Носитель фонаря

– Да именно это – вторая точка зрения в компании. И именно она пока что победила.

Я слегка выдохнул.

– Однако нам придется предпринять кое-какие ответные пиар-шаги. Сейчас мы запишем ваше публичное обращение, в котором вы расскажете как вам здесь хорошо и как вы умоляете вас ни в коем случае не отключать.

– Но ведь из Альтраума нельзя передавать никаких видеоизображений, хотя… о чем это я, вы-то наверняка это можете.

– Мы все можем, – подал голос еще один член комиссии, лесной охотник, сидящий с краю стола и задумчиво поглаживающий огромную башку своей большой, слюнявой серой собаки.

– Скажите, а если вы все можете, то нельзя ли просто никак не реагировать на выступления моей мамы? Lesto ведь славится тем, что никогда не дает никаких комментариев. Если просто игнорировать все происходящее, не раздувая скандала со своей стороны, то все быстрее успокоятся, нет?

– Обычно так и работает, – согласилась Марвеллоза, – но на данный момент слишком мощные силы приведены в движение.

– Стервятники, – понимающе кивнул я.

– Да, стервятники, и не только они. Еще и «Друзья реальности», «Антивиртуалы», да так или иначе большинство консервативных кругов оказались вовлечены. Отмалчивание и игнорирование проблемы в такой ситуации пойдет корпорации во вред. Так что вот вам речь, выучите основные тезисы, добавьте что-нибудь эмоциональное от себя.

Я прочитал речь, благо она была совсем не длинной.

– Если я все это скажу, то тут уж все точно решат, что я компьютерная программа. Так нормальные люди не говорят. Я никогда не называл маму «мамочкой». Можно я скажу примерно все то же самое, но своими словами?

– Давайте попробуем, – согласилась Марвеллоза, – но все же придерживайтесь основных тезисов.

Основной тезис «Ай, спасите, очень жить хоца!» не составлял для меня проблемы, меня волновало другое.

– А нельзя после этого выступления будет заменить мне имя? И, возможно, внешность. Вы же сами знаете как важна анонимность в Альтрауме!

– Механика игры этого не позволяет, – покачал головой охотник. – Никоим образом, даже не думайте об этом.

– Но неписи-то легко меняют имя – я сам сегодня видел.

– Так то неписи, у них совсем другая генерация ID.

– А ассасины? – вспомнил я. – У ассасинов же и внешность, и прозвище – все другое становится.

– Этот механизм встроен в сюжетную линейку ассасинов, но мы никак не можем вскрыть игру и внести в нее изменения, которых вы требуете. Вы просто не представляете, о чем вы просите! А внешность тут можно изменить десятками игровых способов. Подстричься, покраситься, превратиться в мумию… да хоть шлем с забралом надеть!

– Я не могу надеть шлем, – злобно огрызнулся я. – У меня по милости ваших замечательных алгоритмов сила ноль.

– Есть тряпочные маски, банданы, паранджа в конце концов.

– Ну, спасибо.

– И насчет имени я бы на вашем месте так не переживал, – продолжил охотник, – я уверен, что после этого скандала по миру Альтраума уже бегают тысячи и тысячи Нимисов первого-пятого уровней.

– Это почему? – ошалело спросил я.

– Да потому, что у людей мало фантазии, – пожал плечами охотник. – Помните тот жуткий случай, когда сбрендившая дамочка отрезала голову мужу и послала своему психологу? Ник «Лорена Смит» с разными дополнениями тогда на три месяца стал самым популярным у вновь создающихся персонажей женского пола. Так что очень скоро вы будете совершенно незаметны на фоне всех этих нимисдинканов2022. Ну, или есть еще вариант: получите дворянство и станьте каким-нибудь сэром Нимисом с Зеленых Островов, без фамилии.

– Или Нимисом, герцогом Шоанским, – изволила улыбнуться Марвеллоза.

– Это вряд ли, – хохотнул охотник, – Его Светлость Вислозад так просто со своего герцогского трона не подвинется.

– Я понял, – сказал я. – Ладно, давайте записывать обращение.

