Новый Мир ( № 12 2009)

1

Я целый год держал себя в руках,

Забыв свои привычные пороки,

Хотя и пил в положенные сроки —

Господь не строг в подобных пустяках.

Ведь поутру проснешься — дело швах:

Все тело — соль, в нем пересохли соки.

Как не принять от этакой мороки —

Смочить язык, чтоб вовсе не зачах?

Но пью верначчу с греческим в наборе:

От здешних вин дуреет голова,

Совсем как в дни, когда мы с донной в ссоре.

А тут налью — и все мне трын-трава.

Хвала тому, кто первым выпил с горя —

Он заслужил на это все права.

2

Поганцу, поносящему отца,

Язык бы вырвать за такие штуки!

Пусть Семь Грехов — дорога к вечной муке,

Но их страшней деянья наглеца.

Будь я прелат с ухватками бойца,

Я тут же — к Папе от такой докуки:

— Труби поход крестовый — копья в руки,

За честь отцовства биться до конца!

Мы с этим делом разберемся вместе:

Чуть к нам такой хулитель попадет —

Сварить его и вмиг скормить на месте!

(Не нам — волкам, собакам: кто придет.)

Прости, Творец! Я сам из этих бестий:

Мои слова порой совсем не мед.

3

Всего три вещи мне на свете надо,

Хотя и тех не просто добывать:

Таверна, донна да игра-услада —

Немного, чтобы сердце согревать.

Но вот беда: с судьбой не стало слада.

Карман дыряв, не время шиковать.

Как вспомню, до того берет досада,

Что нет желанья что-нибудь желать.

Кричу: “Отец, когда ж сыграешь в ящик?”

Я отощал, растратясь до нуля:

Подуй — меня до Франции протащит.

У скупердяя выжать грош, моля

На Пасху, ради нищих и ледащих,

Трудней, чем сбить вороне журавля.

4

Будь я огнем — спалил бы мир дотла.

Будь ветром — я б сотряс его основы,

А будь водою — затопил бы снова.

Будь Богом — свергнул в ад, и все дела.

А стань я Папой — вот бы жизнь пошла:

Как простаков легко дурачить словом!

А королем — и править на готовом?

“На плаху всех от стара до мала!”

Но будь я смертью — я б к отцу явился.

Будь жизнью — прочь немедля б поспешил.

С мамашей точно б так распорядился...

А будь я Чекко — кем я есть и был, —

Я б с юными красотками водился,

А вам дурнушек и старух сулил.

5

Меня считает сыном нищета,

А я в ответ зову ее мамашей.

Я зачат страхом, так что неспроста

Меня печаль кормила скорбной кашей.

Мои пеленки были из холста,

Что называют горькой долей нашей.

Я с ног до головы одна тщета,

Сплошное зло и миру этим страшен.

Когда я вырос, мне всучили в дар

Жену, чтоб от восхода до заката,

Как тысяча расстроенных гитар,

Трындела — такова ее расплата.

Кто, овдовев, взыскует женских чар,

У тех в мозгах, похоже, просто вата.

6

Пускай не ропщут грешники в аду,

Что дал один из обреченных тягу:

О Чекко речь, я про себя, беднягу, —

Ведь думал, что оттуда не уйду.

Но нынче, у судьбы на поводу,

Я приобщаюсь к славе, да и к благу:

Отец дал дуба... Чем тут вспомнить скрягу?

Я голодал шесть месяцев в году.

Спеши, сонет, к дружку, к другому Чекко —

Тут не до монастырского житья!

Его отец — полумертвец, калека!

Конец подачкам! Будем — он и я —

От пуза жрать аж до скончанья века,

Не старясь, как Енох или Илья.