Нуль

«Протрезвел, не протрезвел, тоже мне, специалисты, – хмыкнул про себя Сергей. – Это, положим, зависит от того, сколько и что выпить. По себе знаю. Может, он за час две бутылки водки высосал. Тогда часов восемь будет лежать поленом. Я, когда пил, и не такие номера выкидывал. Две бутылки, да если с минимальным закусом, это гарантия, что проснешься пьяным в лоскуты. И никакого осознания действительности, только одна мысль будет ворочаться, причем не в голове, а в кишках, – где бы еще взять».

Он прислонил ухо к щели.

– Храпа не слышно? Вроде бы какие-то звуки доносятся.

– Это телевизор работает. – Ниночка впервые подала голос. – Когда я выходила, папа его включил. А больше ничего не слышно.

– Ему, наверное, плохо стало. – мертво сказала Лена. – Сердце. Или удар приключился. Он только на вид такой здоровый, а сердце не в порядке.

– Что же ты Лену с Ниной к нам не позвала? – Сергей переключил внимание на жену. – Неизвестно, сколько придется эту дверь терзать. Так и будут на площадке сидеть?

– Это я-то не позвала? – вспыхнула Катя. – Да все время, что Костя здесь возится, я их зазываю. И поужинать предлагала, и чаю попить. Наотрез! Нет, будем здесь стоять, и все. Насилу уговорила присесть, вон табуретки вынесла.

– Ну вот что, девушки. – Сергей принял командный тон. – Все в дом. Мы с Колей продолжим упражнения вместе, а вы нам будете только мешать. Сидеть в квартире. о плохом не думать, пить чай, мало ли какие причины и какие ситуации бывают. Пока дверь не откроем – носа не высовывать. Я почему-то думаю, еще немного, и Вася нам сам дверь откроет, а потом без лишних слов накостыляет за все это уродство. Ну, ничего. Приму огонь на себя. Кстати, а где Костик?

– Дома, где же еще. – ответила Катя. – Как с тренировки пришел, так у телевизора и сидит.

– Костя! – заорал Сергей. – Займи Ниночку. Вырубай свои детективы, поставь какую-нибудь комедию, что ли. Сам не мог догадаться?

В дверях появился двенадцатилетний младший сын Сергея – тонкий высокий мальчик с нежными чертами лица.

– У меня после тренировки все тело болит, – ломающимся голосом пожаловался он. – И соображаю плохо. Пошли, Нина. Будем смотреть «За бортом». Я, например, в двадцатый раз.

– Ух, гостеприимен, сил нет! – мрачно восхитился Сергей. – Может, ты еще вчерашний чай предложишь? С джемом, который утром доел?

Внезапно ему в голову пришла совершенно уже шальная мысль.

– Лена, скажите, пожалуйста, у Василия оружие есть?

– Бог с вами, откуда у него может быть оружие? А почему вы спрашиваете?

– Это хорошо, что нет. Я просто вообразил, что человек может подумать и, не приведи Господь, сделать. Ну выпил немного, ну отдыхает, и вдруг страшные звуки, удары, кто-то дверь ломает, не иначе налет. Берет человек с нетрезвых глаз охотничье ружье и – шарах по двери.

Тут не кто иной, как Нина, продемонстрировала неожиданную трезвость мышления.

– У нас дверь сейфовая, вы же знаете, – тихим голосом сказала девочка. – Ее из ружья не пробьешь. И у папы ни охотничьего, ни какого другого ружья нет. Это мы точно знаем. Даже газового пистолета нет, он бы нам показал. Вот газовые баллончики есть, несколько штук…

– Положим, газовый баллончик тоже не подарок, – пожал плечами Сергей. – Поднесет к щели, прыснет, тут мы с Колей и заплачем горькими слезами. А то и вовсе без глаз останемся.

– Вряд ли, – возразила Лена. – Он, может, и пьяный, но не сумасшедший ведь. Если действительно спит и вдруг проснется, первым делом спросит – кто там?

