Няня для родного сына
Шрифт:
– Мы не учили это слово, – оправдывается она.
– Может, услышал от кого? Римма, дед?
– Не знаю, – она улыбается. – Надо же! Новые слова ему даются сложно, а тут сам запомнил.
– Надо будет предупредить деда, чтобы больше не выражался при правнуке.
Вероника прячет улыбку.
– Да, он никогда не выражается.
– О! Это ты просто не слышала англо-русскую смесь из нелитературных фраз.
Нас отвлекает радостный визг Кирилла. Зверёк залез к нему на ботиночек, пытаясь выпросить угощение. А морковок больше не было. Беру сына на руки.
– Идём за морковками, или ещё смотреть?
– Исё!
–
Глава 45.
Вероника.
Иногда я совсем забываю, что это всё ненастоящее: и Мартин, и семья, и всё вокруг. Постоянно напоминаю себе об этом. Но каждый день вижу, как Мартин тепло относится к Кириллу, и как Кирилл тянется к нему. У меня не получится вычеркнуть Щегельского из жизни сына, как бы мне этого не хотелось. Это я уже поняла и приняла.
И почти привыкла к тому, что Мартин всегда рядом. Меня радует, что он не пытается сблизиться, его присутствие уже не напрягает. Засыпаю я без него, и неловких ситуаций не возникает. По крайней мере, не возникало. А ещё чувствую виноватой, что из-за меня он отказался от своей компании.
Сегодня бабушке исполнилось бы семьдесят шесть лет. И я первый раз хочу попросить Мартина остаться с сыном. Я давно не была на кладбище. Даже на год не ездила.
Беру Кирилла на руки и иду к кабинету, точно зная, что Мартин там. Дверь всегда приоткрыта, но я никогда к нему не заходила. Стою и смотрю на сосредоточенное лицо и хмурые брови. Мартину явно не нравится то, что он видит.
Осторожно касаюсь пальцами дверного косяка, изображая лёгкий стук. Щегельский мгновенно отлипает от монитора, и я ловлю его взгляд.
– Вероника? Что случилось?
– Почему обязательно должно что-то случиться? – спрашиваю, а сама понимаю, что просто не могу от него отвернуться. – Я хочу, чтобы ты посмотрел за Кириллом. Недолго. Максимум часа два, может, три.
– Тебе что-то нужно?
– Да. Я хочу съездить на кладбище. К бабушке, – отвечаю.
– Давай, я отвезу.
– Нет. Не хочу пугать сына.
– Мы оставим его с дедом.
– Не надо, – прошу. – Я… Мне нужно побыть одной. Там.
– Хорошо, – соглашается Мартин, подходя почти вплотную. – Ну, что, справимся с тобой без мамы? – спрашивает он у Кирилла, забирая его у меня.
– Дя, – отвечает мой малыш.
– Я до обеда вернусь, – обещаю.
– Пойдём, проводим маму.
Мартин держит Кирилла на руках, провожая меня. Целую в щёчку сына и говорю «спасибо» Мартину, и пока машина выезжает, сынок машет мне рукой.
– Думал, он тебя не отпустит, – говорит Игорь Петрович.
– Мартин? – удивлённо переспрашиваю.
– Да нет. Кирилл.
Улыбаюсь. Я уже скучаю по нему.
– Мне нужно купить цветы.
– Хорошо. Сейчас заедем и купим.
Игорь Петрович останавливается у цветочного магазина и выходит вместе со мной. Бросаю удивлённый взгляд.
– Тут извини. Приказано одну никуда не отпускать. Видно муж боится, что сбежишь, – шутит мужчина.
– Да куда я сбегу? – ворчу себе под нос.
– Это ты будешь потом сама объяснять.
Покупаю бабушкины любимые розы. Слёзы наворачиваются на глаза, когда рассчитываюсь с продавцом. И всю дорогу молчу, вспоминая ба, на мгновение представляя, как бы она гоняла и строила Мартина. Почему-то эта картинка вызывает грустную улыбку. Как же мне сейчас её не хватает.
Игорь
Петрович понимает моё состояние и тоже молчит. Объясняю, куда надо проехать, штурман из меня так себе.Помню, я долго не могла найти могилу бабушки, когда вернулась из Бельгии, и сейчас боюсь, что опять буду плутать между памятниками и крестами. Но ошибаюсь. Возле могилы вижу мужскую фигуру, и я точно уверена, что это могила моей бабули.
Тихо подхожу и встаю рядом с Робертом. Он, не отрываясь, смотрит на фотографию, высеченную на белом мраморе.
На могиле лежат бабушкины любимые ярко-красные розы. Кладу рядом свой букет.
– С днём рождения, Катюша, – произносит Роберт. – Теперь не выгонит, – говорит Роберт уже мне.
– Это вы поставили ей памятник? – спрашиваю.
Хотела сама заказать памятник, но когда вернулась из Бельгии, памятник уже стоял, и я решила, что это Лехманы поставили. Но сейчас, всматриваясь в выгравированный портрет, понимаю, что фотографию рисовала та же рука, что и портрет, который висел у нас в доме.
– Я.
– Спасибо.
– Это всё, что я мог для неё сделать. И, если ты не против, я выкупил место рядом с ней, чтобы хотя бы там быть вместе.
– Почему бабушка вас так не… любила? – смягчаю негативное отношение. Ведь Роберт на самом деле оказался не таким, каким описывала его ба.
Роберт долго молчал, а потом заговорил:
– Катя приехала на практику по обмену. Тогда это было не так просто, как сейчас. Она попала в мою группу вместе с Лехманом.
– С Савелием?
– Да. Не нужно говорить, что мы оба пытались обратить на себя её внимание. Только каждый по-разному. Я был слишком самоуверен, наверное, это и оттолкнуло её, а я не понял. А когда понял, то было уже поздно. Лехман же не отходил от неё ни на минуту. Комиссия в нашей группе нашла серьёзную ошибку. Лехман сказал, что это я подделал его записи, чтобы его отчислили. – Роберт тяжело вздохнул. – Катя после этого стала с ненавистью смотреть в мою сторону. Она всегда приходила с записной книжечкой и вела записи, словно контролировала каждый шаг. Коричневая такая.
– Коричневая записная книжка? – переспросила.
– Да. Именно там она вела записи. Но со мной общалась исключительно по практике.
– Вы так и не сказали ей ничего?
– Нет. Она бы всё равно не поверила. А потом мне сказали, она была влюблена в Савелия с самого начала, и моё признание выглядело бы, словно я пытаюсь специально оговорить его. Тем более я знал, что у Лехмана была невеста, но Катя ничего не хотела слушать.
– Но почему вы ничего не сказали?!
– Если сейчас Мартин скажет тебе, что он не виноват в том, что с вами случилось, ты ему поверишь?
– Наверное, нет.
– Вот поэтому я ничего и не сказал. Это ничего бы не изменило. А оправдываться в том, чего не делал, я не хотел. И никогда не буду.
– А бабушка?
– Я думаю, она сама догадалась, что Лехман ей солгал. Она тоже вычеркнула его из своей жизни, и никогда не принимала от него никакой помощи.
– Откуда вы это знаете?
– Я всё знаю, – усмехнулся Роберт. – Катя была слишком гордая. Лехман тоже её любил, несмотря на то, что был женат на другой. Он случайно узнал о твоём отце. Это был единственный раз, когда он приезжал к Кате, но она его не пустила. Так же как и меня. Получается, что мы оба любили её. А она? Она не хотела простить никого. Катя не прощала ошибки. Никому.