"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

сотрудников вопросы наивного иностранца! Первый визит был нанесен в журнал «Дас Ворт», оттуда Лакса

направили в Бюро по работе с иностранцами при ВЦСПС. Придя во Дворец труда, он толком не смог

объяснить свои намерения, но понял, что Инобюро только что расформировали. Произошла очевидная

путаница. На самом деле летом 1937 г. был распущен аналог Коминтерна — Красный Интернационал

профсоюзов, но что не придумаешь, чтобы отделаться от назойливого и весьма подозрительного немца.

Лаке не сдавался. На следующий день он отправился в редакцию «Центральной немецкой газеты» и

продолжил свои расспросы. В конце концов его направили по правильному адресу — в районный отдел

НКВД, а оттуда — в Отдел виз и регистрации московской милиции. Там поход по бюрократическим

инстанциям получил свое печальное завершение — выглядевшему слишком шикарно иностранцу было

объявлено, что Советский Союз не предоставляет политического убежища буржуям.

Тем временем закончился и срок пребывания в Москве, предусмотренный туром, и деньги, которые ушли на

оплату трех дополнительных ночевок в гостинице. Истекал и срок действия советской визы, которая стояла в

германском паспорте. Неизвестно, читал ли наш герой о пешем походе, который предпринял Лев Толстой

накануне своей смерти, но он решился на отчаянный шаг. Без рублей и документов, без карты местности и

запаса продуктов, почти без знания русского языка он пошел пешком по России.

Именно так — пошел по России, в надежде на то, что по пути найдутся добрые люди, которые приютят,

накормят, дадут работу. Единственное место, с которым Лаке хоть как-то мог связать свое советское

будущее, был колхоз «Путь Ильича». Он точно помнил, что к нему они добирались по Ярославскому шоссе.

Вот по этому шоссе,

228

ведущему точно на север, и отправился изгой Третьего рейха. Утром 29 сентября он сдал свои вещи в камеру

хранения гостиницы, захватил с собой портфель с блокнотом и словарями — и был таков.

Первый день и первая ночь не принесли с собой особых приключений. Выйдя за пределы Москвы, Лаке

решил идти не по дороге, а полями, держа направление на север. Переночевав в стогу сена, он двинулся

дальше, решив, что если уж не найдет заветного колхоза, то рано или поздно упрется в Волгу, а там

находится большой город, названный в честь «всесоюзного старосты» Михаила Калинина — в месте с таким

добрым названием ему наверняка не откажут в помощи.

В конечном счете Лаке оказался невольной жертвой индустриализации Советского Союза — не первой и не

последней. На его пути раскинулось огромное водохранилище, входившее в систему канала Москва-Волга,

только что открытого для судоходства. Оказавшись на берегу рукотворного моря, наш герой решил не

отказываться от избранного направления, а найти пути переправы. Он добрался до ближайшей пристани и на

ломаном русском языке рассказал, куда и зачем идет. В очередной раз на свет было извлечено изложение

сути дела, которое немец тщательно подготовил и записал на листке из гостиничного блокнота. Вот оно:

«Я хочу передавать меня русская милиция, так как я немец не хочу возвращаться в Германию. Я еврей и был

знаком с нееврейским девушкой. Кто-нибудь хотел доносить милиция. Поэтому мне невозможно было

проживать дома последние дни в Берлине, так как я боялся, что полиция немецкая идет арестовать меня. Ну

я не слышал ничего из Берлина и думал, что все в порядке и хотел возвращаться, когда я нашел почтовую

карточку моего друга, что милиция была дома и хотела арестовать меня. Я употребляю все усилия быть

благодарным для этого радушия».

В свою очередь, сердобольные старушки на пристани начертали на том же листке пару слов, соревнуясь с

неожиданным собеседником в грамотности: «Параход идет до самого Пирогов посатка в 5 часов». Но Лаке

решил не ждать до вечера. Он вновь пошел по берегу, решив обойти Пестовское водохранилище, и вскоре

оказался в зоне, куда местные жители предпочитали не заходить. Это были владения Дмит-лага — одного из

островов «архипелага ГУЛАГ», заключенные которого и построили «гордость социалистической

реконструкции» — канал Москва-Волга. Вряд ли на глаза Лаксу попалась заметка в газете «Франкфуртер

Цайтунг», увидевшей свет за несколько недель до его отъезда из Германии. В ней говорилось буквально

следующее: «По сей день еще можно видеть на зеленых берегах канала лагеря для арестованных с колючей

проволокой и сторожевыми дозорами... Долгое

229

время путешественники "Интуриста" еще будут наталкиваться здесь на картины, от которых начинает

щемить сердце». Корреспондент газеты Герман Перцген оказался настоящим провидцем.

Дальнейшее действие развивалось как в настоящем триллере. Бредущего по берегу иностранца в отличном

костюме и с портфелем заметили с катера водной охраны. Его вид был настолько необычен, что его приняли

за артиста, не снявшего грима и не вышедшего из образа — неподалеку находился Дом отдыха Московского

художественного театра. Тем временем Ганс Лаке увидел на берегу лодку и четверых человек вокруг нее, по

виду похожих на крестьян. Лихорадочно листая словари, он сумел умолить их переправить его на тот берег

водохранилища. Уже в лодке Лаке в очередной раз рассказал свою историю и попросил о ночлеге.

Сердобольные попутчики дали ему немного черного хлеба и объяснили ситуацию: они не крестьяне, а

заключенные, и едут не в деревню, а в лагерь.

Наш герой был уже не в том состоянии, чтобы чему-то удивляться. В лагерь так в лагерь, он заявил, что

«меня нигде не задерживали, и здесь не задержат». Можно себе представить, какое изумление это вызвало у

зэков, сидевших за мелкие уголовные преступления. Позже на допросах они признали, что необдуманно

вступили в контакт с иностранцем: «Мы разглядели его и поняли, что он не гражданин СССР, так как