Новый Мир (№ 3 2011)

Ощущаешь, как жизнь, поглощённую сном,

Но текущую рядом — за занавешенным шалью окном.

Почему всё вместе здесь собралось —

Луна, люди — близкие и чужие,

Свет фонаря, падение звёзд,

Тени ушедших, что прежде жили?

Жизнь не гнушается волей случая.

Её забота — собрать воедино

Время и место. И если получится,

Вручить их Владыке и Господину.

Если это единство принято,

Жизнь течёт под крылом Господним,

Соединяя вчера и сегодня.

Всё, что утрачено, всё, что отринуто,

Возвращено без дознания строгого.

Всё это общее, всё это Богово.

Деревня Алексино

Хоть зимой ты дрожишь, а в июне страдаешь от зноя,

Хоть ты стала последнее время по моде дурной одеваться,

Я хочу с тобой встретиться поздней весною.

Не подумай, что некуда больше деваться.

Я привык к твоему одномерному ритму,

К колыханию ветра, что с севера дует в окошко,

К холодильнику, где пребывает в печали поллитра,

Из которой я пью за обедом две рюмочки — понемножку.

К полям, что вокруг, окружённым гущею леса.

В них всегда отраженье небесной тверди.

Какое счастье, что в твои владенья залез я,

Тобою был принят, а не отвержен.

Основал тебя, видно, давненько мудрец Алексей иль Алексий.

Для тебя он сыскал едва ли не лучшее место.

Ты росла потихоньку, без бурных скачков, без последствий,

Хорошела, не очень полнела, осталась в невестах.

Объезжали тебя трактора и справа и слева,

Не хотели топтать твоё тело и портить твой запах.

Продолжал глотать Николай, а Нюрка осоловела

В его воровских, но очень красивых лапах.

Но ты на это смотрела сквозь пальцы.

Тебе интересней было увидеть, как доживает Серый —

На твоём краю маячивший старый мерин.

Он ведь один в лошадином списке остался.

Ты принимала пришлых в людское своё поголовье.

Уходили старики и старухи, приходили дети.

Образовалось алексинское сословье.

Ничего особенного. Но всё же не те, а эти.

Если прибавить к людям ежей и удодов,

Иволгу, местных кукушек, собак и кошек,

Множество птиц, неизвестных по имени, разной породы,

Бабочек, мух, комаров и мельчайших мошек…

Можно составить такой же список кустов и деревьев,

Трав и цветов, заверить его в сельсовете.

Чтобы никто не мечтал о покупке такой дорогой деревни,

Чтоб в ней оставались не те, а эти.

Что касается нас — меня, жены, детей и дальше по списку,

Мы служить тебе будем до последнего вздоха.

Но не вздумай нас вписывать в перечень на поверхности обелиска,

Что стоит в твоём центре: получится плохо.

Вместо тайны общенья живущих громко и ушедших тихо

Казённая справка с круглой печатью и пропуск на выход.

Парижский мальчик Георгий Эфрон между двумя нациями

СЕРГЕЙ БЕЛЯКОВ

*

ПАРИЖСКИЙ МАЛЬЧИК ГЕОРГИЙ ЭФРОН МЕЖДУ ДВУМЯ НАЦИЯМИ

Беляков Сергей Станиславович – критик и литературовед. Родился в 1976 году в Свердловске (ныне Екатеринбург). Окончил Уральский государственный университет. Заместитель главного редактора журнала «Урал». Постоянный автор «Нового мира» Живет в Екатеринбурге.

У меня нет ни капли французской крови,

но в моих жилах течет кровь Франции.

Ромен Гари

В истории литературы Георгий Эфрон, более известный под домашним именем Мур, остался лишь сыном Марины Цветаевой. Да, он мог бы стать известным литературоведом, переводчиком. А мог сделать карьеру политического аналитика, специалиста по международным отношениям. Предпосылки к этому были: в пятнадцать лет новый состав французского Кабинета министров интересовал его больше, чем прелести одноклассниц, о наступлении англичан в Греции, об отношениях Французской компартии с Коминтерном, об интересах Советского Союза Мур судил с профессионализмом дипломированного между­народника. Увы. Мойры не были милостивы к Муру: его ждал фронт и безымянная могила у деревни Друйка, где в самый разгар знаменитой операции «Багратион» сын Марины Цветаевой принял последний бой.

И все-таки этот несостоявшийся профессор, несостоявшийся переводчик, несостоявшийся писатель кое-что успел за свои девятнадцать лет. Даже очень много успел. Он оставил литературное наследие, которое не оценили до сих пор.

Дневники Георгия Эфрона читают в основном историки литературы и биографы Марины Цветаевой. Но Георгий интересен и сам по себе. Вся его жизнь прошла на границе двух культур, двух миров, двух наций. Кем он был? Русским? Французом? Космополитом? Почему это вообще важно?