Новый Мир ( № 11 2010)

Что уж тут говорить о разных «мелочах», вроде случаев, когда офицерских жен заставляли чистить солдатские нужники – непременно г о л ы м и р у к а м и.

Такой разгул человеческой низости явился результатом опустошения души, утратившей представление об Ordo (лат.) – порядке бытия, закрепленном в христианстве (иерархия Господств и Сил) и отраженном в культуре. Место Ordo занял «наоборотный» порядок, диктующий, как это экспрессивно описано в том же «Лебедином стане»,

Рыбам – петь, бабам - умствовать, птицам – ползть,

Конь на всаднике должен скакать верхом,

Новорожденных надо поить вином,

Реки – жечь, мертвецов выносить – в окно,

Солнце красное в полночь всходить должно,

Имя суженой должен забыть жених…

Восстановить достоинство личности и с нею достоинство нации стало задачей Белого движения. «В сущности, – писал Шульгин, - вся белая идея была основана на том, что (1)аристократическая(2) честь нации удержится среди кабацкого моря, удержится именно белой, несокрушимой скалой… Удержится и победит своей белизной. Под аристократической честью нации надо подразумевать все лучшее, все действительно культурное и моральное, порядочное без кавычек» [27] .

Вероятно, Кармазинов в «Бесах» Достоевского был близок к истине, когда говорил: «Вся суть русской революционной идеи заключается в отрицании чести». Русские революционеры отрицали существование Духовной вертикали, а понятие чести жестко к ней привязано; ибо честь есть возможность и право уважать себя перед Лицом Божиим – и в этом смысле подавать пример другим [28] .

Достойно внимания, что белое командование разрешило дуэли (хотя, конечно, не поощряло их: каждый воин был на счету). Дуэль, это наследие рыцарских времен, служила одним из средств поддержания чувства чести.

Тот же Шульгин в другом месте называет белых («настоящих белых») «рыцарственной горстью» и пишет, что противостояли ей даже не столько «Красные», сколько «Серые и Грязные»: «Серые своим тупым равнодушием создавали вокруг нее вязкую гущу, сковывающую движения...» [29] ...

Внутри Белой идеи вызревала рыцарская идея, как ее органическая часть и ее острие. Она вызревала стихийно – в рядах Белой армии и сознательно – у мыслителей, близких к Белому движению.

В булгаковской «Белой гвардии» Алексей Турбин видит сон, в котором хорошо знакомый ему белый полковник Най-Турс (тоже, между прочим, с «варяжской» фамилией полковник) предстает в неожиданном обличье: «Он был в странной форме: на голове светозарный шлем, а тело в кольчуге, и опирался он на меч, длинный, каких уже нет ни в одной армии со времен Крестовых походов. Райское сияние ходило за Наем облаком».

Похожий сон видят наяву самые зоркие из числа мыслителей тогдашней России. В одних случаях констатируется недостача рыцарского духа в русском прошлом – но, значит, и необходимость ее восполнения.

Бердяев: «<...> в русской истории не было рыцарства, и потому не прошла Россия через закал и дисциплину личности, через культуру личной чести» [30] .

Франк: «Нам недостает, в смысле личной культуры, духа религиозно-просветленной действенности – духа истинного рыцарства» [31] .

В других случаях необходимость рыцарства на будущее формулируется в виде категорического императива.

В. Н. Муравьев (известный юрист и публицист): «Против Руси нечестивой, Руси разбойной поднимается Русь рыцарская. Русь рыцарская – это возрожденная, новая русская интеллигенция» [32] .

Ильин: «России нужны рыцари. В этом все» [33] .

Но что должно быть написано на щите? Пора сформулировать Белую идею (метаидеологическую, напомню), какою она представляется сегодня: это защита и укрепление основ европейской цивилизации (в некоторых своих аспектах поколебленных ныне в самой Европе) и в ее рамках – «русского духа»; защита веры от воинствующего неверия и культуры от варварства. Что-то здесь «устарело»?

Донести сквозь годы

К сожалению, воспринять «послание», которое оставило нам Белое движение, мешают сильные помехи, создаваемые эпохой, начавшейся с возвышения Сталина и закончившейся в начале 90-х. Эта эпоха, занимающая сейчас огромное место в общественной памяти, – сложная, вернее запутанная, представляющая собою специфические конфигурации добра и зла, с которыми еще долго будут разбираться историки. Запутанными остаются ее связи с большевизмом времен Гражданской войны.

Надо донести сквозь годы Белый зов, отделив его от последующего «шума времени», подобно тому как это делают звукооператоры, отсекая все то, что в данный момент является лишним.

Что сталинский режим явился наследником режима Ленина - Троцкого – это факт, лежащий на поверхности. Но что наследник обошелся с доставшимся ему наследством совсем не так, как предполагалось, иначе говоря, что сталинский режим был по-своему контрреволюционным – это тоже факт, который до сих пор как-то микшируется. Чему сильно поспособствовала советская пропаганда, убеждавшая, что Сталин идет путем Ленина, никуда с него не сворачивая. С другой стороны, в эмиграции, смутно различая, что происходит за упавшим в начале 30-х железным занавесом, тоже, как правило, не видели между ними существенной разницы. Хотя, казалось бы, почти поголовное (за малым исключением) истребление большевиков времен Революции и Гражданской войны (в 30-е годы ставших «старыми большевиками») показывает, что Сталин был им уже не «товарищ», а враг, притом враг принципиальный, уводящий далеко от того пути, что был предусмотрен Лениным.

Даже Солженицын эту разницу приглушил, почти стер – из опасения, чтобы кто-то не противопоставил плохому Сталину хорошего Ленина. Разумеется, оба были плохи, хуже некуда, но плохи каждый по-своему.

Криптотелеологический план истории остается недоступным для смертных, но можно взять на себя смелость предположить, что Сталин затем был послан, чтобы покарать большевиков более жестоко, чем это могли бы сделать белые, связанные соображениями гуманизма и требованиями права. Если бы победили белые, часть большевиков опять ускользнула бы за границу (осенью 19-го, когда Деникин приближался к Москве, они к этому и готовились), а те, которые были бы осуждены и расстреляны, по крайней мере получили бы возможность умереть «красиво» - с мыслью, что гибнут они за правое дело, которое рано или поздно восторжествует. А в сталинских застенках им пришлось испытать унижения, глубину которых задали они сами: под пытками признаваться, что они контрреволюционеры и шпионы и в качестве таковых должны быть прокляты народом. Думаю, что им это было горше смерти.

И если рискнуть смотреть на дело «с точки зрения Бога», может быть, и наше несчастное крестьянство поплатилось при Сталине за прежние свои буйства.

В данном конкретном случае я готов был бы поверить в гегелевский «хитрый разум истории», если бы в иных случаях он не показал, что он совсем не такой хитрый и даже вовсе не разум.

Сталинская эпоха – время смешений, двоений, подмен. Она продолжает говорить на языке Ленина - Троцкого (при том, что второй из них был предан проклятию) потому, что другого просто не знает. Но доверяет только непосредственным ощущениям и «внутренним голосам». Формирующийся, путем естественного отбора, правящий класс, номенклатура, исключив из своих рядов «старых большевиков» (отдельных из них приручив), стихийно воспроизводит старый московский тип, то есть тип Московской Руси, о котором писал Федотов, – «сплав северного великоросса с кочевым степняком», упрямый, выносливый, примитивный, не рассуждающий, а принимающий на веру несколько догматов, на которых держится его нравственная и общественная жизнь. Едва ощутив свои возможности, этот класс немедленно приступил к муравьиной работе по воссозданию государства.