Ноша избранности

– Аня обещала мне вольную.

– Что?

Полное непонимание её проблемы окончательно разозлило Алевтину:

– Аня хочет дать мне вольную, - повторила она с нажимом.

– Уйди, женщина.

– Где твой друг?
– вклинилась в их перебранку Аня.

– На веранде. Он весь горит.

– Ну, так веди его сюда.

– На женскую половину?
– удивилась рабыня.

– А что делать, хозяйка?
– повинилась Аня.
– Первое, что нужно больному - покой, а на веранде покоя нет и не будет. В доме - душно. Да и мне на "мужскую половину" ходу нет.

– Тадарик не о вас говорил, - поспешно поправила её хозяйка.

– Для вас в этом доме нет запретных комнат. Вы - лекарка. Скажите, где такое видано, чтобы приличная женщина за одним столом с чужими мужчинами пировала? А вы за стол сядете - все это за честь считают...

– Это так, - вынужденно соглашается Аня. От пылких похвал женщины, ей впору сквозь землю провалиться, но поскольку земля разверзаться не спешит, она возвращается к сути.
– Всё-таки больного следует уложить. И не на землю. Нужна кровать.

– Как скажете, госпожа Анна, - с подчёркнуто-почтительным смирением отвечает рабыня и обращается к Ирише, на понятном девочке языке. Та оторвалась от наблюдения за процессом, закивала усиленно, переспросила:

– Кро-вать?

– Да, Ириша, нужна кровать, - повторяет Аня пересаживаясь на место девочки к огню.

– А что вы тут делаете?
– Алевтина только сейчас обратила внимание на примитивный, перегонный куб.
– Самогоночку гоните?

– Да. Спирт нужен.

– Огненная вода? Собираешься спаивать аборигенов?

– Алевтина, зачем ты так себя ведёшь?

– А что госпожа хочет от подлой рабыни?

Алевтина рыдала, истекая слезами, как прохудившаяся водопроводная труба. И Аня, к своему удивлению, осознала, что слёзы подруги больше её не трогают. Может быть потому что она уже не девочка из гуманного, благополучного мира и кое-что знает о настоящем, неподдельном страдании?

Мужчину буквально колотило в лихорадке, но сознание его было ясным. Аня с Гастасом раздели больного. Зрелище оказалось не для слабонервных: на теле человека живого места не было: глубокие, багровые и свежие кровоточащие рубцы, чугунно-чёрные с синим кровоподтёки. Плохо, но ...

– Били?
– спросила Аня, хотя и так всё было ясно.

– Да, - отозвался за друга Гастас.

– Когда?

– Вчера. Бичом, - после паузы отозвался больной.

Аня прощупала бока, грудную клетку. Рёбра вроде бы все целы. Ушибы и раны само-собой в наличии, но переломов нет. Свежим, ещё тёплым спиртом Аня обработала все повреждения. Лагаст скрипел зубами, но молчал. Визг среди здешних мужчин явно был не в чести. Аня даже попросила его:

– Если боль острая - ты говори. Под такими опухолями пальцы толком ничего не чувствуют.

На эту просьбу мужчина хрипло отозвался:

– Пока, терпимо.

– Лихоманки у тебя не было? Это когда вот так трясёт ежедневно в одно и тоже время? И морозит, как сейчас?

– Нет.

– Уже это хорошо.

Первое в таких случаях - повязка. Второе - питьё. Те же веточки малины с валерьянкой. Пользы немного, зато вреда нет. Там, где кожа цела - тело можно обтереть. Хотя бы водой. Это собьёт температуру. Здесь даже аспирина нет. И спать. Сон - главное лекарство. Кровать стоит в тени, дождя не предвидится, в саду тихо, но мужчина никак не может успокоиться. Что-то говорит сбивчиво. Не иначе начинается бред. Машет руками. Ладно. Есть ещё одно средство. Как раз полбутылочки накапало.

Аня отсоединила один флакон и подставила другой. Отдельно, в кружку налила немного бражки, в другую - плеснула из бутылочки грамм пятьдесят, для начала, вручила обе ёмкости Лагасту:

– Держи. Выпиваешь из этой всё и сразу. Залпом. Запиваешь бражкой. Для начала. И спать. Твоё лекарство сейчас - сон.

– Не могу уснуть...

– Выпьешь и уснёшь. До утра.

– А потом?

– О "потом" поговорим утром. Пей.

Выглядело всё так, будто здоровенный мужик не глоток самогона проглотил, а получил дубиной по башке. Он вскинулся, выпучив глаза, захрипел, замахал руками. Аня поспешно поднесла ему к губам чашку с бражкой

– Пей же!

– Что это было?

– Винный спирт. Для тебя "Вода жизни". Запивай же.

– Я сей-час ...

Минут через десять "приём лекарства" повторили. Лагаста "повело", но Аня, для надёжности отмерила ему третью порцию.

Гастас некоторое время растерянно топтался у кровати с больным:

– И что будет?

– Завтра проснётся.

– Здоровым?

– Не всё сразу. Но будет лучше, чем сегодня.

– А он ...

– Не умрёт. Обещаю.

– А как же моя свобода?
– напомнила о себе Алевтина. На этот раз Гастасу.

– Уйди, - сухо отозвался парень.

– Я не могу быть рабыней...

– Будешь надоедать - продам.

– Аня, да я же ...

– А он может. Он - господин, - вклинилась сочащаяся ехидством рабыня.

– Но, Аня!

– И к госпоже Анне приставать не смей, - теперь разгневанный парень смотрел на Алевтину в упор. Верхняя губа его брезгливо дёргалась.
– Зная своё место, ... рабыня!

И опять Ане не захотелось заступаться за подругу. Тина, конечно не рабыня, но ... нельзя же вести себя столь бесцеремонно. Будет ей вольная. Но не сию же минуту!

– Можно я останусь здесь с ним?
– Гастас никак не может успокоиться. Чтобы так, с нескольких глотков, человек провалился в сон? Что же это за средство-то такое?

– Нельзя, - сухо отвечает Аня.
– Теперь за больным буду смотреть я.

..............................................

– Вы жестоки, госпожа Анна, - в глазах служанки укор.

– Нет, - возражает Аня.
– Таковы правила лечения. И... зачем мужчина на женской половине дома?

– А ...
– женщина в недоумении смотрит на больного.

– Он - спит и будет спать до утра.

– Он пьян в дрова, - поправляет Аню Алевтина.
– это надо же додуматься: самогон бражкой запивать!

– Какая разница, как я его усыпила?
– отмахивается Аня.
– Считайте, что его здесь нет. А Гастасу тоже не мешало бы лечь спать, но как его заставишь? Подумает, что я считаю его слабаком, обидится.

– Это вы верно сказали...
– хозяйка словно размышляет вслух.
– Но и вам бы лечь...

– А почем бы и нет?
– соглашается Аня.
– Выгонка заканчивается. Новую порцию я ставить не буду...