Новый день

– Знаешь... Я тебе ничего не должен.

Джеймс тяжело вздохнул. Он чувствовал изнуряющую злобу от бессилия втолковать Дейну такую простую вещь.

– Хорошо. Я не так выразился. Я не знаю, как сказать правильно. Я очень хочу, что бы мы нашли... нашли общий язык - так, что ли это называется.

Дейн молчал и отводил взгляд.

– У меня появилось такое чувство, будто я сильно провинился, - всё, Джеймс опустился ниже плинтуса.
– Я согласен. Я виноват. Но я хочу исправить ошибки...

– Меня это достало.

– Достало что? Мы не можем поговорить нормально, потому что тебя "это достало". Твердишь одно и то же. И я не знаю, как извлечь тебя из упорного затворничества под названием "это достало".

Дейн вертел в руках стакан с "маргаритой", но не пил из него.

– Ладно... уже много чего произошло. Накопилось, наверное. Может, не стоит копаться в прошлом, а просто договариваться и объяснять друг другу...

– У тебя как-то всё просто, Джеймс.

– Может и не просто, но Алана и Ена это тоже достало, мы их терпение испытывать не можем. Вот чего ты опять начал про концерты, про "не с чем ехать". Нам нужно работать...

– Нам нужно то, нам нужно это. Знаешь, Джеймс, это тебе - нужно!

Джеймс видел, как Дейн заводится, он и сам был на взводе.

– Ен и Алан хотят...

– Проблема в том, что если тебе "нужно", то все "должны" и даже "хотят"! И плевал ты на то, что твоё "нужно" никому не нужно!

– Вот как?

– Вот так.

– Я не думал, что расклад такой.

– Такой.

– Значит, тебе не нужно. В этом всё дело?

– Может и в этом, - Дейн отвернулся, показывая, что не намерен продолжать разговор.

Всё. Джеймс, дошёл до точки кипения и сжимал опустевший стакан так, что тот мог превратиться в осколки на раз-два. Через какое-то время он посмотрел на Дейна. Твёрже и строже. И совсем не дружелюбно.

– Что ты конкретно хочешь?
– он произнёс вопрос медленно, разделяя каждое слово.

На сцене загремел очередной кавер.

– Послушать музыку!
– Дейн сказал громко, в ухо Джеймсу, встал и ушёл.

Угасли последние звёзды надежды. Джеймса тошнило. То ли от виски, то ли от унижения. Он заказал ещё виски, и пропитанный духом уныния, шатался по клубу, безнадежно погружаясь в потёмки.

Глава третья

Соло

Голова Джеймса жила своей собственной, отдельной, пронизываемой болью жизнью в звенящем мареве из обрывков воспоминаний воодушевлённого начала, мерзкой середины и полной черноты конца. Чем закончился концерт, Джеймс не помнил. Истина Питера "если хоть кто-то может вспомнить, что здесь происходило, значит, он здесь не был" работала.

Он перевёл взгляд с потолка в сторону и убедился, что он дома, хотя валялся, раскинувшись как морская звезда, на полу прямо в гостиной. Факт того, что он дома положение облегчал, но только не боль, раздирающую виски и затылок.

Во рту у него было сухо как в пустыне. К ноющей головной боли присоседилась тупая и щемящая где-то в груди, а в мыслях вихрем проносились видения такого содержания, что Джеймс застонал, собирая непослушное тело на ковре в клубочек. Но обрывки воспоминаний не исчезали, вызывая отвращение к самому себе.

Зато вчера, прежде чем его поглотил чёрный провал беспамятства, он чувствовал очаровательную смесь смирения, непринужденности и нахальства, когда садился в машину с тремя до неприличия молоденькими девчонками. О чём он только думал?

Да не о чём. Ему было настолько скверно, что ни тяжёлые риффы со сцены ни бессчётные стаканы с виски эту скверность не устраняли. Пока он слонялся по клубу, поклонницы так и льнули к нему гроздьями сочного винограда. И тут бац - его понесло! Его - приличного семьянина, преданного мужа и скромного парня.

Джеймс на брутального мачо похож не был. Высокий, широкий в плечах, голубоглазый и русоволосый - ничем особенным во внешности не отличался. Разве что задумчивым выразительным взглядом, живой мимикой высокого лба и разными бровями, разными - из-за шрама, полученного во времена лихой юности. Он был крепкий от природы и тягал гантели только для того, чтобы быть в форме. Потому выглядел спортивным, подтянутым молодым человеком с таким вот простым лицом.

Шрам он заработал в уличной потасовке лет в семнадцать. Они с Дейном шли ночью по улице, точнее, едва тащились с очередной попойки после концерта в полуподпольном клубе, когда трое молодчиков в тёмном переулке прижимали к стене отчаянно сопротивляющуюся девушку.

С девушками Джейм в ту пору был не в ладах: он их стеснялся, боялся, хотя желал страстно. Он не знал, о чём с ними говорить: в его голове роились аккорды, ритмы и яркая мечта о большой сцене. Но он испытывал рыцарскую потребность защищать того, кого боялся. Женщины казались ему опасными и уязвимыми. И кричащая, терпящая бедствие дева сразу получила защиту Джеймса, который раскидал обидчиков в один миг. Дейн богатырской силой в юности не славился, и делал, что мог - стоял в стороне, выхватив пострадавшую из кучи дерущихся парней.

Девушка оказалась странной: от Дейна вырвалась, наградив его нелицеприятными именами, и помогла попинать Джеймса, который, не смотря на врождённую силу, совладать со сворой бешеных парней не смог. Избили его тогда страшно, досталось и Дейну. Джеймс неделю провалялся в койке. Обошлось без серьёзных последствий, но шрам, рассекающий левую бровь пополам, напоминал ему всю жизнь о доблестном рыцарстве. Вот и пойми этих женщин после такого.

А их карьера внезапно и круто набрала обороты.

Молодость. Любимое занятие. Разные города. Интересные встречи. Успех. Воплощение мечты. Это было не просто: бесконечные переезды, концерты, многочасовые репетиции. Сумасшедший драйв. А счётчик пофигизма буквально зашкаливал! Девчонки сами бросались на шею. Тогда не приходилось сидеть за тринадцатью кругами охраны в пустыне собственной славы, а можно было затеряться в толпе и упиваться всеми привилегиями смелых, талантливых и амбициозных. Тогда он и перестал девчонок бояться. Но рыцарское к ним отношение сохранил, ещё не раз получая по заслугам от ревнивцев, покинутых ради сильных и страстных объятий застенчивого гитариста с низким бархатным голосом.

Это было весело. Легко и безответственно. Они были молоды, переполнены жизнью и чужды любым условностям. Грешили они тогда все, даже Ен, мужественно преодолевая смущение. Прекратить образ жизни во грехе, разгуле и бесшабашности - значило умереть.

Творческий дух не отпускал. Музыка и тексты рождались сами собой. Они были группой, которая играла забористую смесь рока, металла и лирики. Музыка их не громыхала - она была мощной, тяжёлой, слаженной, с захватывающими гитарными партиями, где ритм-секции великолепно дополнялись мелодичными линиями. Их обожали. Армия фанатов разрасталась день ото дня.