О, Путник!

— Привет, привет! Друг друга не видеть бы тысячу лет! — злобно и беззаботно ответил я.

— К чему это ты?

— А ни к чему! Просто так! Все ждут от меня каких-то сверх откровений, великих игр разума, уникальных предчувствий, вселенских свершений, а я, вот, перед вами, — сирый, босый, нищий и убогий! А главное, смертельно уставший! Нате, принимайте таким, каков есть! Как-то, когда-то один гениальный земной художник написал картину, которая называется — «Возвращение блудного сына».

— Рембрандт… — эхо вспучило Космос.

— Да, он самый! Такой же неудачник, как и я…

— Эх, ПУТНИК, ПУТНИК… Конечно, Рембрандт жил тяжело и по-разному. Но какой же он неудачник!? Мне бы его неудачи, — печально прогудел ГЛАС.

Мы помолчали, загрустили, погрузились в раздумья, как в бездну.

— Я так понимаю, что вы, как бы, вошли в тему? — раздражённо спросил я, скорбно созерцая тьму, царящую вокруг.

— Что?! Не понял?

— Ну, вы присоединяетесь к моей великой Империи?

— Они, в принципе, да…

— А почему вы о себе в третьем лице, не понял? — забеспокоился я. — Почему всё происходит так легко? Где грозные молнии, громы, раскалённый воздух, расплавленная магма и всё безжалостное остальное? То, что сотрёт меня в порошок?

— Сир, Вы — ВЕРШИТЕЛЬ! Какие громы и молнии!? Вы способны сублимировать Галактику в единый миг! — захохотал ГЛАС.

— Хорошо, но почему вы не приняли Имперское подданство, так сказать, сразу, раньше!? — нервно спросил я. — К чему эти уходы в Пространственно-Временные Туннели, вся эта маята!? Кстати, зачем хотели убить меня там, на Островах? Кто велел?!

— Кто велел, тот и повелел, — насмешливо и уклончиво отозвался ГЛАС. — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, небось, нервничает?

— На то он и Председатель, чтобы нервничать.

— Да, согласен. Везде и в любые времена любой Председатель, — он и в Африке — Председатель. Чиновники… Что Вы хотите от Тайного Советника по Делам Особой Важности?! Однако, ибо, о, как, ишь ты…

— Так, понятно… Хоть я и сирый и убогий, но сразу почувствовал подвох. С самого начала что-то было не то и не так! Арктурианами здесь и не пахнет… Кто вы такой, чёрт возьми!? — недоумённо и хищно напрягся я.

— Я — ОН. Тот самый… Одним словом, — БОГ. Чтобы не помереть от скуки, развлекаюсь, как могу. Увлекательное это дело, быть режиссёром грандиозного спектакля. Какое это наслаждение! Ладно… А теперь предоставлю слово самим Арктурианам. Свет на сцене должен быть включён. Второй акт! Занавес поднят! Представление продолжается, господа! Аплодисменты, аплодисменты!!!

— Нет, нет, нет!!! Подожди, погоди, у меня есть очень важный вопрос! Всего один!

— Ну!?

— Представь такую ситуацию. Тебя любят три преданные и прекрасные женщины с тонкими лодыжками, чуткими пальцами, с губами как огонь, и с глазами, в которых метель!?

— И это самый главный вопрос, который ты решил задать Высшему Разуму!? — искренне возмутился БОГ.

— Да, именно так! — с надрывом произнёс я.

— Отвечаю, — усмехнулся БОГ. — Ну и что?

— В смысле? — удивился я. — Что, ну и что!?

— А в том смысле, что если любят тебя, то и пусть любят… Не вижу ничего необычного. Так бывало везде и неоднократно. И так будет всегда, на все времена! Это же прекрасно!

— Ты меня не дослушал! — возмутился я. — Усложняю задачу до невыносимой и невообразимой сложности! — я заметался в вакууме и крутанулся на месте, пытаясь выхватить из-под несуществующего плаща несуществующий ЭКСКАЛИБУР, потом успокоился, скорбно посмотрел в чёрную пустоту. — А если я люблю всех этих женщин одновременно!? Безумно! Что мне делать, как мне быть!?

