Няня в (не)приличную семью

– Мы так и не познакомились, - поубавив градус обаяния, заметила фифа. – Я Амалия.

– Маша, - все еще не придя в себя, машинально ответила я.

– Можно на «ты»? – не знаю, зачем, эта Амалия решила продолжить сближение. – А то мне некомфортно. Я привыкла со своим девчонками по-свойски.

– Давай на «ты», - я согласилась чисто из приличия, потому что не знала, как от нее отделаться. А дружить я с ней не собиралась. Во-первых, мы разного поля ягоды. А во-вторых, такие «подружки» не глядя уводят мужей. А Вяземский мне не то что не муж, у нас даже отношений нет. Вернее есть, но только у меня. И я не хотела бы наблюдать, как эта наглая акула вьется вокруг моего любимого мужчины. Черт! Я это сказала?

– Пойду к детям. Не могу оставлять Лушу одну.

– Да брось ты! Что здесь с ней может случиться?! Безопасность здесь гарантирована. Пойдем лучше в бар, посидим, выпьем что-нибудь. Здесь коктейли зачетные, - продолжала набиваться в подруги Амалия.

– Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз, - выдала я шаблонный ответ, подразумевающий, что это «другой раз» никогда не наступит.

– Тебе, наверно, муж не разрешает? Он такой строгий!
– Амалия заинтригованно улыбнулась, провоцируя на откровенность.

А меня словно жаром обдало. Опять врать? Не хотелось. Ведь мне сейчас нужно «ходить в чужой одежде», и это совсем не радовало. Но Вяземский назвал меня женой по каким-то своим соображениям, значит, легенду разрушать нельзя. К тому же мне претило желание новой «подруги» залезть под кожу, выудить сведения и использовать потом в своих целях.

Сколько таких лисичек втирается в доверие к жене, изучает все слабые места семейной пары, а потом отбивает мужа!

– Смотря к кому. Бывает и строгим. С его работой без этого никак, - я постаралась ответить обтекаемо и, чтоб прекратить дальнейшие расспросы, добавила: - Извини, мне пора.

Не совсем вежливо, но у меня не было ни малейшего желания терпеть ее общество сейчас. И уж тем более, я б не хотела, чтоб она при каждом удобном случае подсаживалась к нам.

Чувство раздражения царапнуло душу, заставило ощутить собственную беззащитность. Я боялась, что у меня могут отнять то, что мне и так не принадлежит. Я боялась потерять иллюзию счастья.

Может, я правда, не умею получать от жизни удовольствие? И бабушкино «за все нужно платить» сидит у меня в подсознании и мешает радоваться?

Чего я на этой говорящей статуэтке зациклилась?

Вокруг такая красота! Влажный, наполненный соленым дыханием моря воздух ласкает кожу, наполняет легкие эйфорией. Люди расслабленные и весело смеющиеся. Что еще нужно?

Обрести уверенность в себе. Всего то…

Психологи советуют провести ревизию и отметить свои достоинства и заслуги. Образования нет. Жилья могу лишиться. Мужа любящего и заботливого нет. И работа, с которой уже не раз меня грозились уволить.

Посидев на лавочке, я дождалась окончания дискотеки. Выловив свою Луковку, я обняла и поцеловала ее. Жить надо Здесь и Сейчас. А сейчас у меня есть вот это чудо расчудесное, которое тут же принялось щебетать.

– Маш, так классно! Я напрыгалась от души! Не то что те танцы, куда меня Илонка возила. Все такие скучные, как лимон съели. Пойдем побродим по морю?

Это предложение полностью совпало с моим желанием.

Релакс полный. Мягкий шум волн успокаивает, а теплая вода словно смывает весь негатив, вселяя уверенность – все будет хорошо.

Мы вернулись в номер. Помыв Луковку, я отправила ее к Вяземскому пожелать спокойной ночи, а сама отправилась в душ.

