Новый Мир ( № 7 2009)
Шрифт:
А теперь прикинем последствия.
Издательства и книготорговые сети рухнут: количества консерваторов, верных бумаге, приблизится к нынешнему числу адептов виниловых дисков. В первую очередь кризис коснется дебютантов и малоизвестных авторов, спрос на “котов в мешке” невелик уже сейчас. Не правда ли, желание удрученного обвальным падением качества читателя сперва ознакомиться с предлагаемым опусом за бесплатно заслуживает снисхождения?
Как результат, занятия словесностью различной степени изящности превратятся для подавляющего большинства авторов в то, чем они и являются по сути своей: безобидное и безвредное хобби, не приносящее ничего, кроме морального удовлетворения. Бесконечный сетевой самиздат, об общем уровне которого сказано предостаточно.
А вот профессионалам придется туго. Тем нескольким тысячам
Фактически литература вернется во времена доиздательского бума, породившего беллетристику в ее нынешнем виде, то есть век в XVIII. Кормиться от продаж станет весьма затруднительно, что бы ни орали горлопаны, клянущиеся живенько выложить за книгу свои кровные, но – после бесплатного прочтения. Полагаю, если бы оплата обедов производилась после приёма пищи и по желанию трапезничающих, ресторанный бизнес тоже пришел бы к состоянию, далекому от процветания.
Безрадостная картина, не правда ли? Попахивает темными веками, регрессом культуры и гибелью цивилизации. Уж не Апокалипсис ли кроется в этом невинном на первый взгляд устройстве?
Увы. Сколь ни заманчива возможность обвинить электронные книги в грядущем упадке и грозящей мерзости запустения, следует признать, что все перечисленные тенденции имеют место и без привлечения всевозможных технических новшеств. Воистину, никакие изобретения не в силах принести издательскому бизнесу больше вреда, чем он сам. Ведь это господа издатели сбили планку в годину книжного бума, превратив книгу из произведения искусства в объект потребления. А процесс потребления в наш век тотального консьюмеризма… Впрочем, я повторяюсь.
Да и тенденция превращения писательства в бесплатное удовольствие налицо. Для львиной доли публикующихся нынче авторов литература отнюдь не является сколь бы то ни было существенным источником доходов: оборотной стороной издательского Молоха, пожирающего ежегодно сотни рукописей и выдающего на-гора все новые позиции в безразмерных прейскурантах, является резкое падение выплат на одного отдельно взятого среднестатистического автора. Иными словами, значительная часть пишущей нынче публики уже сейчас готова принять бесплатность своего труда. Да, в подавляющем большинстве своем их опусы не выдерживают ни малейшей критики, однако способная к критическому восприятию часть читательской аудитории столь ничтожна, что в масштабах книжной индустрии ею вполне можно пренебречь. Так вот: эта, весьма значительная, часть писательской братии уйдёт в “копифлет” - свободное распространение, не защищенное авторским правом – абсолютно естественно.
Что остается литераторам в условиях, когда само понятие “гонорар” на глазах приближается к словарной пометке “устар.”?
Да то же, что и раньше. Гонорар, как и многие другие гримасы цивилизации, суть порождение XIX века, приучившего мерить на деньги все.
Можно скрашивать литературными экзерсисами досуг рантье или высокооплачиваемого служащего. Сколько их, помещиков, отставных офицеров, докторов и шпионов, обретается нынче в сонме классиков! Можно найти богатого покровителя, коему затея иметь “настоящего писателя” покажется более забавной, чем коллекционирование яхт или футбольных клубов. В конце концов, без герцога Орлеанского парижский уголовник Франсуа Вийон вряд ли украшал бы собою все антологии французской поэзии. Можно, в конце концов, уединиться в сырой мансарде и творить для Вечности – в надежде, что потомки… В любом случае, литературу как основной источник дохода никто не рассматривал (кроме разве что помянутых “придворных”, но их труды, как правило, редко выходили за пределы строго очерченного круга: с эксклюзивом о ту пору было не менее строго).
Впрочем, наш просвещенный (по крайней мере, технически) век оставляет некоторые возможности для честного писательского заработка и вне системы авторского права. Например, постепенно набирает обороты практика добровольных пожертвований автору, чей текст вызвал уважительное внимание со стороны скользящего по Сети досужего потребителя. Но такие примеры единичны и уж точно никак не перекрывают нынешних потребностей.
