О смысле жизни

— Да,? сказалъ онъ задумчиво,? это очень хорошо будетъ. Только насъ тогда уже не будетъ.

Передоновъ посмотрлъ на него злобно и проворчалъ:

— Это тебя не будетъ, а я доживу.

— Дай вамъ Богъ,? весело сказалъ Володинъ,? двсти лтъ прожить, да триста на карачкахъ проползать» (ibid., стр. 334? 335).

Случайное ли это совпаденіе или намренная пародія на вру Чехова, этого мы здсь касаться не будемъ; достаточно указать на то, что не техническому прогрессу ршить вопросы о смысл жизни. Чеховъ утшался тмъ, что хотя «я не дождусь, издохну, но зато чьи-нибудь правнуки дождутся»; онъ старался убдить себя, что въ этой мысли? достаточное утшеніе. Передоновъ надется самъ дожить до этого времени, прожить двсти-триста лтъ. Конечно, на то онъ и Передоновъ; но, съ другой стороны, не мене очевидно, что только такая сумасшедшая вра и могла бы придать смыслъ всмъ этимъ инспекторскимъ мстамъ и Zukunftstaat'aмъ; только одна она и могла бы подвести фундаментъ подъ эту «шигалевщину во времени».

Передоновъ сходитъ съ ума, посл чего многіе читатели вздыхаютъ съ облегченіемъ: слава Богу! если Передоновъ? сумасшедшій, то, быть можетъ, и вся передоновщина есть сплошная патологія. При этомъ они закрываютъ глаза на то обстоятельство, что остальныя дйствующія лица романа, вс вмст и каждый въ отдльности, нисколько не мене страшны по своей духовной сущности, чмъ самъ Передоновъ. У каждаго изъ нихъ есть своя цль, своего рода «инспекторское мсто», которой они тщетно пытаются осмыслить свое мщанское существованіе и побороть гнетущую безсмысленность жизни: глупая и грязная Варвара добивается женить на себ Передонова, его же и для этой же цли ловятъ Вершина, Марта, Рутиловы; предводитель дворянст-ва Верига «мтитъ въ губернаторы»? все это своего рода «инспекторскія мста»… Да и вообще вс эти Володины, Преполовенскіе, Грушины, Тишковы, Кирилловы, Гудаевскіе? чмъ они мене страшны въ своей пошлости по сравненію съ Передоно-вымъ? А вс они живутъ и прозябаютъ, пребываютъ въ здравомъ ум и твердой памяти и до сего дня… Тмъ-то и страшна для . Сологуба жизнь, что она? мщанство и передоновщина сама по себ, что такою ее длаютъ люди, длаетъ человчество, эта милліонноголовая гидра пошлости. Пугающее его мщанство онъ видитъ везд и во всемъ. До чего фокусъ вниманія . Сологуба направленъ на мщанство, можно видть хотя бы изъ его во многихъ отношеніяхъ любопытной статьи о «Грядущемъ Хам» Д. Мережковскаго (напечатанной въ «Золотомъ Рун» 1906-го г., въ № 4-мъ). Въ этой стать . Сологубъ съ одной стороны старается убдить читателей и себя, что онъ тоже «вритъ въ прогрессъ», въ будущую свободу человчества; а съ другой стороны онъ вполн опредленно заявляетъ, что вся русская литература XIX вка была сплошнымъ мщанствомъ, ни боле, ни мене… «Пройти по вершинамъ этой литературы? это означаетъ осмотрть печальное зрлище великаго, созданнаго маленькими людьми. Можетъ быть, люди въ множеств никогда и нигд не были такъ малы и такъ ничтожны, какъ въ Россіи XIX вка»… По мннію . Сологуба? и мнніе это въ высшей степени любопытно въ виду отмченной нами внутренней связи между . Сологубомъ черезъ Чехова съ Лермонтовымъ? одинъ только Лермонтовъ выдляется изъ срой, мщанской толпы представителей русской литературы, «русская литература только въ лиц Лермонтова представила чистый и обаятельный образъ доподлинно великаго поэта и воистину великаго человка»… Все остальное запятнано двоедушіемъ, холопствомъ, мщанствомъ, передоновщиной… Не правда ли, крайне любопытное мнніе? Любопытное, конечно, не со стороны своего объективнаго значенія? съ этой стороны къ . Сологубу нельзя предъявлять въ данномъ вопрос никакихъ серьезныхъ требованій,? а исключительно съ точки зрнія характеристики воззрній самого . Сологуба на жизнь. Если даже въ высочайшихъ представителяхъ русской интеллигенціи, въ этой соли земли русской, . Сологубъ видитъ только ничтожество и плоскость, то гд же и въ чемъ искать спасенія отъ Передонова и присныхъ его? И много ли тогда утшенія въ томъ, что Передоновъ сошелъ съ ума? Передоновъ сошелъ съ ума, передоновщина осталась…

