Новый Мир ( № 8 2010)

Он посмотрел на меня с удивлением и сказал:

— Ты откуда — куда мясо возишь?!

До того, как междугородняя телефонная связь стала автоматической, ее, как помним, осуществляли телефонистки. У тебя дома раздавался звонок, и женский голос выкликал:

— Москва!.. Москва!.. Вас Тула вызывает…

После такого предисловия станет понятной забавная реплика, которую мне в свое время довелось услышать на Центральной телефонной станции в Ярославле. Брежнев скончался в восемьдесят втором году, и тогда же его именем назвали город Набережные Челны. А через два года

в мир иной ушел его преемник — Андропов, и в его честь был наименован Рыбинск…

Так вот в восемьдесят пятом году я слышал, как ярославская телефонистка кричит в микрофон:

— Брежнев!.. Брежнев!.. Вас Андропов вызывает!..

И притом, напомню, оба — покойники.

О телефонистках вспоминает В. А. Успенский:

— Да и внутригородскую связь первоначально обслуживали, конечно же, телефонистки. В ряде телефонных узлов Москвы так было еще в конце 1940-х годов, а то и позже. У абонентов этих узлов стояли телефонные аппараты без диска, и, вместо того чтобы нужный номер набрать, надо было сказать его телефонистке. А кнопочных аппаратов тогда вообще не было. Скажем, у моего друга Миши Поливанова, жившего тогда на Летниковской улице, был телефон В1-96-05. Ведь когда телефонные номера в Москве были шестизначными, то первая цифра заменялась русской буквой, и на циферблате рядом с цифрой 3 располагалась буква В, третья по счету в алфавите. Жил я тогда в Тихвинском переулке, и на телефонном аппарате был диск, при помощи которого и набирался номер Поливанова. А вот в квартире нашего общего друга Жени Левитина в Дегтярном переулке аппарат был без диска. В этой квартире я должен был поднять трубку и произнести: “Кировская один, девять, шесть, ноль, пять”. Потому что телефонные номера, начинающиеся с буквы “В”, относились к Кировскому телефонному узлу. Буква “Г” означала Арбатский, “Д” — Миусский, “К” — Центральный узел, и надо было произносить, соответственно, “Арбат”, “Миуссы”, “Центр”; произносить “Киров” было не принято. В первые годы существования телефонов — в царское и в раннее советское время — полагалось сперва сказать что-нибудь любезное вроде “Барышня, прошу” и потом уже нужный номер. На что телефонная барышня отвечала: “Даю”. Рассказывают, что через некоторое время оказалось, что петербургская телефонная сеть перегружена несостоявшимися соединениями. Потому что многие абоненты брали телефонную трубку только для того, чтобы услышать слово “даю”, произнесенное молодым женским голосом, — после чего отъединялись. Тогда барышням разрешили вместо короткого “даю” отвечать более длинно: “Соединяю”. На мой взгляд, кстати, характер человека отражается в тех начальных словах, которыми он дает знать звонящему, что он трубку снял и готов слушать. Одни говорят “да”, другие — “алло” (но чаще “алле”, а то и “але”), третьи — “слушаю”, четвертые — “слушаю вас”, пятые — “я к вашим услугам”. Я знавал и такого, кто говорил:

“В аппарате”.

В марте восемьдесят пятого года умер преемник Андропова — Константин Устинович Черненко. Родом он был из-под Хабаровска, и сейчас же возникла такая шутка:

— Теперь Хабаровск переименуют. Он будет называться Усть-Константинополь.

Вместо Черненки Генеральным секретарем ЦК КПСС стал напористый и энергичный Горбачев. На фоне трех стариков, которые были его предшественниками, он в свои пятьдесят шесть казался едва ли не юным.

Мой друг Георгий Вайнер констатировал:

— У нас в стране два главных персонажа — “дедушка Ленин” и “молодой генсек”. Но никто не обращает внимания на то обстоятельство, что “генсек” несколько старше “дедушки”…

(Ленин умер в пятьдесят четыре года.)