Куда вероятнее появление текстов, оплаченных рекламодателями: разнообразные “product placemente” еще вчера стали чуть ли не повседневностью. Да и прямая реклама в виде всевозможных баннеров и всплывающих окон – явление весьма распространенное. Такие проходящие в настоящий момент процесс легализации сетевые библиотеки, как Фензин или Альдебаран, охотно предоставляют возможность бесплатного чтения, утяжеляя его обязательной рекламой, отчисления от которой идут в том числе и автору.
Любопытный выход из ситуации предложил тот же Стивен Кинг, циник, умница и безусловный профессионал. Вдохновленный успехом “Riding the Bullet”, Король Ужасов на основе своей старой и неоконченной повести “Растение” (“The Plant”) запускает амбициозный проект “The Plant II”.
Условия просты: автор объявляет интересующую его сумму сборов от читателей и начинает с заранее определенной регулярностью публиковать фрагменты на общедоступном сайте. Если к моменту появления трех четвертей текста искомая сумма не набирается, проект объявляется закрытым, а окончание книги навсегда остается недоступно для читателей. Таким образом, конкретный читатель не связан никакими обязательствами перед автором, принимает решение о сроках и объеме оплаты по собственному усмотрению, а писатель, в свою очередь, кровно заинтересован заинтриговать читателя настолько, чтобы тот охотнее расставался с деньгами ради следующей порции любимого чтива. По сути, перед нами классический роман-фельетон, однако, с куда большей степенью читательской свободы и лишенный посредника-издателя.
Замечательно! Но… Такого рода рецепты работают для единичных авторов: ведь свою неимоверную популярность Кинг приобрел именно благодаря традиционному, “бумажному” книгоизданию. Рассчитывать на нечто подобное автору менее маститому, боюсь, не следовало бы.
Собственно, я отнимаю столь много читательского времени на этот, казалось бы, не вполне соответствующий заявленной теме вопрос именно потому, что отсутствие контроля за воспроизведением новых копий серьезнейшим образом отразится на привычных для нас взаимоотношениях пишущего и читающего. Само понятие “писатель”, тысячелетиями сакрализуемое, теряет смысл в ситуации, когда кто угодно может опубликовать что угодно. Фактически мы возвращаемся в ситуацию, когда толпа звериношкурых охотников у костра наперебой выкрикивает похвальбы касательно своей роли в плановом забое мамонта. Круги производящих и потребляющих тексты сливаются. Отныне писатель – каждый, кто возжелал называть себя таковым.
Что в результате? Бесконечная саморефлексия. Писание “для души” - своей, не читательской. Любительство. Разнообразные “Записки” Болотова “для своих потомков”. А нынешним любителям “почитать на ночь что-нибудь легкое” останется телевизор или то, что заменит его через несколько десятилетий.
Бумажной книге для того, что бы выжить, придется стать ценностью самой по себе, вне связи с текстом, способным существовать и без нее. Стать предметом роскоши с золотым обрезом, инкрустациями и переплетом натуральной кожи. Что ж, не худший вариант, да и вложение средств вполне перспективное. Библиотека в два десятка томов, как и в благословенные времена Средневековья, будет равна состоянию.
Что ж, эпоха массовой коммерческой беллетристики подходит к концу. Демон дожирает самое себя. Массированная кампания по защите института авторского права – с максимально жесткими санкциями и всей мощью пропагандистского аппарата – еще могла бы законсервировать ситуацию в ее нынешнем виде, но уже сейчас ясно, что ничего подобного сделано не будет. Крах книжной индустрии массового производства фактически предрешен.
Что дальше?
А дальше – бесконечные возможности для самосовершенствования. Выход за жесткие барьеры ограниченной переплетом линейной структуры. Литература будущего – многомерная и интерактивная. Та терра инкогнита, на которую с тоскою смотрел Кортасар и куда делает первые робкие вылазки Павич. Собственно, мы имеем дело с переходом на новый этап эволюции литературы: от сказания через рукопись и собственно книгу – к тексту как таковому, не привязанному не только к определенному носителю, но и к любой осязаемой форме вообще.
Традиционный роман, выработавший свой ресурс стараниями корифеев прошлого, деградировавший до постмодернизма, получает то, чего был лишен несколько последних десятилетий: фронтир. Из уютного Mare Nostra книжного переплета избранные смельчаки выбираются в бесконечный океан – и едва ли он будет назван Тихим. За ними придут другие. Новый мир, новая литература, новый читатель – стоят на пороге, кроются тенью возможности в импульсах сетей и микросхемах “читалок”. Пускай еще не завтра. Пускай о бушующих океанах сегодня можно догадаться лишь по капле росы.