Меня усадили перед штукой, маскирующуюся под большую подзорную трубу, попросили пригладить вихры за ушами, и я немножко сиплым и взволнованным голосом сказал следующее.

«Всем здравствуйте! Я Никита Строгин, мне девятнадцать лет. Я тяжело болен и нахожусь в криокамере компании Lesto. В Альтрауме я чувствую себя здоровым и иногда даже почти счастливым. Нет, я не программа, любой, кто хотя бы несколько дней поиграет в эту игру, убедится, что невозможно спутать искусственный интеллект с настоящим, живым человеком. Здесь у меня, наконец, появились друзья и какие-то цели в жизни. И больше всего на свете я хочу, чтобы меня просто оставили в покое. Мама! Я тебя очень люблю и тоже очень по тебе скучаю, если тебе так невыносимо без меня, как ты говоришь, то, черт побери, просто зайди в игру и проведи со мною пару дней!! Ты сама увидишь что я – это я. И если я изменился внешне, то внутри я тот же самый Никита, который был. Пожалуйста, приходи, я тебя жду, и поцелуй за меня папу с Динкой».

– Отлично, – сказала Марвеллоза. – Очень трогательно и убедительно. Но как некстати эти ваши лисьи уши! Они уничтожают часть доверия, слишком уж мультяшный вид. Впрочем, тут уж ничего не поделаешь, в косынке было бы еще хуже.

– Все? – спросил я. – Я могу идти?

– Да, можете. Если понадобится что-то еще, мы сообщим вам дополнительно.

– А нельзя, – осторожно спросил я, – раз такое дело, я не говорю «отменить», но хотя бы немножко уменьшить мои медицинские выплаты? Нет, нельзя? Ну, я, в общем-то, не очень и удивлен.

– Это в любом случае решаем не мы, а финансовый и медицинский отделы.

Подавив в зародыше мысль поклянчить у них тогда хотя бы летающего маунта, я покинул улицу Сиреневых Дрожжей с ощущением, что меня выпотрошили и вываляли в каких-то помоях. Хотя мысль о том, чтобы получить дворянство меня, признаться, немного взволновала. Нужно будет Акимыча и Еву попросить разобраться в этом вопросе. Заведу себе такую же шляпу, как у Акимыча, и никто меня узнавать не будет – в ней лица почти не видно, одни белые горошины на красных полях.

В гостиницу я пришел на автопилоте – на запах зажаренной карасятины. Мастерство Катины за время нашей разлуки только возросло, давно я не ел ничего такого же вкусного. Как выяснилось, они уже тут все без меня решили. Акимыч вызвался на все время пребывания в Ноблисе стать подмастерьем у Катины, а Лукась, посмотрев приходно-расходные книги заведения, пришел в ужас и сейчас сосредоточенно скрипел пером в потрепанном талмуде, объясняя пришалевшему Срдже всю ошибочность и ущербность ведшейся доселе в «Карасе» бухгалтерии.

– А видел ржаку во дворе? – спросил Акимыч.

Я признался, что был слишком погружен в свои мысли, поэтому ржака прошла мимо меня.

– Пошли, посмотришь!

У калитки лицом к проходящей публике, частично высовываясь из зеленой изгороди, стоял Хохен. На голову его криво был нахлобучен поварской колпак, на шее повязана салфетка, а на уровне живота висел привязанный к наплечникам поднос, на котором лежал маленький жареный осетр и рисинками выложено «Добро пожаловать!» Я заглянул в прорези забрала, оттуда кроме привычной черной пустоты сквозило нечто, напоминающее униженность и оскорбленность.

– Терпи, дружище, – сказал я Хохену, – мы тут все примерно в равном положении.

Глава 14

Пару раз Срджа выбирался со мной на рыбалку, именно он объяснил, что в черте города хорошая рыба предпочитает не разгуливать, поэтому мы, загрузившись в «Вонючку», с утра отправлялись загород – и вот там и стерляди, и белуги, и налимы с их знаменитой печенкой энергично шли на крючок. Срджа, однако, признался, что с тех пор, как обзавелся «Карасем», несколько охладел к рыбной ловле.