Новь
Шрифт:
– Я хотела сказать, что он нас обоих за трусов бы принял. Я иду с тобой.
Марианна отправилась за платком в свою комнату, а Павел произнес исподтишка и как бы втягивая в себя воздух: "Эге-ге!" - и немедленно исчез. Он побежал предупредить Соломина.
Марианна еще не появилась, как уже Соломин вошел в комнату Нежданова. Он стоял лицом к окну, опершись лбом о руку, а рукой о стекло. Соломин тронул его за плечо. Он быстро обернулся. Взъерошенный, немытый, Нежданов имел вид дикий и странный. Впрочем, и Соломин изменился в последнее время. Он пожелтел, лицо
– Маркелов таки не выдержал, - начал он.
– Это может кончиться худо; для него, во-первых... ну, и для других.
– Я хочу пойти посмотреть, что там такое...
– промолвил Нежданов.
– И я, - прибавила Марианна, показавшись на пороге двери.
Соломин медленно обратился к ней.
– Я бы вам не советовал, Марианна. Вы можете выдать себя - и нас; невольно и безо всякой нужды. Пускай Нежданов идет да понюхает немножко воздух, коли он хочет... и то немножко!
– а вы-то зачем?
– Я не хочу отстать от него.
– Вы его свяжете.
Марианна глянула на Нежданова. Он стоял неподвижно, с неподвижным, угрюмым лицом.
– Но если будет опасность?
– спросила она.
Соломин улыбнулся.
– Не бойтесь... когда будет опасность - я вас пущу.
Марианна молча сняла платок с головы - и села. Тогда Соломин обратился к Нежданову.
– А ты, брат, в самом деле посмотри-ка немножко. Может быть, это все преувеличено. Только, пожалуйста, осторожнее. Впрочем, тебя подвезут. И вернись поскорее. Ты обещаешь? Нежданов, обещаешь?
– Да.
– Да - наверное?
– Коли тебе здесь все покоряются, начиная с Марианны!
Нежданов вышел в коридор не простившись. Павел вынырнул из темноты и побежал вперед по лестнице, стуча коваными подковами сапогов. Он должен был подвезти Нежданова.
Соломин подсел к Марианне.
– Вы слышали последние слова Нежданова?
– Да; он досадует, что я слушаюсь вас больше, чем его. И ведь это правда. Я люблю его, а слушаюсь вас. Он мне дороже... а вы мне ближе.
Соломин осторожно поласкал своей рукой ее руку.
– Эта история... очень неприятная, - промолвил он наконец.
– Если Маркелов в ней замешан - он погиб.
Марианна вздрогнула.
– Погиб?
– Да. Он ничего не делает вполовину - и не прячется за других.
– Погиб!
– шепнула Марианна снова, и слезы побежали по ее лицу.
– Ах, Василий Федотыч! мне очень жаль его. Но почему же он не может восторжествовать? Почему он должен непременно погибнуть?
– Потому, Марианна, что в подобных предприятиях первые всегда погибают, даже если они удаются... А в этом деле, что он затеял, не только первые и вторые погибнут - но и десятые... и двадцатые...
– Так мы и не дождемся?
– Того, что вы думаете?
– Никогда. Глазами мы этого не увидим; вот этими, живыми глазами. Ну - духовными ... это другое дело. Любуйся хоть теперь, сейчас. Тут контроля нет.
– Так зачем же вы, Соломин...
– Что?
– Зачем вы идете
по этой дороге?– Потому что нет другой.
– То есть, собственно, цель у нас с Маркеловым одна; дорога другая.
– Бедный Сергей Михайлович!
– уныло промолвила Марианна. Соломин опять осторожно поласкал ее.
– Ну, полноте; еще нет ничего верного. Посмотрим, какие известия привезет Павел. В нашем... звании надо быть твердым. Англичане говорят: "Never say die".
Хорошая поговорка. Лучше русской: "Пришла беда, растворяй ворота!" Заранее горевать нечего. Соломин поднялся со стула.
– А место, которое вы хотели мне достать?
– спросила вдруг Марианна. Слезы блестели еще у ней на щеках, но в глазах уже не было печали...
Соломин сел опять..
– Разве вам так хочется поскорей уехать отсюда?
– О нет! Но я желала бы быть полезной.
– Марианна, вы очень полезны и здесь. Не покидайте нас, подождите. Чего вам?
– спросил Соломин вошедшую Татьяну..(Он говорил "ты" одному Павлу - и то потому, что тот был бы слишком несчастлив, если б Соломин вздумал говорить ему "вы".)
– Да тут какой-то женский пол спрашивает Алексея Дмитрича, - отвечала Татьяна, посмеиваясь и разводя руками, - я было сказала, что его нет у нас, совсем нету. Мы, мол, и не знаем, что за человек такой? Но тут он...
– Да кто - он?
Да самый этот женский пол. Взял да написал свое имя на этой вот бумаге и говорит, чтобы я показала и что его пустят; и что, если точно Алексея Дмитрича дома нет, так он и подождать может.
На бумаге стояло крупными буквами: М а шу р и н а.
– Впустите, - сказал Соломин.
– Вас, Марианна, не стеснит, если она сюда войдет? Она тоже - из наших.
– Нисколько, помилуйте.
Через несколько мгновений на пороге показалась Машурина - в том же самом платье, в каком мы ее видели в начале первой главы.
XXXI
– Нежданова нет дома?
– спросила она; потом, увидела Соломина, подошла к нему и подала ему руку.
– Здравствуйте, Соломин!
– На Марианну она только кинула косвенный взгляд.
– Он скоро вернется, - отвечал Соломин.
– Но позвольте спросить, от кого вы узнали...- От Маркелова. Впрочем, оно и в городе... двум-трем лицам уже известно.
– В самом деле?
– Да. Кто-нибудь проболтал. Да и Нежданова, говорят, самого узнали.
– Вот-те и переодевания!
– проворчал Соломин.
– Позвольте вас познакомить, - прибавил он громко.
– Госпожа Синецкая, госпожа Машурина! Присядьте.
Машурина слегка кивнула головою и села.
– У меня к Нежданову есть письмо; а к вам, Соломин, словесный запрос.
– Какой? И от кого?
– От известного вам лица.,. Что, у вас... все готово?
– Ничего у меня не готово.
Машурина раскрыла, насколько могла, свои крохотные глазки.
– Ничего?
– Ничего.
– Так-таки решительно ничего?
– Решительно ничего.
– Так и сказать?
– Так и скажите.
Машурина подумала и вынула папироску из кармана.