Уже в девяностых один приятель процитировал мне четверостишье из десятой главы “Онегина”. Пушкин адресовал эти строки царю Александру, но они вполне подходят Горбачеву:

Властитель слабый и лукавый,

Плешивый щеголь, враг труда,

Нечаянно пригретый славой,

Над нами царствовал тогда.

Вот еще одно наблюдение Вайнера:

— Когда ты входишь в кабинет к советскому начальнику и говоришь ему: “Здравствуйте”, он отвечает тебе: “Да”. А когда ты уходишь и произносишь: “До свидания”, он говорит: “Спасибо”.

В те годы на месте храма Христа Спасителя существовал открытый бассейн. Директором этого заведения был некий деятель, известный своими связями в криминальных кругах и в среде московских чиновников. Возле водоема стоял бревенчатый дом, это была баня для самых важных посетителей. В какой-то из дней мой друг Георгий Вайнер оказался в числе таковых, и он делился со мной своими впечатлениями.

В просторном предбаннике стояли диваны и кресла, а также там располагался бар — за стойкой орудовал глухонемой уголовник. Он бесплатно наливал гостям наилучшие иностранные напитки — виски, джин, шампанское, пиво…

Георгий поинтересовался у директора:

— Кто за это платит?

Тот улыбнулся и указал моему другу на двух завернутых в простыни людей, которые скромно сидели в уголке и тихонько о чем-то разговаривали.

— Один из них — начальник районного отдела милиции, а второй — директор огромной овощной базы. Так вот за то, чтобы в такой обстановке поговорить с милицейским начальником, он готов заплатить не только за всю эту выпивку, но еще много сверх того…

В восьмидесятых годах Аркадий и Георгий Вайнеры ездили отдыхать в Кисловодск и привезли оттуда замечательную историю.

Живущие в тех местах (когда-то репрессированные Сталиным) карачаевцы отличаются воинственностью. У каждого мужчины, а то и подростка непременно есть пистолет… И вот несколько карачаевцев явились в одну из воинских частей с просьбой продать им танк. При этом предлагалась весьма значительная сумма денег… Танкисты переглянулись и вступили в переговоры.

Через несколько дней в дальний аул прибыл танк, из которого вылезли два человека в шлемах. Карачаевцы попросили их загнать машину в каменный сарай, затем заперли ворота на замок и вручили танкистам обещанные деньги. Те попрощались и пошли вниз по горной дороге…

Через пятнадцать минут в сарае раздался шум мотора, танк сбил ворота и рванул вслед за удаляющимися “продавцами”… (В машине скрывался третий танкист.) Словом, покупатели были обмануты самым наглым образом.

На другой день карачаевцы явились к командиру части и пожаловались на вероломство его подчиненных. Офицеры не поверили своим ушам, а затем приказали всем танкистам надеть шлемы и построиться в шеренгу. Обманутые горцы несколько раз обошли строй, но — увы! — стоящие в шлемах солдаты были неотличимы друг от друга…

И как ни бились военные следователи, дело о “продаже танка” раскрыть не удавалось.

Подоспела демобилизация, и те трое, что провернули аферу, из армии уволились. Они были родом из Новосибирска и, возвратившись домой, принялись кутить в ресторанах… Тут ими заинтересовалась милиция:

откуда такие деньги? Ведь ребята вернулись из армии, а не с золотых приисков… Стали выяснять, где эта троица “проходила службу”, и все стало ясно. Их арестовали и отдали под трибунал.

И еще одну подобную историю я узнал от Вайнеров.

В советские времена в каждом областном отделении Государственного банка существовала особая комната, где хранилось сорок или пятьдесят миллионов рублей — на случай войны и иных непредвиденных обстоятельств. Бронированная дверь такой комнаты запиралась на три замка и опечатывалась тремя печатями. Войти в это помещение могли лишь три человека (все вместе): управляющий банком, главный бухгалтер и начальник охраны. Каждый из них имел ключ от одного из замков и свою собственную печать.