Когда — и раздражая и баюча —дудит на флейте заклинатель змей,возможно и такой представить случай,что он игрой неистовой своей5привлек к себе какого-то разиню,и тыквенная дудка, наконец,добилась, что рептилия в корзиневся напряглась, но льстивостью игрец9смягчает снова взвившегося гада,то с лаской, то с угрозою трубя.И вот уже ему довольно взгляда,которым он вселил в тебя13истому смертную. Как будто лавуисторгли небеса. И ты — без сил.Твое лицо расколото. Приправойтвои воспоминанья уснастил17Восток. И путь тебе закрыт обратный.Жара нещадно косит все подряд.И
выпрямляются стволы злорадно.И в змеях закипает яд.
Черная кошка
Даже призрак силою отдачитвой со звоном отбивает взгляд.Только эта черная кошачьяшерсть не возвратит его назад.5Так в обитой войлоком палатебушевать перестает больной,понапрасну сил своих не тратяв тщетном состязаньи со стеной.9Все в нее направленные взглядывобрала она в себя навеки,словно бы во сне и все же въяве,нагоняя ужас без пощады.Но внезапно, вся остервенясь,на тебя тяжелым взором взглянет,вновь раздвинув сомкнутые веки,и перед тобой твой взгляд предстанет,словно насекомое в оправе,в желтом янтаре кошачьих глаз.
Перед Пасхой
Неаполь
Завтра по нарезанным ложбинамулиц, сдавленных этажной кручей,в порт влекомых любопытством темным,вновь польется золото процессий;и балконы полотном простыннымвместо пестрых тряпок занавеся,женщины в поверхности текучейотразятся говорливым сонмом.9Но сегодня, все с утра навьючась,сбросив будничное равнодушье,тащат по домам свои покупки,разобрав прилавки спозаранку.На углу разделанные тушивыворотили свою изнанку,воткнуты флажки в их ног обрубки,на скамьях лежат запасы, скучась,17им придали жертвенную позу.Нет сегодня бедных — все богаты.На столах — зевающие дыни,на жаровнях жарится жаркое.Жадно жаждет действий неживое.Но смирили петухи гордыню,и скромны подвешенные козы,тише всех ведут себя ягнята,25на плечах детей болтаясь немо,их несущих чередой нестройной.Ждет огней испанская мадонназа перегородкою стеклянной,и серебряные диадемыпрежде времени на ней мерцают.Вон в окне напротив изнывает,взглядами блуждая, обезьяна,и презрев приличия законы,жест осуществляет непристойный.
Балкон
Неаполь
Эти лица с высоты балкона,словно на картине уникальнойсобранные вместе, как в букет,сквозь прозрачный вечер идеальныйпристально, и нежно, и печальносмотрят в вечность, словно смерти нет.7И тоску безвыходную силясьодолеть в пространстве небольшом,две сестры друг к другу прислонились,словно одиночество вдвоем.11Рядом брат в торжественном молчаньизапертый, — он к матери приник,и в какой-то трогательный мигих не различить на расстояньи.15И меж них отжившая, не в духе —ни души вокруг родной —маска отчужденная старухи,словно при падении рукой19на лету подхваченная. К краюплатья тянется рука другая,но повисла, словно неживая,22возле детского лица,бледного и кроткого, нечеткообозначенного за решеткой,не проявленного до конца.
Отплывающий корабль
Неаполь
Приглядись — беглец с огнем во взоре,всадников за ним летит отряд,через миг его сразят,но, внезапно повернув назад,он в плену — вот так горятжгучим пламенем на синем мореапельсины ярко, как закат.8В руки их передают из рук,погружая на корабль проворно,он, свой рокот приглушив моторный,ждет погрузки из других фелюг,сам же принимает уголь в черный,словно смерть отверстый, жадный люк.
Пейзаж
Словно в ожиданьи
роковомвсе эти дома, мосты и кручи,и овраги, сваленные в кучуперед неминуемым концом,в этот миг трагический расплатыпламенем охвачены заката,и, однако, будут спасены,8потому что в рану их сквознуюс неба упадет, ее врачуя,капля той голубизны,что надвинула на вечер ночь,заодно пожар переупрямя,пламя отогнавши прочь.14И утихли рощи и поляны,под надежною охранойоблаков забыли страхбледные дома в ночи туманной,но внезапно месяц в небесахзасветлел, как будто бы впотьмахмеч архангела блеснул нежданно.
Римская Кампанья
Вон из Рима — за его ворота(город спит и видит сны о термах)путь ведет в прогнившие болота.Только окна там в последних фермах5смотрят взглядом злым ему вослед,и от них ему покоя нет.Он бежит и сеет смерть с разгона,а потом — уже опустошенный,9задыхаясь, рвется к небесам,от враждебных окон ускользая.И пока, чтоб избежать разлуки,12он подманивает акведуки,пустота небесная, живаяобновит его, приняв в свой храм.
Песнь о море
Капри, Пиккола Марина
Древний ветер морской,твой набег в этот час ночнойне для тех,5кто нашел покой.В этот миг древний ветер морскойне для них —он для древних камней10пересекдали морских зыбей. Только шорох ветвей,что, как я, одинокдышит волей твоей.
Ночная езда
Санкт-Петербург
Я их вижу и теперь воочью —вороных орловских рысаков,фонари витые белой ночьюи фронтоны блеклые домов,что от времени отлучены.Не езда — о нет! — полет в запряжке,и ряды дворцов, весь город тяжкийв тишину облачены.9Нас выносят к набережной кони(с ночью день, обнявшись, крепко спят),бродят соки на зеленом лоне,мглистым паром дышит Летний сад.И скульптур бессильное мельканьеисчезает в обморочной рани,город вдруг утратил очертанья —16сбросив каменный наряд,перестал существовать в ту ночь —бремя это несть ему невмочь.Словно в помешавшемся мозгувдруг все приняло свой прежний вид,словно долголетняя больнаямысль, уже застывшая, глухаястала не нужна ему — гранит,воплощавший всю его тоску,больше голову не тяготит.
Парк попугаев
Жардэн де плант, Париж
Под турецкими липами, в парке, в стране изгнанья,их качает тоска, баючат воспоминанья,вздыхают ара, но счастливы от сознанья,что есть у них родина в заокеанье.5В зелени копошась, словно готовясь к параду,пестрые чистят свои в упоенье наряды,их клювы из яшмы роются в зернах с досадой,жуют их брезгливо, но больше швыряют по саду.9Голуби поедают все то, что им не годится,а наверху драгоценные гордые птицывсе роются клювами в полупустом корытце.12И снова качаются, снова им что-то снится.И не желая с судьбою своей примириться,дергают кольца на лапках. Ждут очевидца.
Парки
I
Парки восстают из-за ограды,словно возродясь из ничего,а над ними — небо всей громадойих подчеркивает торжество.5Устланное зеленью пространствоподчинив себе, они стоят,царственные, в роскоши убранства,охраняющего их уклад.9Словно из невиданной казнычерпают они свое величье,даже изменив свое обличье, —все ж они помпезны и пышны.