Новый Мир ( № 8 2008)
Шрифт:
Между тем другой герой романа, сыщик Фикс, видит в объявленной цели путешествия дымовую завесу, благодаря которой авантюрист спасается от правосудия. Поверить в бредовую идею оказывается выше его сил. Вроде как Чичиков — куда несешься ты? — спасается от Немезиды, скрывшись в облаке знаменитой фанфаронады. Будь английский детектив знаком с русской словесностью, непременно бы процитировал.
Так все-таки что же заставило Филеаса Фогга пуститься в авантюру, связанную с совершенно несоразмерными рисками? Сначала я написал было: “пуститься в путешествие”, потом заменил “авантюрой”. Дело в том, что Филеас Фогг, строго говоря, вовсе не путешествует. Во всяком случае, так утверждает сам Жюль Верн: “Филеас
Переформулирую вопрос: что заставило Филеаса Фогга взяться за описание своим весомым телом окружности по орбите вокруг земного шара, следуя законам точной механики? Сам он внятного ответа на этот вопрос так и не дал. И словоохотливый (в отличие от своего героя) автор тоже не дал. Но если внимательно читать роман, ответ все же найти можно.
Что предшествовало заключению пари? Филеас Фогг играл в клубе в вист-— занятие, которому он предавался здесь ежедневно в одно и то же время. За игрой стали обсуждать план-график кругосветного путешествия, опубликованный в утренней газете:
“Из Лондона в Суэц <…> поездом и пакетботом ................ 7 дней.
Из Суэца в Бомбей пакетботом ........................................... 13 дней.
Из Бомбея в Калькутту поездом ............................................ 3 дня.
Из Калькутты в Гонконг (Китай) пакетботом .................... 13 дней.
Из Гонконга в Иокогаму (Япония) пакетботом .................. 6 дней.
Из Иокогамы в Сан-Франциско пакетботом ..................... 22 дня.
Из Сан-Франциско в Нью-Йорк поездом ............................ 7 дней.
Из Нью-Йорка в Лондон пакетботом и поездом ................. 9 дней.
Итого — 80 дней.
— Да, восемьдесят дней! — воскликнул Эндрю Стюарт, в рассеянности сбрасывая козырь. — Но здесь не учитывается ни дурная погода, ни встречные ветры, ни кораблекрушения, ни железнодорожные катастрофы и тому подобное.
— Все это учтено, — ответил Филеас Фогг, делая ход <…>.
— Даже если индусы или индейцы разберут рельсы? — горячился Эндрю Стюарт. — Если они остановят поезд, разграбят вагоны, скальпируют пассажиров?
— Все это учтено, — повторил Филеас Фогг...”
Далее они заключают пари на двадцать тысяч фунтов.
Да, кстати, если вы не в курсе, пакетбот ( англ. packet-boat) (мор. устар.) — это морской почтово-пассажирский пароход. Цитирую словарь. Пояснение, к моему удивлению, в шестом томе собрания сочинений отсутствующее: неужели в 56-м слово “пакетбот” было в ходу?
“— Двадцать тысяч фунтов! — воскликнул Джон Сэлливан. — Двадцать тысяч фунтов, которые вы можете потерять из-за непредвиденной задержки!
— Непредвиденного не существует, — спокойно ответил Филеас Фогг.
— Мистер Фогг, но ведь срок в восемьдесят дней — срок минимальный.
— Хорошо использованный минимум вполне достаточен.
— Но чтобы не опоздать, вам придется с математической точностью перескакивать с поезда на пакетбот и с пакетбота на поезд!
— Я и сделаю это с математической точностью”.
С математической точностью! Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить. Совестливые оппоненты Филеаса Фогга чувствуют себя неловко: порядочно ли они поступают, участвуя в пари, где противная сторона не имеет никаких шансов?
В этом диалоге сталкиваются два мировоззрения, два представления о мире. В одном из них приоритетна случайность, приоритетен хаос, в другом — порядок, обуздывающий хаос и подчиняющий случайность. В рациональном, упорядоченном мире царствуют разумная необходимость, предсказуемость и регулярность: “непредвиденного не существует”, все расчислено, все измерено, все учтено — вплоть до скальпирования пассажиров. Да, флуктуации возможны, но они подчинены закону статистики, а стало быть, учтены. Учтенная случайность перестает быть случайностью.
Одна сторона полагает газетный расклад кругосветного путешествия не более чем отвлеченной теоретической моделью, существующей только в мире идеального, другая (в лице героя романа) уверена, что эта модель перестала быть отвлеченной, спустилась с неба на землю, воплотилась в жизнь. Произошла революция, мы живем в дивном новом мире, но, кроме Филеаса Фогга, этого никто, кажется, не заметил. Филеас Фогг — одинокий пророк нового мира.
Идя из дому в клуб, Филеас Фогг заранее знает, сколько шагов он сделает правой ногой, сколько левой. Подсчет шагов дисциплинирует мысль, структурирует личное пространство, и вообще в этом есть нечто успокоительное. Сравнивая контрольные числа, которые заведомо совпадут, он испытывает заранее предвкушаемое удовлетворение: мир, как и предполагалось, надежен, устойчив и всегда равен самому себе. Филеас Фогг знает, когда уйдет, когда придет, когда и с кем сядет за вист, что будет есть и когда ляжет спать. Здесь нет и в принципе не может быть места случайности. К моменту его пари мир в целом не приблизился еще в достаточной мере к этому локальному идеалу, но модель, как берется доказать Филеас Фогг на любезно предоставленном ему романном поле, в целом работает уже вполне удовлетворительно.
Филеас Фогг — человек большой идеи — ставит на кон свое состояние и, как потом выясняется, даже и жизнь, потому что ему не нужен миллион — ему нужно мысль разрешить: если мир — хаос и случайность, если мир не подчинен разуму, то в таком мире он жить не желает и билет за ненадобностью возвращает: осмысленному человеку не пристало бессмысленное существование щепки в водовороте. Филеас Фогг готов не только отстаивать свою картину мира, не только бороться за нее, но если надо, то за нее и умереть. Впрочем, если его картина мира верна (а он в этом уверен), умирать не придется. И действительно не пришлось.
Жюль Верн ставит в своем романе глобальный эксперимент, испытывая концепцию Филеаса Фогга в самых неблагоприятных условиях. Даже перебарщивает. Он бросает против своего героя все возможные природные и социальные стихии: являются в свой черед предсказанные партнерами по висту штормы, встречные ветры, аборигены со своими безумными обрядами и скальполюбивые воинственные индейцы. Все, что может сломаться, — ломается. Все, что не может ломаться, — тоже ломается. Кроме того, автор противопоставляет железной воле своего героя волю сыщика, делающего все возможное (с самыми лучшими намерениями), чтобы прервать орбитальное движение Филеаса Фогга, и таки добивающегося локального успеха. Но и это оказывается в конце концов учтенной флуктуацией.
Среди неожиданных препятствий — остановка поезда у подножия гор Виндхья. Поезд дальше не идет, просим пассажиров освободить вагоны. Как это дальше не идет?!
“— Железная дорога не достроена...
— Как? Не достроена?!
— Нет! Остается еще проложить отрезок пути миль в пятьдесят до Аллахабада, откуда линия продолжается дальше.
— Но ведь газеты объявили, что дорога полностью открыта!