с тобой? Да. Однако о госпоже Анне ты сам сказал, что она - чужая. Но считаем дальше. Две брони - шесть человек. Госпожа Анна взяла на свою долю, свою землячку, ту девчонку-рабыню Иришу и... Кто третий? Заметьте, имея все права, госпожа Анна не требует свою законную долю. Она согласна ждать, получая её частями.

– Погоди, Гастас, - вмешался другой воин, - Получается, что кто-то из нас её раб? Кто?

Гастас оглядел растерянные лица товарищей, хотел ткнуть пальцем в Рагаста, но передумал:

– Не знаю. Хотите узнать - бросьте жребий. Госпоже Анне всё равно будет ли это кто-то или не будет никто.

Мужчины переглянулись. Теперь ошарашенно. Одно лишь прозвище "раб" лишает воина чести. Стать рабом даже на время, даже по жребию...

Гастас выдержал паузу:

– Надеюсь, никто не считает, что я, выручив вас, обязан также нести сам все издержки? А раз так, то запомните: деньги, которые я даю госпоже Анне - это её деньги. И на долю от вчерашней добычи госпожа Анна имеет право большее, нежели любой из вас, потому что с собакой справились не вы, не я, а именно она. Но именно она ничего не требует, хотя, ... не окажись её с нами, там, - сложили бы мы животы свои у кабака.