– А ты ответишь: кто-кто, конь в пальто! – баском подал голос Костик.

Чувство юмора у нынешних двенадцатилетних было совершенно невыносимое.

Наконец на площадке остались только Сергей с Колей. Сергей некоторое время увлеченно колотил молотком по косяку и стене, и вскоре щель стала шириной с палец.

– Хватит,– остановил Сергей сам себя,– а то потом придется не только щель заделывать, но и дверь менять. У нас на это никаких денег не хватит. Вот что, Коля,– обратился он к сыну,– поищи дома какую-нибудь железяку помягче, а я тут похожу, посоображаю...

Дом, в котором жил Сергей, был устроен таким образом, что на каждом этаже, с западной стороны, имелась общественная лоджия – просторный балкон, откуда жильцы проходили на черную лестницу. Окна квартиры, в которой жил Василий Андреевич с семьей, тоже выходили на запад

Сергей прошел на общественный балкон, перегнулся через ограждение и насколько мог осмотрел окна соседской квартиры. Ближайшие два были темные, впрочем, имелось еще одно окно – на торцевой стене, за углом дома. Горит там свет или нет, понять было невозможно.

Сергей подумал, что, будь он помоложе, вполне рискнул бы встать на ограждение лоджии и дотянуться до окна. А то и допрыгнуть. Иасстояние здесь было немаленькое, но вполне преодолеваемре – метр с чем-то. Если утвердить одну ногу на ограждении, а вторую на подоконнике и левой рукой, обмотанной тряпкой, разбить двойное стекло, можно считать, что ты уже в квартире.

Сергей посмотрел вниз. Двенадцатый этаж. Тридцать метров. Сто килограммов живого веса. Плюс заснеженный подоконник. Минус спортивные навыки. Уравнение не складывалось. Точнее, складывалось, но в результате получалось желе на асфальте. Нет уж, обойдемся без акробатических этюдов.

Он перегнулся чуть дальше. Ему показалось, что ближайшее окно квартиры Василия приоткрыто. Ерунда какая-то. Январь на дворе. Впрочем, мало ли что пьяному в голову придет. Может, ему не хватало воздуха. На стекле дрожали слабые цветные блики. Там действительно работал телевизор. Сергей прислушался. Ему почудился голос диктора, и даже долетело что-то вроде «события в Чечне»... По времени совпадает – четверть десятого, как раз должна идти программа новостей.

Сергей был абсолютно уверен, что Василий лежит дома мертвецки пьяный. А может быть, мертвецки – в буквальном смысле. Эту мысль он воспринял довольно спокойно. Слишком много было на его памяти пьяных смертей. Причем вовсе не обязательно от инфаркта или инсульта – эти прелести чаще случаются при похмельном синдроме. А когда человек в глубокой отключке, опасности совсем иные. Двое знакомых Сергея захлебнулись собственной блевотиной. Один вывалился из окна – тоже, видимо, воздуха не хватало. Еще один зарезался, гоняя ножом по своему телу зеленых чертей…

Ему вспомнилась вычитанная где-то история про Джека Миттона, богатого англичанина из Шропшира, жившего в девятнадцатом веке. Этот самый Миттон, благо что член парламента, высасывал ежедневно по восемь бутылок бренди и по восемь портвейна и к тридцати восьми годам пропил все свое немалое состояние – пятьсот тысяч фунтов стерлингов. Последние двенадцать лет жизни он не просыхал ни на минуту. Между тем помер Миттон не то чтобы совсем уж от пьянства. Как-то ночью его охватила неудержимая икота, и несчастный алкаш придумал избавиться от нее посредством шока, с каковой целью поджег на себе ночную рубашку. Прибежали слуги. Митиона погасили. Однако ожоги были несовместимы с жизнью, и член парламента лишился чувств – навсегда. Теряя сознание, он успел произнести: «Ну вот, икота прошла, слава богу».