Новый Мир ( № 11 2010)
Шрифт:
Об иных пряхах говорили в старину: когда пряли, на медведя глядели, потому и пряжа вышла космата. Подобным же образом строители нового государства исподволь глядели во тьму времен, выискивая там образцы, классиками марксизма на будущее время не предусмотренные. Все мыслящие люди ждали реакции в той или иной ее форме, но т а к о й реакции, кажется, никто не ожидал. Поразительно, сколь легко была «расколдована» прежняя система власти (на другой день после отречения Николая II многие солдаты отказывались ему козырять и называли его, с усмешкой, «господин полковник»), но еще более поразительно, что новому режиму удалось возобновить и усилить «гипноз власти». Каковой, надо это признать, в ограниченной дозе необходим для успешного функционирования государства.
Самым слабым местом нового режима стала голова, вообще то, что называется духом.
Он боялся даже белых, побежденных на полях сражений. В продолжение 20-х годов у нас еще переиздавались, хотя бы и с купюрами, воспоминания участников Белого движения, выходившие на Западе (всего появилось несколько десятков таких книг). К концу этого периода всякие перепечатки такого рода прекратились: «советским людям» незачем было знать правду о Гражданской войне, хотя бы и в усеченном виде. В стране создавался миф о Гражданской войне, художественно оформленный, соответствующий вкусам новой генерации, сочетавшей некоторые темы коммунистической идеологии с элементами консерватизма. Эти новые поколения «советских людей» верили, что «Сталин следует заветам Ленина» и что победа красных в Гражданской войне открыла путь к народному счастью. Эйфория 30-х, «спущенная» сверху, но довольно широко поддержанная снизу, смутила даже некоторых эмигрантов, впечатленных витальностью нового строя. Хотя витальность-то была мнимая или, во всяком случае, преходящая. Не получив должного воспитания и не имея духовного стержня, новый правящий класс, проделавший путь «из нигилистов в сатрапы» (воспользуюсь выражением Лескова), обречен был уже в скором, по историческим меркам, времени начать разлагаться и разлагать подначальных ему и в конечном счете привел страну к тому печальному состоянию, в котором она сейчас пребывает.
Но до поры до времени некоторые свершения «советские люди» могли записать в свой актив. В первую очередь это, конечно, выигранная война с Германией.
Но вот вопрос: какая армия одержала победу над Германией? Это никоим образом не РККА 20-го года. Ту армию фактически разгромил Сталин – опять-таки более решительно, чем это могли бы сделать белые. Уничтожить почти весь высший командный состав армии, практически всех комиссаров высших звеньев, большую часть командиров и комиссаров средних звеньев – с такой масштабной задачей белые вряд ли справились бы. Разумеется, «новая» Красная армия (она, кстати, вскоре и называться стала иначе – Советской) сохраняла определенную преемственность по отношению к «старой», но ведь и «старая» сохраняла многообразную преемственность по отношению к царской армии (прямой и законной наследницей которой была Белая армия). Даже необычное ее облачение было найдено в царских складах: к моменту захвата власти большевиками там скопилось полтора миллиона комплектов новой и еще не опробованной формы, созданной по эскизам А. Васнецова, – шинели с «разговором» и шапки-«богатырки» (ставшие называться «буденновками»). Но к концу 30-х дух революционной армии вызывал уже в Кремле такое отторжение, что сделавшаяся привычной форма (красивая, кстати, форма, заслуживавшая иного содержания), а также знаки различия и прочее стали меняться (окончательно поменялись в годы войны) на новые, мало чем отличавшиеся от тех, что были в старой армии. От этого, конечно, армия не стала Белой, но и Красной она уже не была.
Эта война во всех ее подробностях жива в памяти народной, что, разумеется, оправдано. Но Великая Отечественная не должна «заслонять» собою Великую Гражданскую. Первая из них (вторая в порядке времени) была войною за физическое существование народа. Хоть и с величайшей натугой, она окончилась бесспорной победой; 9 мая 45-го года в этой эпопее была поставлена твердая точка. Великая Гражданская была войною за душу народа и за соответствующий выбор исторического пути. Она закончилась отточием - и продолжается сейчас. Д о л ж н а продолжаться. Только теперь уже, конечно, не посредством рук, а посредством умов.
