О каретах и тыквах

Всё прошло умеренно пафосно и, по счастью, быстро. Разумеется, в течение нескольких дней мы были обязаны предоставить кучу отчётов, как личным кураторам, так и в тайную службу, пройти несколько обследований и провериться на влияния. Тем не менее, сегодня нам давали возможность отдохнуть с семьями (или сразу заселиться в общежития), пройдя лишь минимальные осмотры на предмет всяческой светлой пакости и подмен.

Таким образом, уже спустя несколько часов нас с Джи сдали с рук на руки родителям.

Папа писал что-то в длинном колдовском свитке.

Мама рыдала от счастья и тискала нас, как пупсов.

– Мои девочки, - завывала она.
– Мои хорошие! Живые! Как вы? Эти светлые пытали вас? Морили голодом? Я прямо вижу, как вы похудели! У вас даже рожки меньше блестят! Ох, как же так! Мои вы кровиночки! и выбрали же обе себе направление, жуть-жуть просто! Вот почему нельзя было пойти учиться на что-то безопасное? Как быть теперь материнскому сердцу?

Мы с Джи переглянулись страдальчески, но ничего поделать с маминым южным темпераментом было категорически нельзя. Она упорно рассказывала нам, что мы не должны рисковать, и это было самое эпатажное игнорирование бревна в собственном глазу, которое мне доводилось видеть в своей жизни.

Тут надо пояснить несколько вещей.

Во-первых, "кровиночкой" с биологической точки зрения была только я; мы подобрали Джи после массовых погромов изменённых, случившихся на нашей родине во времена светлой оккупации. Её родителей сожгли на костре, а вот саму Джи удалось вытащить сквозь прутья той клетки на колёсах, в которой "скверну" везли к месту казни. Мама тогда вместе с другими женщинами, что были среди членов Ополчения, толкалась у повозок, папа отводил страже глаза, я же подговаривала ветер поднимать в воздух много пыли и нашёптывать пленникам послания.

Сейчас я понимаю, насколько рискованным было это мероприятие, и внутренне содрогаюсь; но тогда мне это казалось весёлой игрой.

Из взрослых никого спасти не удалось (или почти никого), но вот самых маленьких детей, как и условились мы с пленниками заранее, они вытолкнули нам в руки. Позже спасённых ребят постарались разобрать по семьям; мы забрали к себе Джиа - мама посчитала, что девочки одного возраста и с похожими изменениями в итоге подружатся.

Оглядываясь назад, она оказалась права.

Во-вторых, история любви между родителями могла бы послужить чудесной основой для любовного романа. Правда, перед написанием пришлось бы слегка отредактировать характеры персонажей (потому что про упёртых прагматиков вроде папы и деловых натур вроде мамы романтичным девам читать было бы неинтересно... да и интеллекта у них обоих было многовато - для любовного романа-то) и полностью переписать диалоги. Однако, в остальном сюжет хрестоматийный: колдун-аристократ подбирает на улице сбежавшую из дому девицу, делает её своей помощницей, а после - женится на ней. Звучит крайне романтично? Однако, тут стоит упомянуть то, что в любовный роман не вошло бы.

Помнится, однажды, когда мой хвост понемногу начал чесаться в присутствии симпатичных парней, а книжные полки заполнились изданиями и свитками с соответствующими историями, папа позвал нас с Джиа к себе.

– Девочки, - сказал он.
– Я хочу поговорить с вами о любви.

Честно, я тогда решила, что предстоит прослушать очередную лекцию о половом воспитании. В какой-то степени так и вышло, правда - но совсем не в том ключе, как я успела себе вообразить.

– Любовь - это очень хорошо, - сказал он.
– Даже замечательно. Улучшает настроение, цвет кожи, для здоровья полезно... Я, в общем, принесу вам исследования на эту тему. Если вкратце, то любовь - это такая реакция в мозгу. Многие сущи умеют её провоцировать, и я изучал механизм, и это довольно интересно...

Дальше папа углубился в термины и расчёты. Я уж было подумала, что разговор окончен, но, к моему искреннему изумлению, отец не застрял в своих научных трудах по прикладному чернокнижию, как обычно с ним бывало, а вернулся к разговору.

– О чём я, то бишь... Любовь - это очень хорошо, но её принято переоценивать, считать лекарством от всех проблем, которое побеждает всё. Так вот, это не так. Я не любил вашу маму, когда мы поженились; она меня - тоже.