Вотъ откуда у . Сологуба этотъ страхъ жизни, вотъ чмъ страшна жизнь. Жизнь? безсмысленна, жизнь? мщанство. А между тмъ цли, смысла, правды ищутъ вс, ищетъ и самъ Передоновъ. «Есть же и правда на свт»,? тоскливо думаетъ онъ, а авторъ прибавляеть отъ себя: «да, вдь и Передоновъ стремился къ истин, по общему закону всякой сознательной жизни, и это стремленіе томило его. Онъ и самъ не сознавалъ, что тоже, какъ и вс люди, стремится къ истин, и потому смутно было его безпокойство. Онъ не могъ найти для себя истины и запутался, и погибалъ» (ibid., стр. 311). Вмсто истины? ложь, вмсто реальности? бредъ, та «маленькая, срая, юркая недотыкомка», которая, быть можетъ, ярче всего воплощаетъ въ себ срое и ускользающее отъ ударовъ мщанство жизни. Для Передонова она-то и была той ложью, которую онъ принялъ за истину; она была для него несомннне и реальне всей окружающей дйствительности. И не только для одного Передонова… Если несомннно, что въ Хлестаков и Чичиков заключена часть души самого Гоголя, то еще безспорне, что Передонова . Сологубъ нашелъ въ глубин самого себя, какъ это давно уже отмчено критикой [2] . Окончательно ли преодоллъ въ себ этого «мелкаго бса» . Сологубъ? объ этомъ говорить еще рано; мы всегда имемъ предъ собою только прошлое писателя, а не его настоящее и будущее. А въ прошломъ «недотыкомка срая» одинаково мучила и Передонова и . Сологуба. Передонова она «измаяла, истомила зыбкою своею пляскою. Хоть бы кто-нибудь избавилъ, словомъ какимъ или ударомъ наотмашь. Да нтъ здсь друзей, никто не придетъ спасать, надо самому исхитриться, пока не погубила его ехидная» (ibid., стр. 307) И отъ самого . Сологуба мы слышали буквально тождественное признаніе еще въ четвертой книг его стиховъ:

2

Въ предисловіи ко 2-му изд. «Мелкаго Бса» . Сологубъ протестуеть противъ такого утвержденія критики: «нтъ, мои милые современники, это о васъ написанъ „Мелкій Бсъ“, — говоритъ онъ. Да, конечно — это „о насъ“; но вдь Гоголь тоже писалъ „о насъ“ своего Чичикова и Хлестакова, и въ то же время писалъ ихъ съ себя… Одно другому не мшаетъ; даже боле того — одно обусловливается другимъ.

