Новый день

– Ладно, Джеймс, он оттает, - сказал Алан, - я бы поехал всё-таки...

– Значит, поедем.

Настроение у ребят сникло, Джеймс заметил. Чёрт возьми, а вечер так хорошо начинался.

Если дальше так пойдёт, то против Дейна восстанут Алан и Ен. А такого расклада Джеймс не допускал и в мыслях. Тогда всё - конец. Это означает, что Джеймс не только не состоялся как лидер, а своими руками развалил то, что строил годами. Пора действовать.

Джеймс и Дейн ругались у всех на виду: на репетициях, в студии на записи. Ругались здорово, грубо, хлопали дверями и уходили за них посреди дела. Джеймс не сдерживал ни своего мнения, ни ярости. Нервы у него совсем сдавали. А будущее группы летело скоростным фрирайдом по вертикали вниз.

Ен и Алан отмалчивались во время скандалов, и делали вид, что ничего не происходит. Джейсм чувствовал себя кретином. Его детище разваливается, а те, кого он ведёт за собой, оказываются сильнее его - терпят, ведут себя благоразумно. Потому он остановился. Он стал забивать на придирки Дейна как ребята. Молчал, слушал, силился уяснить причину поведения Дейна. Мог сказать ему: "Хорошо, я понял, я согласен". Шумные перепалки прекратились. Открытая вражда перешла в партизанскую войну, а работа встала.

До того, как всё рассыпалось, Джеймс отличался природной уравновешенностью. Нет, он рад был повеселиться, вплоть до хулиганских выходок. Любил погонять на мотоцикле или на машине, вообще любил скоростной экстрим - то с парашюта прыгнет, то на скейте или сноуборде разъезжает. В контрактах на турне для него отдельно значились пункты, которые запрещали ему заниматься всякими такими штуками, пока длится турне. Джеймс часто их нарушал.

Сцена же его сума сводила. Он так наслаждался музыкой, он так её любил, что из шкуры готов был выпрыгнуть, лишь бы донести эту любовь до них - до фанов. Когда он испытывал сильные чувства, он шёл играть, придумывал риффы, выливал чувства в тексты и успокаивался. В музыке он находил самого себя.

Во всех других делах он никогда не суетился, обстоятельно всё обдумывал и только потом принимал решение. Но уж если принимал. Дела вёл с беспрекословной суровостью, но с предельным тактом. Благодаря этому финансовое положение группы было всегда стабильным и материальные блага только преумножались.

На публике Джеймс вёл себя просто и немного смущённо, ну, кроме сцены, конечно - там он отжигал. Он скорее сглаживал слишком выдающиеся неровности, чем шёл на противостояние, но сглаживал со своей твёрдой позиции. Его уважали. Он это знал.

Обладая силой духа, а с ростом успешной карьеры и возможностями, защищал слабых, налаживал связи с сильными и не связывался с чокнутыми.

С людьми Джеймс не сближался. Он как бы держал их на расстоянии. Был вежлив и внимателен. Только с Дейном с юных лет он был открыт. Настолько, насколько умел. Дейна он считал своим лучшим и единственным другом. И были времена, когда они с Дейном шагали в ногу: в музыке, во взглядах, в действиях.

В группе Джеймс лидировал. Во всём. Он задавал тему, ритм, темп. Остальные подстраивались. Что, когда и как делать - решал он. Не то чтобы он всеми командовал или не спрашивал мнения. Напротив, всегда советовался и искал отклика. Но делал по-своему. Никто не возражал - он ведь никогда не ошибался.

Возразить ему мог только Дейн. И то потому, что Дейну нравилось показывать свой незаурядный ум. Джеймс Дейна любил и позволял тому беспечно критиковать себя. Решение всё равно было за Джеймсом. И решение, и ответственность, которую Джеймс добровольно брал на себя и честно тащил это бремя.

И Дейн, в конце концов, соглашался с Джеймсом. Соглашался, так как сам думал так же.

Но связь оборвалась. Оборвалась ниточка, по которой струилось согласие между двумя друзьями. И Дейн стал возражать: открыто, непреклонно, враждебно.

Джеймс опешил. Это как взрыв. Будто пружина раз и развинтилась, разрушив целостную конструкцию. Признаться, пружина начала ослабевать в последние годы. Дейн женился, у него родился сын, и Джеймс понял, что он уже не единое целое с Дейном. Может, они стали меньше делиться друг с другом. Он ревновал Дейна немного, что ли... Про себя.

На работу новое положение Дейна не повлияло. Он, как и раньше, проявлял неистощимый интерес к музыке, к делам группы, и времени проводил больше с ними, чем с семьёй. Ничего не изменилось. Вроде бы... Только Дейн стал недоволен результатами сильнее, чем прежде. И так требовательный, впрочем, как и Джеймс, доводил придирки до предела. А главное, не предлагал решений, а решения Джеймса отклонял с упорным занудством. Это касалось музыки, денег, планов на турне, в общем, всей их деятельности.

Джеймс, как всегда, искал свои ошибки и списывал всё на свой счёт. Пробовал несколько раз поговорить с Дейном. Но это не помогло. А однажды - не выдержал и наорал на Дейна, потребовал, чтобы тот в случае недовольства предлагал свой вариант, а не ныл и не упрямился. Грубо так наорал. При всех. Просто заткнул Дейна. Да, он это умеет, если нужно - уложить любого парой слов. Не потому что словом владеет мастерски, а потому что вкладывает в слова всю свою волю.

Пожалел, что сорвался, но дело было сделано. Пружина развинтилась окончательно.

Врач этот душевный, к которому потом ходил Джеймс, когда понял, что не может разобраться в жизни сам, объяснил, что статус Дейна изменился, что он теперь - отец, глава семьи. Что они повзрослели и поменяли жизненные ценности, что Дейн - сильная личность и стремиться к лидерству, вот и выходит война статусов.

Какие, к чёрту, статусы! Они ведь всё также хотели делать музыку! Джеймс никогда не считал Дейна соперником. Он нередко отдавал инициативу Дейну, если тот её брал, слушал его здравый ум и ритм его ударных. Если Дейн и вправду хочет чего-то большего, пусть скажет ему об этом, а не капризничает, как принцесса. Но Дейн уходил от контакта, выходил из комнаты, отмалчивался, отворачивался. А Джеймс бесился от того.

После разъяснений доктора, Джеймс перестал скандалить, учился сдержанности. Но она вовсе не была похожа на его обычное спокойствие. Она была неестественной и опасной, как бомба замедленного действия. Хуже, что вошла в привычку.

Джеймс послушал каверы, побродил по клубу, повидался со знакомыми. Разузнав всякие новости, заметил Дейна у бара. Он захотел спросить у Дейна здесь и сейчас, что за хрень творится между ними. Ещё чуть-чуть и Алан с Еном не выдержат. А группу нужно сохранить. Это важнее всего, важнее их личных отношений.

Он подошёл и попросил у бармена виски и любимую Дейном "маргариту". Дейн сидел с миной не очень-то довольной.

– Дейн, давай обсудим кое-что, - Джеймс чувствовал себя попрошайкой, побитой собакой. Противно до жути. Но он был готов на всё.

– Что ты хочешь обсудить?

– Эти заморочки наши... Всё тянется давно... Но если мы не остановимся, мы можем потерять... потерять группу.

– А в чём мы должны остановиться? И кто это - мы?

– Мы - это ты и я, - Джеймс отбросил всякую гордость, он был открыт как мог, - мы должны...