Заявление было, прямо скажем, неожиданным. Мы с Джи натурально опешили и изумлённо переглянулись: на нашей памяти родители почти никогда не ссорились, всячески поддерживали друг друга и понимали с полуслова.

– Да, мы не были страстно влюблены, - продолжил папа.
– Но мы уважали друг друга и ценили, слышали и слушали, знали личные границы и не преступали их, знали тела друг друга и не стыдились их. И на поверку, как ни странно, это всё оказалось гораздо важнее воспетой в обществе романтической любви со всеми сопутствующими порывами и истериями. Между тем, скажу вам больше: на момент свадьбы мы оба были влюблены в других людей.

Как сейчас помню, какой шок обуял нас тогда... А отец, как ни в чём ни бывало, своим обычным лекторским тоном продолжил:

– В первую нашу встречу ваша мать поразила меня деловым подходом, который, как мне казалось, так тяжело найти среди женщин. Она остановила меня на улице и сказала: "Я слышала, от вас бегут помощники, потому что не могут выносить ваш сложный характер, необычные эксперименты и болтливых сущей. Никто с достаточной квалификацией не желает работать на вас, потому что находятся варианты получше, а недостаточная квалификация не устраивает уже вас. Наймите меня, и эта дилемма перестанет быть актуальной: мне просто некуда будет от вас бежать, я попрошу меньше, чем среднестатистический помощник, а уровень знаний, пусть и не подтверждённый документально, у меня есть - вы можете проверить это простым разговором." Я был впечатлён спокойствием и систематическими доводами стоящей передо мной женщины, пусть и отнёсся чуть скептически к её так называемой "квалификации". Впрочем, беглый опрос выявил, что она действительно получила пусть и до ужаса бессистемное, но весьма неплохое образование. Проблема с помощником стояла к тому моменту передо мной весьма остро, потому я решил попытаться. Тем более что предложенные ею условия были заманчивыми: она хотела жить у меня, соответственно, я мог звать её в любое время дня и ночи; она сама рассчитала, какую сумму готова получать на руки с учётом того, что проживание предполагается за мой счёт - и, уверяю вас, это была вполне приемлемая для меня трата; наконец, она с равнодушием относилась ко сплетням, которые по нашему поводу могли бы возникнуть. Забегая наперёд, ваша мать не просто была равнодушна к слухам, но ещё и помогла мне завоевать сердце той неприступной красавицы, в которую я был влюблён: женская ревность, как выяснилось, неисчерпаемый кладезь для манипуляций. Мы с вашей матерью притворились влюблёнными - и не прогадали.

– Погоди, - мы с Джиа разом опешили.
– Но, если ты завоевал ту девушку...

– То почему не женился на ней?
– уточнил папа.
– Видите ли, на практике она оказалась совершенно неудобной и токсичной особой. Требовала к себе повышенного внимания, постоянно спорила, отвлекала от исследований, не понимала простейших запретов, старалась перекроить мой ритм жизни и использовала эмоциональный шантаж по поводу и без. Признаться, это было ужасно. И я осознавал, разумеется, что влюблён в неё, что она красива, экстравагантна, смела, элегантна и обаятельна, что умеет кружить головы мужчинам и производить впечатление. Она была идеальной, хрестоматийной кандидатурой для влюблённости! Но провести с таким человеком всю жизнь было бы подлинной каторгой, и чем дальше, тем яснее я это понимал. Особенно я задумался о ситуации, когда она попыталась выгнать вашу мать из моего дома. Представляете?

– А как её звали, эту... женщину?
– поинтересовалась Джи. Я, поняв идею подруги, тоже сделала невинные глазки. Вот сейчас узнаем имя, и...

– Нет, вы не будете применять на ней тёмную магию, - отрезал отец.

– Но папа!..

– Это неэтично.

– Ладно...

– То-то же. Таковой была моя ситуация. У вашей матери была другая история: она была влюблена в красавца-ловеласа. Он обещал на ней жениться, но дальше обещаний, увы, дело не заходило. И уж сколь разумной женщиной является наша мама, но ради своей влюблённости была готова на многие глупости. Собственно, она и на улице в тот день оказалась, потому что он стал причиной её ссоры с семьёй, а после в очередной раз подвёл. Я знал его немного: довольно интересный, неглупый как для обычного обывателя, спортивный, артистичный, по-своему добродушный и объективно красивый человек. Собственно, проблема с ним заключалась лишь в его категорической ненадёжности.