Новый Мир ( № 2 2013)

Бабка им крикнула из-за стены, что ложится спать, и он оставил Ваню и отправился домой по ночной глухой улице. Его мать тогда мгновенно догадалась, что он пил, и он обещал, что больше не будет, пока школу не закончит, ни капли.

Долгое время ему казалось неловко, что узнал о Ване сокровенное. Казалось, это мешало подружиться, сблизиться. Он и так нечаянно очутился слишком близко.

— Я живу неплохо, — говорил взрослый Ваня. Ваня, о котором теперь мало кто помнил, что он Горький. — Семья: жена, художник по костюму, детки, двое, помладше твоей, я поздно собрался. Квартира хорошая, на Юго-Западе. Бабка давно померла. В институте отучился. Базы данных называлась специальность, потом юридический, так и работаю юристом. Нет, не адвокат, именно юрист, знаю законы, даю консультации. У тебя нет юриста? Плохо. Я бы пошел, но ты ведь зарплату мизерную дашь. А почему у тебя доходов нет? Может, ты неправильное кино крутишь? Может, вместо кино что-то другое надо? Вот был кинотеатр “Октябрь”, а сейчас там автосалон, знаешь? Не нужно это людям сейчас, не время.

Он осмотрел внимательно кабинет, в котором они сидели вдвоем за черным чаем. Утренний зимний свет.

— А почему у тебя так холодно?

— Я вчера фрамугу забыл закрыть.

— Сейчас закрыта.

— Значит, вахтер с утра заходил прибрать и закрыл. Воздух не успел прогреться.

— Вахтер еще и убирает? Слабо старается, пыль в углах.

Директор сощурил близорукие глаза:

— Да, пожалуй. Скажу ему.

— Вольготно ему при тебе, что хочет, то и делает, хочет — на месте сидит, хочет — уйдет, а дверь открыта, заходи, прохожий, грейся. Это хорошо, если мирный человек зайдет, вроде меня, а если убийца? Я слыхал, у тебя вчера женщину убили? Молодая?

— В институте преподавала. Экономику. В концерты ходила часто. На выставки. Культурная жизнь. Наших с тобой лет. Средних.

— Ну, мы еще молодые.

— Это как сказать.

— По самочувствию.

— Я себя на сто три сейчас чувствую. Стариком дряхлым.

— Помирать, что ли, собрался? — усмехнулся Ваня. — А завещание составил?

— Не думал.

— Напрасно. Дело важное.

— У меня дочь. Больше делить наследство некому.

— Не скажи. Сегодня дочь, а завтра и внук и зять.

— Да и нечего делить. Ну, квартира, конечно. Но это уж как хотят.

— Квартира, положим, тоже не пустяк. А с этим как быть? — И Ваня обвел рукой вокруг себя.

Директор смотрел недоуменно.

— Это ведь твоя собственность? Кинотеатр этот, историческое здание, памятник конструктивизма. Что ты так удивляешься? Откуда я знаю? Работа такая — знать. И не хотел бы, а приходится.

— Зачем?

— Дело заключается в том, Костя, что с прежним хозяином мы вели долгие и тщательные переговоры насчет этого здания, и достигли уже некоторого соглашения, и уже готовили бумаги на подпись, как вдруг явилась эта дама с косой, а ей наши договоренности смешны. И вдруг оказалось, что покойный тебе завещал эту свою собственность.

— Для меня это было полной неожиданностью.

— Я знаю.

— Нет, правда. Абсолютно. Мне это не надо. Я работал спокойно директором, художественным руководителем, на самом деле и не вникал во все эти тонкости: налоги, пожарная инспекция. Я в этом не смыслю.

— То есть, если я правильно понимаю, тебе нет резона за это здание держаться?

— Меня прежнее положение вполне устраивало.

— Нет проблем, Костя. У меня в этом красивом портфеле — бумаги. Я тебе их оставляю, ты прочитываешь внимательно, консультируешься, подписываешь, и здание переходит в надежные руки.

— А я?

— Ты получаешь достойное вознаграждение. Дочке поможешь свою квартиру приобрести, это важно для семейной жизни, сам знаешь.

— А здесь что будет?

— Гостиница.

— В этом здании?

— Не совсем.

— Это здание — памятник архитектуры, уникальный экземпляр. Как редкая бабочка, его впору в Красную книгу занести.

— Никто его сносить не собирается, начинку переделаем.

— Начинка важна. Здание строилось как кинотеатр.

— Оно разваливается. На него смотреть больно. Это как нищий старик на дороге. Всеми брошенный. Ему недолго осталось.

— Нет.

Ваня помолчал, внимательно разглядывая директора, его седеющую голову, помятый воротник рубашки, порез на щеке.

— Костя, ты с ума сошел? Зачем тебе это надо?

— Не знаю.

— Что ты собираешься делать с этой, хотел сказать, рухлядью, но пусть будет бабочка. С этой бабочкой?

— Что и прежде — кино показывать.

— Какое кино? О чем ты?

— Людям надо отвлечься.

— Люди прекрасно пивом отвлекаются. Плюс телевизор.

Директор молчал. Он вынул и вертел в руках сигарету, но не закуривал.

— В стране разруха, — сказал Ваня, — по ночам фонари не горят. Жрать нечего. Стреляют. У вас женщину убили.

— Между прочим, был полный зал.

— Что?

— Ни одного свободного места. Фонари не горят, жрать нечего, стреляют, телевизор хоть не включай — такое дерьмо, где еще человеку отвлечься?

— Я, кажется, понял, — сказал Ваня. — Ты решил, что ты — важная птица. Поставщик чудесных видений. Ты же знаешь, что показать, ты киновед, ты мировая величина, ты исследования пишешь про крупный план.

— Я ничего не писал про крупный план.

— Да какая разница? Про средний. Про эффект Кулешова. Я в библиотеку зашел, поинтересовался.

— Подготовился.

— Я такой. Ты прогоришь, Костя. Твой покойный хозяин — он, конечно, любил кино, но у него и другое дело было, серьезное, за счет которого он ваш кинотеатрик и подкармливал. Знаешь, что за дело?