Новый Мир ( № 9 2009)

Рюрика, Харальд, который, как узнаёт читатель из первого же абзаца романа, устроит великую междоусобицу. Олаф и его воины стараются сделать из несдержанного «молодого бычка» мудрого ярла, который сможет защитить свободу в борьбе с Харальдом.

Однажды Рюрик встречает старого, почитаемого сумасшедшим мастера Рунга Корабельщика, и тот повторяет свои слова, сказанные некогда на пиру Олафу: истинно свободен не тот, кто славен разбоями и ратными подвигами, а тот, чье сердце свободно от страха. И предлагает Рюрику, как и его отцу, заклад. Если Рюрик взойдет на вершину Бьеорк-горы, Рунг готов лишиться головы — либо построить для Рюрика величайший корабль, но при одном условии: герой поплывет не разбойничать, а на край земли за приключениями и новой землей. Рюрик в бешенстве тут же бросается на вершину, но, дойдя до середины, не в силах сделать и шага дальше. С тех пор он задумчив и молчалив, прежние спесь и гордыня исчезают.

Вскоре умирает Олаф, предрекая Рюрику грядущую битву с Харальдом. Однако Рюрик отвечает отцу словами Рунга; после смерти Олафа молодой ярл даже и не думает готовиться к бою с новым конунгом. Харальд тем временем захватывает все новые и новые земли, подбираясь к Бьеорк-фьорду. Рюрика же мучают две загадки: как взойти на Бьеорк-гору и как Бог христиан, позволив распять себя, правит половиной мира. В размышлениях, а не в приготовлениях к бою и проводит все время молодой ярл. Он получает заговоренные доспехи и оружие для похода на Бьеорк-гору и готовится к восхождению.

В конце концов Рюрик принимает решение плыть на край Мидгарда, и Рунг начинает строить для него корабль. Многие из тех воинов, что готовы были вместе с ним сражаться против Харальда, узнав об этом решении, покидают его: Рюрик выходит с небольшой дружиной в море, где уже стоят корабли Харальда. С одним из них Рюрик вступает в бой, так как тот не соглашается его выпустить, и побеждает. Ему приходится, однако, вернуться на берег — корабль сильно поврежден. Кольцо вокруг Бьеорк-фьорда меж тем смыкается.

Перед своей смертью Рунг Корабельщик раскрывает Рюрику ответ на вторую загадку — о Христе: «Когда пожелаешь набрать земли в четыре раза больше, чем Харальд, захвати с собой не меч, а топор плотника!» Колеблющийся после неудачного похода на край света Рюрик не принимает эти слова.

И тут случается «такое, что перед этим даже Харальдова угроза померкла»: на вершину Бьеорк-горы взошел и вернулся оттуда невредимым дурачок-пастух Эйольв. Рюрик решился повторить это восхождение — без оружия и доспехов, и на сей раз это ему удается. Однако, узнав об осквернении Бьеорк-горы, героя покидают почти все воины. Верными остаются только ладожские руссы под предводительством Аскольда и Дира. С ними, с семьей и еще несколькими самыми преданными воинами (в их числе и скальд Гендальф) Рюрик выходит в море, где и встречается с Харальдом и его несметным войском. И тут вместо битвы происходит диалог Рюрика и Харальда, в котором ярл говорит конунгу: «Топор плотника — вот что мне нужно!» После этого, вызывая восхищение своих мудрых советников, Харальд пропускает Рюрика. И Аскольд и Дир, его спутники и боевые товарищи, в финале романа спрашивают героя: «Куда прикажешь плыть, конунг?»

В романе много цитирований и заимствований из саг, много второстепенных персонажей и связанных с ними эпизодов. Ткань романа вообще получилась довольно плотная: когда закрываешь книгу, остается ощущение от прочтения куда более крупного по объему произведения. Но главное, конечно, сам главный герой, то, что происходит с ним по мере развития сюжета.

Поначалу Рюрик готовится стать великим вождем викингов. Но стоит его правде меча, которым он разорил немало земель, столкнуться с «непонятными» словами Рунга, как Рюрик крепко задумывается об истинной свободе. И, пойдя сначала по ложному пути, пытаясь взойти на Бьеорк-гору с оружием и победить в битве ее стражей, он в конце концов понимает, что только страх охраняет гору. Взойдя на «лысую», ничем не примечательную вершину горы, Рюрик окончательно решает сменить огонь и меч на «топор плотника».

В «Конунге» сталкиваются две религии, и пространство скандинавского мифа выбрано для этого столкновения как нельзя более удачно. Герой Бояшова вырос в традиционных языческих верованиях, но знает о Христе и его учении

(в Константинополе Рюрика во время похода встречал сам император Византии).

