Новый Мир ( № 8 2010)
Шрифт:
И вот в некоем областном банке была ревизия, которая обнаружила, что из этой самой комнаты исчезли восемь миллионов рублей. Управляющий, бухгалтер и начальник охраны были немедленно арестованы. Но они в хищении не признались, и обыски в их домах результата не дали… Тем не менее все трое были судимы и отправились отбывать длительные сроки заключения.
А на самом деле кражу совершил солдат — один из охранников банка. Он тщательно готовился к этому преступлению. В один из дней, когда начальство появилось в хранилище, он незаметно сделал слепки со всех трех ключей и с печатей. Затем
Через несколько месяцев он был демобилизован и поехал в свой родной город — Симферополь. В отличие от героев предыдущего рассказа он не стал ни пить, ни гулять, а тратил свои миллионы очень осторожно, дабы не вызвать никакого подозрения.
А через год после того, как он пришел из армии, состоялась свадьба его младшей сестры. И вот тут он выпил сверх меры, а потому решился на широкий жест: нанял двадцать такси, посадил туда гостей и приказал водителям ехать за машиной, в которой сидели жених и невеста…
Эта купеческая выходка не осталась незамеченной, и личностью бывшего охранника заинтересовались. В результате он был арестован и осужден, а нерастраченные миллионы были возвращены государству.
Не могу отказать себе в удовольствии записать еще один рассказ Георгия Вайнера.
Дагестанский поэт Расул Гамзатов был “советским сановником” — долгие годы он числился членом Президиума Верховного Совета СССР. И вот этот человек обращается к знаменитому певцу Иосифу Кобзону:
— Помоги мне получить квартиру в Москве.
Кобзон немедленно отправляется на прием к председателю Моссовета Промыслову:
— Почему вы не даете квартиру Расулу Гамзатову?
— Мы ему не даем квартиру? — переспрашивает тот. — Да мы ему предлагали три квартиры в центре Москвы — на улице Горького, на улице Пушкина и на улице Чайковского… И он ни одну из них не взял…
После этого Кобзон звонит Гамзатову:
— Расул, что же ты меня ставишь в дурацкое положение? Тебе же в Моссовете предлагали три квартиры, и ты от них отказался…
— Да, предлагали — отвечает Гамзатов, — но на каких улицах? Вот я помру, ведь эти улицы не переименуют…
Помнится, был я в гостях у Георгия Вайнера.
Он взял со своего письменного стола книжку в коричневом переплете, это был изданный в 1986 году полный список членов Союза писателей СССР.
— Хочешь, — сказал мой друг, — я покажу тебе, кто мой самый любимый писатель?
Он раскрыл книгу на странице 502, и я прочитал: “Полевой Михаил”.
Это был псевдоним, а далее значилось подлинное имя: “Бронштейн Мойше-Дувид Ионов-Янкель Маркович”.
Был у меня в те годы сосед — по профессии математик, звали его Борис Эмильевич Шапировский. В свое время я знавал его отца, тот состоял в дружеских отношениях с моим родителем.
В восьмидесятых годах существовал такой порядок: если кто-то из жильцов кооперативного дома собирался менять квартиру, он был должен получить письменное согласие всех прочих членов жилищного товарищества.
И вот в один из дней к нам в дверь позвонили, и на пороге появился Боря Шапировский. Он пришел получить подпись на документе, удостоверяющем, что мы с женой не возражаем против того, чтобы он из нашего дома уехал.
— Заходите, — сказал я ему.
А в это время мы обедали, за столом сидели Владимир Андреевич Успенский и мой приятель, тоже священник, отец Павел Кравченко.
Шапировский прошел в комнату, ему поставили рюмку, тарелку…
Он, очевидно, впервые оказался в обществе православных клириков и притом, как видно, был наслышан о противоречиях, которые существуют между христианством и иудаизмом. И он задал нам такой вопрос:
— А правду говорят, что евреи Христа зарезали?
Году эдак в восемьдесят восьмом, будучи в Москве, я зашел в Скорбященский храм на Ордынке. Оттуда мы вышли с моим приятелем протоиереем Александром Шаргуновым. (А было это 23 февраля, на День Советской армии, по советским понятиям — “мужской праздник”, так же как 8 марта — “женский”.)
И вот мы (два пятидесятилетних бородатых попа) выходим на улицу, а навстречу нам идут две девчонки лет по шестнадцати, совершенно пьяные… Одна из них нас заметила и произнесла:
— С праздником, мальчики…
Уж коли зашла о советских праздниках речь, я хочу привести замечательную реплику Александры Николаевны Шагановой. Было ей под восемьдесят, и она исполняла обязанности псаломщика на двух приходах, где я служил, — в селах Горинском и Петрове. Так вот 7 марта она произнесла:
— Завтра — окаянный бабам праздник.
И чтобы завершить эту тему, рассказ моего друга Евгения Боданского. В шестидесятых годах он побывал в Суздале и увидел там такой лозунг:
“ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПЕРВОЕ И ВТОРОЕ МАЯ!”
Девяностые
В середине декабря девяносто первого года какое-то дело заставило меня приехать в Москву. (А служил я тогда в селе Низком, под Егорьевском.) Дома я оказался к вечеру и не успел войти, как раздался звонок телефона.
Я услышал голос одного из моих соседей, который сообщил, что скончалась Фаина Яковлевна — мать Аркадия и Георгия Вайнеров. Выяснялось, что ее уже похоронили и что сейчас в квартире Георгия начнутся поминки.