Наверно, опять увлеклась. Потому что, когда вышла, Луковка уже лежала в кровати, старательно делая вид, что спит.

Я погладила по головке рыжеволосое чудо и погасила свет. Спать еще рано, и я вышла на балкон, который стал для меня настоящим Местом силы.

Чарующая атмосфера южной ночи дарила невыразимое блаженство. Я положила ноги на другое кресло и готова была замурлыкать от переполнявших эмоций.

– Позволите? – раздался над ухом ироничный голос Вяземского. Я едва не подскочила от неожиданности. Черт! Черт! Полы халата разъехались, обнажив ноги чуть ли не до самых трусов. И долго он тут стоял? И опять на «Вы»?!

– Что вы подкрадываетесь, как индеец! – насупилась я, сгорая со стыда.

– Вышел поговорить, - Вяземский развел руками.

Смутившись, я быстренько убрала свои конечности с кресла.

– Извините. Я думала, вы не любитель посиделок под луной, вот и оккупировала все.

– Да я мог бы и постоять, лицезрея восхитительную картину, - усмехнулся он.
– Я имел в виду ваши ноги!

В очередной раз Вяземский меня вогнал в краску, и я не знала, что сказать. А комплименты до сих пор так и не научилась принимать. Для этого, я думаю, нужна практика. А Захар не утруждал себя. Сначала мне безумно нравилось его ласковое преобразование моего имени Машка – Мышка, Мышонок. А по факту – мышонок – это маленькое глупое существо, безобидное и слабосильное. Я так и чувствовала себя рядом с ним – серой тенью.

И вот теперь в глазах действительно достойного мужчины каждый раз выгляжу если не мышонком, то бестолковой курицей.

– Маша, я понимаю, что создаю некоторые неудобства своей просьбой. Но я ж нечасто прошу чего-то? Так ведь?

Я согласно кивнула, не представляя, куда он клонит. Он уселся на освобожденное кресло.

– Луковка мне поведала грустную историю, и я хочу, чтоб вы нас поддержали. Вы же знаете, что она с раннего детства растет без матери. Илона пыталась заменить ее, но сами знаете, что из этого вышло. Девочка росла капризной, закатывала истерики и ничего не хотела делать. Позже я понял, что это такая форма протеста против своего полусиротства. Да и из меня отец был неважный. Думал, как больше заработать. И когда Луковку водили по разным кружкам, она неизбежно сталкивалась с детьми, которых приводили мамы. Я был неправ, лишив Апрелию возможности видеться с дочерью. Особенно, в свете последних событий. Но с другой стороны, она не горела желанием заниматься ребенком. Так что неизвестно, что лучше. Может быть, Луковке было бы еще обидней и больней. Это я так. Предисловие. Сегодня она мне пожаловалась, что новая подружка очень гордится своей мамой. Она у нее модный блогер. Ну и дочь сказала, что у нее мама тоже классная. И она ее очень любит.

Вяземский просительно посмотрел на меня.

– Вы же поддержите Луковку? Раз она уже представила вас мамой? Ну и соответственно, моей женой. Да?

– Прохор Андреевич, вы не перестаете меня удивлять, - пытаясь собраться с мыслями, я оттянула момент своего согласия.

А Вяземский, черт его дери, понял все не так. Его лицо мгновенно закаменело, и в полумраке показалось по-настоящему угрожающим.

– То есть нет?! – от злости в его голосе появилась хрипотца. – Я заплачу, сколько скажете!

Меня словно током прошибло. В голове столпилось столько нехороших слов, как людей в метро в час пик, и они рвались наружу. Хотелось сказать, что он дебил, который не видит, как я к нему отношусь, и что такое вранье для меня болезненно. И для Луковки, которая все понимает, и дома я снова стану для нее няней. Любимой и заботливой, но не мамой. И что его дурацкая привычка мерять все деньгами сделала его душу каменной. И что он совсем не разбирается в людях и со своей барской колокольни не боится задеть чувства других.