Недотыкомка срая Все вокругъ меня вьется да вертится… Недотыкомка срая Истомила коварной улыбкою, Истомила присядкою зыбкою,? Помоги мн таинственный другь. Недотыкомку срую Отгони ты волшебными чарами, Или наотмашь, что ли, ударами, Или словомъ завтнымъ какимъ. Недотыкомку срую Хоть со мной умертви ты, ехидную…

Это? достаточно ясное совпаденіе… И не въ прав ли мы хотя бы по одному этому повторить о . Сологуб то самое, что онъ говоритъ о Передонов: «онъ не могъ найти для себя истины и запутался, и погибалъ?»… Да, . Сологубъ не могъ найти для себя истины, не могъ найти выхода изъ поставленныхъ жизнью вопросовъ. А найти его необходимо, необходимо выйти изъ фатальнаго круга признаній:

Я безлпицей измученъ Житіе кляну мое…

И еще, и еще разъ начинаетъ писатель искать ощупью дорогу, преломляя въ своемъ творчеств новые лучи, посылаемые жизнью. Одно время такимъ выходомъ . Сологубъ считалъ, какъ мы помнимъ, «блаженное безуміе»; но, во-первыхъ, это? не выходъ, а во-вторыхъ? «блаженное безуміе» не приходитъ къ человку по заказу: не угодно ли получить вмсто него мрачное и ужасное безуміе Передонова… Другой выходъ? вра въ землю Ойле… Но и эта вра никогда не могла удовлетворить . Сологуба, смутно чувствовавшаго вс ея внутреннія противорчія… Теперь онъ ищетъ новый выходъ и хочетъ найти его въ той красот человческой жизни (или, врне, человческаго тла), въ той области прекраснаго, которую онъ склоненъ считать спасеніемъ отъ передоновщины. Вотъ почему въ «Мелкомъ Бс» исторія самого Передонова и всей этой кишащей вокругъ него передоновщины идетъ чередуясь съ исторіей отношеній Саши и Людмилы, исторіей, на первый взглядъ какъ бы совершенно произвольно вставленной въ передоновщину, а въ дйствительности тсно связанной съ нею. «Красота»? вотъ то «завтное слово», которымъ . Сологубъ хочетъ отогнать отъ себя срую недотыкомку мщанства и побдить передоновщину жизни.

VI

Еще въ первомъ сборник своихъ стиховъ . Сологубъ призывалъ эту ушедшую изъ міра красоту:

Гд ты длась, несказанная Тайна жизни, красота? Гд твоя благоуханная, Чистымъ свтомъ осіянная, Радость взоровъ, нагота?