— Я вижу только один выход.

— Какой же!? Уповаю только на тебя, ГОСПОДИ!

— Стоит сойти с ума или покончить жизнь самоубийством. Второй вариант более приемлем. Думаю, что следует застрелиться или отравиться. Это решение всех твоих проблем. Да, есть ещё третий выход, не такой кардинальный, довольно щадящий и даже очень приятный, — насмешливо произнёс ОН.

— Какой!? — жадно и живо спросил я.

— Прими Ислам, — грустно усмехнулся БОГ.

— Причём здесь Ислам? — сначала удивился я, а потом до меня дошло. — Ах, да. Многожёнство, гарем… Ну, спасибо за этот ценный совет! Удружил, осчастливил, однако!

— Не за что. Не говорю тебе прощай. Скоро свидимся… — прошелестел ГЛАС и растворился и растаял во тьме и в пустоте.

Да, однако…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

«Ну же, вздыхай! Отдайся печали!» — Разве Эта луна мне велит? А каким укором блистают Лики маленьких слёз!

Свет был достаточно ярок, но не ослепителен, мягок и приятен для глаз. Он абсолютно не раздражал, не давил, не нервировал. Вообще-то, я страшно не терплю сильный свет в закрытом помещении. Мне больше по душе пара-тройка свечей на столе. А если при них ещё и пылающий или мерцающий камин, то это то, что надо! В самый раз! Конечно, подойдёт, в конце концов, и настольная лампа, но не очень яркая! Или торшер с классическим абажуром, но не более того! Никакого верхнего света, никаких сияющих люстр, ничего того, что, нивелирует, сглаживает всё вокруг!

Обожаю, когда видны тяжёлые, отбрасывающие глубокую тень, складки на шторах или занавесках. Люблю наблюдать за рельефом поверхности предметов или человеческих лиц и тел, которые при живом огне выглядят совершенно не так, как при искусственном свете. Одно дело, если вы созерцаете даму в зале, ярко освещённом люстрами, но совершенно иное, когда вы предаётесь с нею интиму под затухающий камин, или догорающую свечу, или при том и другом одновременно.

А вообще, у меня есть два мудрых совета, основанных на собственном, пока небогатом жизненном опыте. Юноши, овладевайте своими юными подругами в любой ситуации, при любых обстоятельствах и условиях, при любом свете, даже в багровых отблесках извергающегося вулкана, или при взрыве Сверхновой Звезды, или во тьме подземелья, или в жарких сполохах Ада, или в холодной и чёрной бездне Космоса.

Зрелые мужи! Если вы вдруг оказались способны поиметь зрелую женщину, то имейте её только в темноте! Никаких свечей, никаких каминов, и даже ни малейшего отблеска из соседних окон! Вот так! И только так! Вам ни к чему видеть то, что может разрушить гармонию, складывающуюся в ходе любовного свидания.

— Да, мыслитель, он и в Африке МЫСЛИТЕЛЬ! — меланхолично произнёс я вслух, задумчиво поглаживая ЭКСКАЛИБУР.

Лица у Арктуриан, сидящих со мною за одним столом, были абсолютно лишены эмоций и так любимого мною рельефа, что исключало не только какую-либо их выразительность, но и индивидуальность. Они были все, как один: совершенно одинаковы, гладки, холодны, неподвижны!

— Да, однако, скульптор, работающий над массовым заказом, не скульптор, не творец, а просто ремесленник! — глубокомысленно и громко произнёс я, и без особой надежды на ответ посмотрел на Арктурианина, сидящего во главе стола.

— Кто знает, кто знает… Любой ремесленник, по моему мнению, всегда является творцом, потому что он что-то производит, изготавливает, а значит и творит, — вдруг мягко произнёс он и неожиданно светло и обаятельно улыбнулся.

Я вздрогнул. О, чудо! Ты произошло! Свершилось! Аллилуйя! Сижу я тут среди братьев по разуму уже битых пол часа в полном молчании, созерцаю этих странных бледных существ, гадаю, не пора ли и честь знать… И тут, вдруг, о, чудо контакта! Слава Богу!