«Вы победили, друзья и братья…»
Читая мемуары Шульгина,
Склоняясь над строками «Русской Смуты»,
Я до последней верую минуты,
Что русская судьба не решена.
Дмитрий Купцов
После падения советской власти прагматики, занявшие властные позиции, призвали общество забыть о красных и белых, а просто «делать дело». Их призывы заключали в себе некоторый резон, поскольку был момент, когда могли возобновиться уличные бои. К счастью, момент этот давно прошел.
Зато теперь постоянно звучат сетования на то, что не существует национального консенсуса по вопросу о Революции и Гражданской войне (а также последовавшей за ними сталинщины). Если консенсус означает всеобщее согласие, то это вещь недостижимая и ненужная; другое дело, что должна быть преобладающая (и отраженная в учебном процессе) точка зрения на Гражданскую войну, подтверждающая, что была в ней только одна правда – Белая.
Собственно красных уже давным-давно не существует; те, кто выступает сегодня под красным флагом, – сталинисты, чьи взгляды представляют собою довольно-таки противоестественную мешанину. Зато серого и грязного (включая сюда и то, что называет себя гламурным) вокруг больше, чем когда бы то ни было. После падения советской власти в стране вольготно раскинулся новый «кабак» (Солженицын).
Если бы в Гражданской войне победу одержали белые, ее следствием явилась бы напряженная духовная работа, имеющая целью определить дальнейшие пути России. Эта работа все равно была проведена, только в эмиграции. Большевики дали маху, выпустив из страны два (кажется, их было два) «философских парохода» (и еще могли бы спохватиться и послать им вдогонку подводные лодки, которые бы их потопили, да не догадались). Зато у нас есть теперь духовный запас, на который можно опереться (к сожалению, слишком медленно осваиваемый).
И есть опыт Белого сопротивления, оставивший в наследство потомкам попытку осуществления Белой идеи, внутри которой светится рыцарская идея.
Кому-то она (рыцарская идея) покажется сегодня анахроничной. Кому-то она казалась анахроничной, более того, заслуживающей осмеяния уже четыре столетия назад – когда вышел «Дон Кихот». Но только поверхностный читатель может прийти к выводу, что Сервантес смеялся над рыцарством. На самом деле его великая книга (напомню, что Достоевский поставил ее на первое место среди всех книг, когда-либо написанных рукою человека) пронизана рыцарским духом, но в то же время предупреждает, что выбравший трудную стезю рыцарства не должен попадать в смешное положение. И не напяливать «шлем Мамбрина» там, где он не нужен [35] .
Наше общество находится в состоянии глубокой нравственной дезориентации, делающей призрачными любые проекты, рассчитанные на сколько-нибудь длительную перспективу. Нужно сильнодействующее средство, чтобы справиться с нею. Таким средством может быть и рыцарская идея. В молодежной среде есть запрос на героизм (проза и поэзия молодых авторов свидетельствуют). Ему нужно просто найти выход. Вступающий на стезю рыцарства всегда выбирал себе пример, достойный подражания: это мог быть реальный Сид Кампеадор или вымышленный Амадис Галльский. Сегодня у нас есть невымышленные образцы, достойные того, чтобы брать с них пример.
Двадцать лет спустя после катастрофы, постигшей Россию, Иван Шмелев писал: «Ледяной Поход длится. Он вечен, как бессмертная душа в людях, – негасимая лампада, теплящаяся Господним Светом» [36] . Спустя еще семьдесят лет можно сказать, что героические тени продолжают свой поход и ждут, чтобы к ним присоединились живые.
Сергей Эфрон (который был и остался героем-первопоходником, как бы он ни повел себя потом в эмиграции), имея в виду товарищей по борьбе, верил: «Их огнем питаться будут потомки» [37] .