Новый Мир ( № 8 2012)

Ничего другого он делать и не умел. Даже как будто не жил, забывал есть, если его не кормили, ко всем людям относился одинаково безразлично и обращался только на вы , даже к Светке, хотя она была его женой. Впрочем, тот факт, что у него есть жена и ребенок, не вязался с нездешним образом Скифа. Но из всех людей в мире никто бы не подошел ему так, как Светка: она была флейтисткой от бога, такой же одержимой, как он сам. Они существовали неразлучно, как одно целое, будто бы и не осознавая своей парности, как не осознает левая рука правую руку до тех пор, пока она у нее есть.

Свое Средневековье они привезли из Европы, которую проехали автостопом вдоль и поперек, днюя и ночуя в публичных библиотеках, выискивая старые мелодии, записанные нечитаемыми крючками, перебиваясь уличными концертами и собирая везде, где они бывали, народные инструменты. Так прошло два года; они изредка объявлялись в Москве, чтобы отыграть концерт со знакомыми группами, заработать денег и уйти в странствие. Но вдруг их движение остановилось, потому что осенью Светка обнаружила у себя на руках чадо, способное пока только на сольные вокальные выступления. И как-то так сложилось, что распались все коллективы, в которых они со Скифом когда-либо играли. В общем, у них всегда было мало денег, а тут их просто не стало, того, что приносил Митя из стылых переходов, не хватало, и Светка побежала по друзьям, прося о помощи.

Тогда и всплыл Антон, старинный и верный друг детства. Он всегда существовал на периферии их жизни, наблюдая за творческим развитием Скифа. Наблюдал со скрываемым даже от себя самого восторгом и завистью, с замиранием сердца, как будто бы Митя шел по натянутой высоко над улицей проволоке, поддерживаемый только своим талантом и восхищенными взглядами снизу. Иногда Антону казалось: перестань он следить за ним — и Митя сорвется и полетит. А потому просьбу Светки воспринял с энтузиазмом, даже с радостью. “Голодному надо давать удочку, а не рыбу”, — сказал он и предложил им сколотить собственный коллектив, а сам вызвался стать продюсером: рассылал электронные письма, предлагая выступления молодого дуэта, планировал зимние гастроли. А в начале февраля взял отпуск, и они укатили по городам Сибири.

Антон вспоминал об этом, глядя, как ребята достают инструменты, и чувствовал смятение и стыд за то, что первый же серьезный контракт умудрился провалить. По дороге сюда они успели отыграть на нескольких ролевых фестивалях, где их встречали очень тепло. Но реконструкторы, разодетые в итальянскую парчу XVII века, сами были бедны как крысы. За выступления они не платили, хорошо, хоть кормили бесплатно, и Антон убеждал ребят, что эти концерты нужны им в качестве рекламы, а ставку он делает на город К. — богатый, славный город. И вот как все вышло…

Он поднялся, как будто мысль ужалила его. В принципе ребята могли играть и без него, но Антон чуял, что быть просто продюсером при Жалгае стыдно. Он взял в руки небольшой тамбурин, появившийся в коллективе именно для таких случаев.

— Три, четыре, — сказал Митя, и они заиграли.

Скиф сразу закрыл глаза и закачался в такт. Лебедевыйная лютня сладко пела трубадурский ноктюрн. Флейта плакала и вздыхала о любви к прекрасной даме. Тамбурин притопывал, как страж на городской стене, подмерзший влажной ночью и мечтающий только о большой кружке пива.

— Хорошо, — сказал Стас, когда они смолкли. — А что-то живенькое у вас есть?

Митя без лишних слов обернулся к Антону и кивнул, подавая условный знак. Тот забил сложный, быстрый ритм, изредка потрясая тамбурином, чтобы звенели тарелочки в ободе. Его подхватила флейта, потом вступила лютня, и пустилась в пляс легконогая веселая Saltarello, закручиваясь с каждым оборотом все быстрее и быстрее, до головокружения, до срыва дыхания, то вдруг замирая, как будто для глубокого вдоха, то припуская опять.

— Прекрасно, — одобрил Стас, когда они доиграли. — Только нам совершенно не годится. Бубен вот — это хорошо. — Он подошел к Антону, взял в руки тамбурин и покрутил его, разглядывая со всех сторон. — Жаль только, что такой маленький. Не впечатляет. — Он ударил по мембране, позвенел тарелочками. — На-ка. Сделай что-нибудь более аутентичное. — И перекинул тамбурин Жене через всю комнату. Тот поймал и уставился, как на гадюку.

— Что мне с ним делать?

— Включи фантазию! Всему тебя учить надо. Ладно, что еще у вас есть? Костюмы какие?

Костюмы были, и были они непростые, Антон сам выдумывал, чтобы со смыслом. У Мити — зеленая рубаха, у них со Светкой — безразмерные балахоны из искусственного шелка, с капюшонами и рукавами такими, чтобы в них утонуть, у Светки — белый, у него — черный. И маски: у него — белая, с грустной миной, у нее — яркая цветная полумаска, чтобы не мешала играть на флейте. Они стояли по обе стороны от Скифа и изображали Скорбь и Радость, а он сам был средневековый менестрель. Все это в процессе выступления объяснял Антон. Текст был наполнен подробностями и отсылками к истории культуры, содержал тонкости средневековой философии и символики карнавала, так что после концерта слушатель чувствовал себя гораздо более эрудированным человеком.

— Великолепно! — воскликнул Стас, увидав их. — То что надо! Вот видите, а говорите, вы случайно приехали. Случайностей не бывает в этой жизни, ребятушки! Же-ня! — гаркнул он, и с кухни появился Женя с сосредоточенной мыслью на лице, с кисточкой, какой красят стены, в одной руке и тамбурином в другой. — Надо чуть более аутентично. Сделаешь?

— Да кто я тебе!

— Вот и молодцба. — И балахоны порхнули к нему в руки, а Стас снова обернулся к музыкантам. — Танцевать кто-то будет? Ну, это ладно, это на месте разрулим, если что. А петь? Желательно горловым пением. — Он взглянул на Антона, как будто подозревал в нем эту способность.

— Послушайте, может, лучше не надо? Пока не поздно, — сказал тот нерешительно.

— Поздно. Уже поздно, — оптимистично ответил Стас. — Ну, от этого придется отказаться. — Он ткнул пальцем в лютню. — Что-нибудь более аутентичное в вашей программе есть?

— Он может тоже на флейте, — сказала Светка.

— От флейты тоже придется отказаться, — отрезал Стас. — Не канает флейта. Что-нибудь другое?

— Скиф, у тебя же полный рюкзак инструментов, — сказал Антон. — Покажи.

Митя поднялся, не спеша сложил лютню в раскрытый кофр, застегнул его, потом притащил из прихожей рюкзак и стал извлекать на свет божий небольшие барабанчики, разного вида и размеров флейты, походную волынку с малым мехом и одной трубой…

— Хорошо, очень хорошо, — говорил Стас, оглядывая все это богатство. Казалось, оно его совсем не впечатляло, просто примеривался, как получше употребить. — А тут чего? — спросил он и потянулся к небольшой коробочке, завернутой в кусок желтой фланели.