Новый Мир ( № 9 2009)

Но ведь она нравилась людям. Они ломились на его лекции, его книжки, хоть они очень туманно и витиевато написаны, раскупались и стали бестселлерами. Значит, что-то он сказал важное. Что же он сказал?

Это был совершенно буржуазный протест против буржуазного общества, где каждый сам за себя. Наверное, такая философия могла появиться только во Франции, самой буржуазной стране Европы (так говорят). Но я не француженка, и в моих глазах философия Фуко жуткая и безысходная. От его книг дей­ствительно веет безумием (такое врачебное определение нашел в одной книжке тот самый юноша, который косил от армии в психушке: «От этого больного веет безумием»). И это безумие очень мощное и вполне собой довольное — что делает его еще более жутким.

4. Соблазны

Романтики, и в том числе Ницше, считали, что мощь прекрасна сама по себе. У классика ивритской поэзии Шауля Черниховского есть стихотворение «Nocturno», вполне ницшеанское по духу:

Устав от города, я удалился в горы…

Там встретили меня безмолвные просторы

И тихо обняла таинственная ночь,

Седого Хаоса пленительная дочь.

<…>

Вам, горы и леса дремучие, привет!

Обломки хаоса, откуда создан свет,

Богатыри-друзья, насыщенные днями,

Засовы хаоса задвинулись за вами!

Но ключ таинственный в груди у вас, как встарь,

Клокочет, жизнь лия на всю земную тварь.

Не иссякает жизнь в могучем вашем лоне.

<…>

Молю: даруйте мне божественную власть

Зажечь в душе своей пылающую страсть,

Чтоб я впитал в себя полынь вселенской муки,

Чтоб радость обняли тоскующие руки,

Чтоб опьянен я был вином кипящих сил,

Чтоб тайны всех богов в себе самом открыл.

(Перевод О. Румера)

Перевод так себе, оригинал лучше. Но и по переводу видно, что ключевой символ этого стихотворения, многократно усиленный синонимами и метафо­рами, — мощь, сила, могущество. Лирический герой удаляется из города в горы, в ночной лес, чтобы получить эту стихийную мощь. Источник, из которого он хочет приобщиться силы, — природа, не укрощенная цивилизацией. Это хаос, существовавший еще до творения (в ходе которого Всевышний, как известно, установил порядок и границы между явлениями). Хаос пугает и притягивает, опьяняет, приводит в экстаз. Личность поэта разрастается до границ Вселенной и растворяется, сливаясь с ней. До Черниховского и Ницше об этом размышляли многие романтики. Тютчев, например:

О чем ты воешь, ветр ночной?

О чем так сетуешь безумно?

<…>

О, страшных песен сих не пой

Про древний хаос, про родимый!

Как жадно мир души ночной

Внимает повести любимой!

Из смертной рвется он груди,

Он с беспредельным жаждет слиться!..

О, бурь уснувших не буди —

Под ними хаос шевелится!..

Тютчев тоже знал соблазны хаоса, но он их боялся. У него было достаточно разумения, чтобы бояться хаоса и безумия. Потом это разумение кончилось, и началась поэтизация безумия. (Вернее, это логические этапы — в истории европейской культуры разные романтические идеи не шли в такой последовательности, Ницше писал уже после Тютчева и его не знал.)

И вот я думаю: может, я мещанка или малоинтеллектуальная личность, но Тютчев мне кажется из всей этой компании (Фуко, Ницше, Черниховский и др.) самым вменяемым и самым приемлемым. Хаос — это соблазн, с ним надо бороться, как с другими соблазнами. По-моему, не только в хаосе жить нельзя — нельзя жить с философией хаоса. Или это нечестно, или… или надо действительно быть сверхчеловеком, прямо гигантом духа, чтобы не создавать из хаоса космос, а, наоборот, превратить космос в хаос и при этом уцелеть, сокрушая все вокруг себя. Ницше был таким гигантом, Фуко, видимо, тоже. Ницше, правда, по жизни был довольно безобидным человеком весьма слабого здоровья и даже в свои лучшие времена мог жить только на горных курортах (горы, ах как символично и романтично, а оказывается, причина была в болезни). Но о слабых они в своей философии оба не заботились, «падающего толкни» — это Ницше.

Удалось ли им уцелеть со всем своим титанизмом? Как сказать. Говорят, украинский философ-мистик Григорий Сковорода завещал написать на своей могиле: «Мир ловил меня, но не поймал». Какие замечательные фишки придумывали мистики в восемнадцатом веке...

Мне кажется, мир все-таки поймал и Ницше и Фуко (а вот насчет Сковороды непонятно).

Ницше сошел с ума, будучи совсем молодым, и большбую часть жизни провел — где? — вот именно, в психушке. А Фуко под шестьдесят лет нашел, наконец, свой рай — в Калифорнии, рай для гомосексуалистов, где всем плевать было на буржуазные нормы. Он уже совсем было хотел туда перебраться— и надо же, именно в этом раю заразился СПИДом и вернулся во Францию смертельно больным.

Смерть Фуко была прямо-таки символична, потому что он, тот самый философ, который так ненавидел всяческий надзор, умер именно так — в клинике, под присмотром. Клиника была хорошая, дорогая. Тогда еще не знали, что СПИД — это смертный приговор, и врачи добросовестно старались его вылечить. Кто-то из друзей Фуко пытался протестовать против газетных сообщений о том, что тот умер от СПИДа, считая, что это позорная смерть и хорошо бы скрыть подробности. Но другие адепты постмодернизма возмутились: какая пошлость, чего тут скрывать? Ничего тут позорного нет. Ничего позорного вообще не бывает.

И выставили подробности смерти Фуко на всеобщее обозрение.

[1]  Эрибон Дидье. Мишель Фуко. Пер. с французского Б. Э. Бабаевой.Предисловие и научная редакция С. Фокина. М., «Молодая гвардия», серия «Жизнь замечательных людей», 2008. На языке оригинала книга вышла в 1989 году.

[2] Табачникова Светлана. «Мишель Фуко: историк настоящего». — В кн.: Мишель Фуко: Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М., «Магистериум Касталь», 1996, стр. 423.