o 7cd5ecbb508da27d

– Постой... ты что, уходишь? Ты же так ничего и не сказала. Мать обернулась.

– Наоборот. Я сказала самое важное.

– Не слушать твоих советов?

– Вот именно, - кивнула мать.
– Не слушай моих советов. II ничьих вообще. Доверяй только

себе. Чем бы это ни завершилось в итоге, это твоя жизнь, и как ты ее строишь, касается

только тебя.
– Она поставила блестящую туфлю на заскрипевшую ступеньку. Ее лицо снова

застыло в маске.
– Ну теперь, полагаю, до встречи? Ты ведь заедешь за вещами?

– Да.

– Я приготовлю бутерброды и фрукты, - сказала мать и продолжила спускаться по лестнице.

Подойдя к машине, она заметила 8 гараже Доусона. Окинув его коротким оценивающим

взглядом, она отвернулась, села за руль, включила зажигание и уехала.

Отложив письмо в сторону, Доусон вышел из гаража и посмотрел на Аманду, которая стояла, устремив взгляд куда-то вдаль, на лес. Она оказалась более спокойной, чем он ожидал, однако

понять что-либо по выражению ее лица он не сумел.

Доусон двинулся к ней навстречу, и она, слабо улыбнувшись ему, тут же отвернулась. Доусон

почувствовал, как внутри у него рождается паника.

Он сел в кресло-качалку и, молча сцепив руки, наклонился вперед.

– Не хочешь поинтересоваться, как прошел разговор?
– наконец спросила Аманда.

– Я решил, ты в итоге сама все расскажешь, - сказал Доусон.
– Ну если захочешь.

– Неужели я так предсказуема?

– Нет, - возразил Доусон.

– Оказывается, предсказуема. Не то что моя мать...
– Аманда потянула себя за мочку уха.

– Если я когда-нибудь скажу тебе, что поняла свою мать, напомни мне о сегодняшнем дне.

– Хорошо, - кивнул Доусон.

Аманда глубоко вздохнула, а когда наконец заговорила, ее голос прозвучал необычно

отстраненно.

– Когда она приближалась к крыльцу, я была почти уверена в том, как будет развиваться наш

разговор, - сказала Аманда.
– Сначала она спросит, понимаю ли я, что творю и какую

грандиозную ошибку совершаю. Затем последует лекция о последствиях и ответственности, после чего я ее перебью, сказав, что она ничего обо мне не знает. Я хотела донести до нее, что

любила тебя всю жизнь и что Фрэнк уже не может сделать меня счастливой. Что хочу быть с

тобой.
– Аманда повернулась к Доусону, надеясь найти у него понимание.
– И почти уже

высказала ей все это, но потом...
– Доусон следил за выражением ее лица.
– Все же она может

заставить меня усомниться в чем угодно.

– Ты имеешь в виду нас с тобой, - произнес Доусон, и комок страха еще более затвердел.

– Я имею в виду себя, - едва слышно прошептала Аманда.
– Хотя и нас тоже. Ведь я

действительно собиралась все это сказать ей. Именно это, потому что это правда.
– Аманда

тряхнула головой, словно пытаясь прояснить мысли, избавиться от иллюзий.
– Но мама

заговорила, и реальность тут же напомнила о себе. Я вдруг услышала, что говорю нечто

совершенно иное. Как будто работали две радиостанции, одна из которых транслировала

некую альтернативную версию той, которой я должна придерживаться. В альтернативной

версии я говорила, что не хочу, чтобы Фрэнк все узнал обо мне, что меня дома ждут дети, для

которых любые мои слова и оправдания на самом деле будут продиктованы элементарным

эгоизмом.

Аманда замолчала. Доусон наблюдал, как она машинально крутит на пальце обручальное

кольцо.

– Аннет еще маленькая, - продолжила Аманда.
– Представить себе не могу, как ее можно

лишить матери или отца. Как объяснить ей ситуацию, чтобы она поняла меня? А Джаред и

Линн? Они почти взрослые, но от этого не легче. Как они отреагируют, узнав, что я разрушаю

семью ради тебя, словно пытаюсь вернуть свою юность?
– В голосе Аманды сквозила боль.
– Я

люблю своих детей, и их разочарование разбило бы мне сердце.

– Они тебя любят, - сказал Доусон, сглотнув комок в горле.

– Да. Поэтому я не хочу ставить их в такое положение, - возразила Аманда, отколупливая

отслоившуюся краску на кресле-качалке.
– Не хочу, чтобы они чувствовали по отношению ко

мне ненависть или разочарование. А Фрэнк...
– Она судорожно вздохнула.
– Да, у него есть

проблемы, и мне больших усилий стоит не позволить окончательно угаснуть своим чувствам.

Он неплохой человек и всегда будет жить в моем сердце. Иногда мне кажется, что он

продолжает функционировать в нормальном режиме только благодаря мне. Но он не тот

человек, который сможет пережить мою измену. Ему не оправиться от такого удара. Это...

убьет его. Он совсем сопьется. Или впадет в глубокую депрессию, с которой не сможет

справиться. Я не смогу пойти на такое.
– Плечи Аманды поникли.
– И потом - ты.

Доусон почувствовал, что она скажет дальше.

– Мы замечательно провели выходные, но это не настоящая жизнь, а что-то вроде медового

месяца, который вскоре кончится. Можно уверять себя, что этого не случится, давать какие

угодно обещания, но это неизбежно, и спустя какое-то время ты уже не будешь смотреть на

меня так, как смотришь сейчас. Я перестану быть женщиной твоей мечты, девочкой, которую

ты когда-то любил, а ты - моей единственной настоящей любовью. Ты превратишься в

человека, презираемого моими детьми, презираемого за развал нашей семьи, и тогда увидишь

меня в истинном сеете - обыкновенной стареющей женщиной под пятьдесят, с тремя детьми, которые, возможно, даже ненавидят ее и которая в конце концов из-за всего этого

возненавидит себя сама. Да и ты тоже меня возненавидишь.

– Это неправда, - твердо заявил Доусон.

Аманда собрала волю в кулак, стараясь сохранить решительность.

– Это правда, - сказала она.
– Любой медовый месяц имеет конец. Доусон положил ей руку на

колено.

– Время, которое мы с тобой проводим вместе, не медовый месяц. Это время, когда нам с