Новый Мир ( № 7 2009)

Но Океан ждет.

А бумажные книги… Они еще долго будут украшать наши дома. Помните? “Чтение – чувственное удовольствие”.

Мысленаблюдения

Шмидт Сергей Федорович. Родился в 1971 году. Живет в Иркутске. Преподает ряд социально-гуманитарных дисциплин в Иркутском университете, занимается социальными исследованиями, колумнистикой в СМИ. В 2004 году под “ником” Langobard завел в Интернете блог (“Живой Журнал”). Журнал ведется до сих пор, хотя в начале 2009 года он подвергался хакерскому взлому, большая часть записей была уничтожена. Записи в журнале редко имеют личный характер, часто связаны с профессиональной деятельностью автора, который сам определяет содержание журнала как “повседневную гуманитаристику”. Выдержки из “Живого Журнала” Сергея Шмидта мы представляем читателю. В “Новом мире” Сергей Шмидт публикуется впервые.

2005

Столичная гуманитарная интеллигенция: социально-антропологический

аспект

Итак, список самых частотных слов в среде столичной гуманитарной интеллигенции (привожу скопом, а не по принципу убывания или возрастания количества употреблений).

Проект (проектирование — вместо слова “планирование”, которое, видимо, выглядит излишне совковым). Кейс. Фиксация (надо говорить не “мне пришла в голову мысль о том, что...”, а так: “Моя последняя фиксация в том, что...”). Сеть. Пакет (употребляется относительно совершенно произвольно выбранных штук). Ресурс. Развилка. Контур. Схлопывание (по отношению к чему только не употребляется). Метаполитика. Прокачка.

Лет десять назад мой знакомец, рассуждая о философии Мишеля Фуко, подметил, что в Москве много людей, которые, когда произносят слово “власть” (в фуковском, то бишь самом неопределенном смысле), испытывают некий сухой оргазм. Это видно по выражению лиц. Сейчас этот эффект вызывают слова “проект” и “сеть”, а потом все остальные перечисленные.

Из новых модных выражений: сюжетика, “кустовые работы”, стратегирование (равно как и “технология стратегирования” и даже “рынок стратегирования”), комплексирование (например, реформ в образовании), специфицирующая (линия исследований), держатели интересов, погружение в масштаб жизни. И особенно меня порадовало — дефициантность. Типа — снизить дефициантность.

Еще интеллектуалы посходили с ума от установок на карты и картографирование. Точнее, от всяческого “картирования”. Исследование признается хорошим только в том случае, если его результатом оказывается какая-нибудь карта. Особенно хороши установки на картирование процессов, на карты процессов, иначе говоря. Бедный Колумб — он картировал Америку, совсем забыв о происходящих в ней процессах.

Замечено также, что с удвоенной скоростью заражаются и начинают активно употреблять данные выражения представители интеллигенции города Томска (чувствуется, что интеллигентская столица Сибири). Остальные усваивают медленнее. Чувствуется, что сопротивляется Санкт-Петербург. Во-первых, давнее перетягивание каната с Москвой. Во-вторых, там своего автохтонного словотворчества хватает.

Пиар во время чумы

Среди региональных политпиарщиков давно наблюдаю следующее. Занимаясь выборной кампанией какого-нибудь очередного субъекта, они на период кампании утрачивают профессиональный цинизм и начинают действительно считать и доказывать в абсолютно частных разговорах, что их клиент — самый лучший. Не то что он самый честный и кристальный (до таких глупостей все-таки дело не доходит), но что он действительно более других подходит на выборный пост.

Происходит какое-то удивительное растворение личности в “выделенном объекте”. Нечто подобное происходит с болельщиками по отношению к спортивной команде во время игры, с экстатически молящимися по отношению к иконе и т. п. Психологи должны разбираться.

После выборов, буквально через неделю, все проходит, и они начинают рассказывать про клиента “смешные истории”, потешаться над ним и т. п. Но на пике выборной кампании пиарщик оказывается чуть ли не единственным человеком, который действительно верит политику. Хотя, по логике вещей, он должен быть единственным, кто не верит.

Хотя, быть может, он просто не может “переключиться” (работа захватывает его целиком) и поэтому даже в частных разговорах продолжает нести про “клиента” какой-нибудь радужный бред.

Блондиновый чукча

Еще 10—15 лет назад не было анекдотов про блондинок. Однако 10—15лет назад были анекдоты про “чукчей”, которых сейчас нет. Не думаю, что сработала пиар-команда Абрамовича. Они исчезли сами собой. Даже пан Абрамович не стал героем анекдотов про “чукчей”, равно как “чукчи” не стали героями анекдотов про Абрамовича. Ни одного толкового анекдота, например, про то, как “чукча” пришел на прием к Абрамовичу, я не слышал. Хотя сюжет, казалось бы, такой классный, сам в анекдот просится.

“Блондинки” победили “чукчей”. Ответственность за тему “безобидной тупости” возложена на них. Эта эволюция от “чукчей” к “блондинкам” довольно удачно символизирует характер социокультурных изменений в российском обществе, произошедших в эпоху перестроечно-постперестроечных “год-

за-пять”.

Замечу, что феминисткам стоит особенно печалиться. Маскулинность взяла реванш. “Чукчи” из анекдотов были в основном мужчинами. “Блондинки”— само самой разумеется — женщинки.

“Чукчи” были реакцией на социалистический официозный концепт “дружбы народов”, “блондинки” — на капиталистический доминирующий концепт “полноты жизни”. А ведь было бы интересно встретиться-поговорить “блондинкам” из анекдотов про блондинок и “чукчам” из анекдотов про чукчей. Этакая встреча Чужого и Хищника, но с позитивным знаком.

Да и анекдоты про то, как “чукча” встречается с “блондинкой”, были бы забавны.

2006

Лирика первоначального накопления капитала

В разгар перестройки, когда страна упивалась массовым читательским психозом и параноидальной политизированностью, появились первые они . В большом количестве они появились в Москве весной-летом 1991 года, а в Иркутске, соответственно, осенью того же года. В 1992 и 1993 годах казалось, что они составляют большинство населения. Они были в силе в 1994-м, в 1995-м. Потом пошли на убыль. Последних добивал дефолт.

Они были пионерами русского капитализма. Они были не акулами, а пираньями настоящего рыночного, то бишь доофисного, капитализма. Не корпоративного, а компанейского. Бывшие гопники и студенты, ставшие мелкооптовыми спекулянтами и хозяевами “комков” (потом “ларьков”). Они не знали, что такое офис, а если он и был у них, то был он снятой квартирой с вечно просроченной арендной платой, в которой они в основном резались в игры на 286-х компах да отлеживались с похмелья. Их “рабочими кабинетами” были тачки, недорогие по нынешним временам, но недоступные для бюджетников того времени “японки”. В этих тачках они проводили деловые беседы и трахали девчонок. В них же они могли возить какие-то партии товара. Отдыхом для них были танцы на открытом воздухе под музыку, гремевшую из тачки (пока позволял аккумулятор), и с визжащими подружками. Рядом с ларьком, где бралась и бралась выпивка. Пиво обязательно должно было стоять на багажнике.