И когда он после восхождения провозглашает: «Нет больше Бьеорк-горы!», то для соплеменников это знак скорой катастрофы, знак того, что боги оставили ярла и его дом, а для самого Рюрика — полное и окончательное освобождение, позволившее ему все-таки поменять меч на топор плотника.

Рюрик — первый герой Бояшова, проходящий большой внутренний путь.

У Ивана Иваныча из «Танкиста» такого пути нет изначально: все, что он может, — это давить на рычаги танка в погоне за «Белым Тигром». Путь танкиста — путь Олафа и путь Харальда. Эти герои ведут бесконечный бой, который оканчивается в обоих случаях ничем: Ванька Смерть обречен, а Харальд, завоевав всю Норвегию, до своей смерти удерживал страну только силой. Путь Рюрика — это путь «из варяг в греки»: из воинственного викинга Рюрик превращается в мудрого конунга,

строителя, висы о котором складывал Рунг Корабельщик. Финал романа снова открытый, но Рюрик у Бояшова четко отождествлен с Рюриком историческим; читатель знает, что будет с героем впоследствии.

Конечно, романный, равно как и исторический Рюрик не обращается в христиан­­ство. У него очень любопытное отношение к «Распятому»: воспринимая Иисуса как того, кто позволил себя распять и этим завоевал полмира, он, выходя в море с горстью воинов, фактически идет на смерть от руки Харальда. Но Харальд пропу­скает Рюрика, который впоследствии найдет — и вовсе не на краю мира — вчетверо больше земель, чем у Харальда. «Молчун так себя ведет, как будто за ним войско, по крайней мере, не меньшее». Это войско за спиной Рюрика — его свобода, которой нет ни у кого из героев, кроме дурачка Эйольва. И то, что Харальд пропускает Рюрика, не случайность. Некогда его советник Фридмунд отпустил единственного уцелевшего в битве противника — воина Эйрика, а разгневанному Харальду так объяснил свой поступок: «Есть на свете вещи посильнее секир, пусть даже и заговоренных. Хорошо, если ты ко мне сейчас прислушаешься, ведь рано или поздно тебе придется столкнуться с тем, о чем ты не имеешь пока никакого понятия». Итак, у Рюрика, согласно этому предсказанию, есть преимущество за счет «вещей посильнее секир».

«Конунг» проясняет общий замысел условной трилогии Бояшова. Сначала он пишет безгеройную «Армаду», в которой люди пытаются поставить себя на место Бога и терпят сокрушительное поражение. За ней следует «Танкист», в котором герой имеет благословение своего Бога, но Бог в танкистском шлеме — это не тот Бог, который способен даровать свободу. Именно поэтому Ванька Смерть словно привязан к рычагам своего танка и неотступно следует за «Белым Тигром». Герой «Конунга» обретает свободу — обращаясь даже не к учению, а к поведению Христа, не повторяя его пути, но улавливая разницу между Христом и скандинавскими богами — по сути, ту же, что и между Христом и Богом в танкистском шлеме. Один и Тор обманули великана, чтобы построить Асгард, и были за это прокляты. Рюрик же побеждает богов-обманщиков и отправляется строить — без меча и обмана — свой Асгард в новой земле, где он станет настоящим конунгом.

«Конунг» — самая большая и значимая книга Бояшова. Однако без «Армады» и «Танкиста» не было бы так очевидно движение Бояшова как писателя в целом. От иронической игровой «Армады» через по-другому и более трагично абсурдный миф «Танкиста» он пришел к наиболее мощному мифу, в котором герой, в отличие от героя традиционного эпоса, не совершает ошибки и выбирает новую жизнь взамен героической смерти.

Возможно, критика еще оценит «Конунга» по достоинству, возможно, книга так и останется не замеченной экспертами и обозревателями. Но творческая удача Бояшова, на мой взгляд, несомненна. Из-под его пера вышла книга, только внешне напоминающая «маленький роман», но ничем не похожая на литературную «игрушку».

Кирилл Гликман

[1] Еще когда речь шла о «Белом Тигре», родство эпики Бояшова с фэнтези, в первую очередь с Толкиеном, метко подметила в своем эссе Варвара Бабицкая: «<…> „Белый Тигр” — типичный Назгул. Как только это понимаешь, все встает на свои места. Ванька Смерть чувствует приближение врага по „смраду, знакомому еще с Курской дуги”: ну точно Фродо с его старой раной-радаром.

„Танкист, или ‘Белый тигр‘” — это фэнтези. Никогда бы не подумала, что упо­треблю это слово как комплимент. Но Бояшов взял у фэнтези лучшее — то, за что мы, собственно, и любим этот жанр: детально и с любовью воссозданную иную реальность» <http://www.openspace.ru>.