Весь этотъ срый міръ передоновщины для . Сологуба «суровъ и нелпъ: онъ? нмой и таинственный склепъ надъ могилой, гд скрыта навкъ красота»… Надо разрушить этотъ склепъ, надо воскресить красоту и прежде всего? красоту человческаго тла. Мщанство въ своемъ отношеніи къ человческому тлу знаетъ только дв крайности: или откровенный развратъ, или лицемрную стыдливость, причемъ об эти крайности превосходно уживаются рядомъ одна съ другою въ одно и то же время и въ одномъ и томъ же человк. Съ одной стороны, современное мщанство покрываетъ человческое тло уродливыми одяніями, единственная задача которыхъ? обезформить человческое тло, придать ему видъ «приличный для общежитія»; съ другой стороны? нтъ той сексуальной извращенности, которую не просмаковало бы мщанство, для котораго человческое тло служитъ не предметомъ восхищенія, а предметомъ вожделнія. Наготы, «осіянной чистымъ свтомъ», мщанинъ не знаетъ и не переноситъ; для него она всегда только объектъ грязныхъ мыслей и побужденій. И вотъ почему «капустный кочанъ» негодуетъ на наготу лиліи и гордится тмъ, что «вотъ я выучилъ людей одваться, ужъ могу себ чести приписать: на голышку-кочерыжку первую покрышку, рубашку, на рубашку стяжку, на стяжку подъ-одежку, на нее застежку, на застежку одежку, на одежку застежку, на застежку пряжку, на пряжку опять рубашку, одежку, застежку, рубашку, пряжку, съ боковъ покрышку, сверху покрышку, снизу покрышку, не видать кочерыжку. Тепло и прилично»… (такъ иронизируетъ . Сологубъ въ своей сказочк «Одежды лиліи и капустныя одежки»). И если подъ капустными одежками мщанинъ пытается лицемрно похоронить наготу, то это нисколько ему не мшаетъ смотрть на человческое тло только какъ на объектъ грязныхъ вожделній. Какая ужъ тутъ «чистымъ свтомъ осіянная, радость взоровъ, нагота», если при одной мысли о нагот Передонова охватываютъ только грязно-эротическія мысли, «паскудныя дтища его скуднаго воображенія» («Мелкій Бсъ», стр. 49? 50), если извращенность его чувства доходитъ до того, что онъ замираетъ «отъ дикаго сладострастія» при мысли о возможности связи съ дряхлой старухой, «чуть тепленькой», отъ которой «трупцемъ попахиваетъ» (ibid., стр. 313)… И по прямой линіи отъ Передонова идутъ вс эти quasi-эстеты нашихъ дней, вс эти глашатаи не красоты, а похоти; между ними и . Сологубомъ? дистанція громаднаго размра [3] . Для . Сологуба человческое тло? воплощеніе красоты, «чистымъ свтомъ осіянной»; а для всхъ этихъ «пьяныхъ и грязныхъ людишекъ (повторимъ мы въ переносномъ смысл слова . Сологуба) это восхитительное тло является только источникомъ низкаго соблазна. Такъ это и часто бываетъ, и воистину въ нашемъ вк надлежитъ красот быть попранной и поруганной» (ibid., стр. 68).

3

За послднее время въ творчеств . Сологуба стали усиливаться и «уранисто-садистическія» черты (если. воспользоваться выраженіемъ г-жи 3. Гиппіусъ, см. «Всы» 1908 г., н. 2, стр. 73); возможно поэтому, что въ дальнйшемъ его творчеств эпизодъ Саши съ Людмилой будетъ развитъ имъ съ точки зрнія, не имющей ничего общаго съ «осіянной чистымъ свтомъ наготой»… Этимъ . Сологубъ покажетъ намъ, какъ ему трудно убить въ себ Передонова…

Взамнъ такого отношенія къ красот человческаго тла . Сологубъ рисуетъ намъ наготу «осіянную чистымъ свтомъ», и это не мшало бы понять всмъ блю-стителямъ строгой нравственности, столь возмущеннымъ эпизодомъ съ Людмилой и Сашей въ «Мелкомъ Бс» и готовымъ счесть этотъ эпизодъ просто вкрапленнымъ въ романъ порнографическимъ элементомъ. Думать такъ? значитъ не понимать ни этого романа, ни всего творчества . Сологуба. Людмила и Саша для . Сологуба? не только не эпизодъ, а одинъ изъ центральныхъ пунктовъ романа, такъ какъ именно въ «красот» . Сологубъ хочетъ найти выходъ изъ передоновщины. Мрачную, срую, безсмысленную жизнь онъ хочетъ осмыслить культомъ тла, чистымъ эстетическимъ наслажденіемъ, «радостью взоровъ». Насколько это удается или неудается ему? мы скоро увидимъ; теперь же достаточно подчеркнуть, что именно въ этомъ заключенъ весь смыслъ эпизода съ «язычницей» Людмилой, влюбившейся въ подростка-гимназиста Сашу, который отвчаетъ ей такою же любовью, еще не осознавшей своей физіологической подпочвы. «Сколько прелести въ мір!? думаетъ Людмила:? люди „закрываютъ отъ себя столько красоты; зачмъ?..“ „Точно стыдно имть тло, что даже мальчишки прячутъ его“,? думаетъ она другой разъ… И, къ ужасу стыдливыхъ критиковъ? идейные предки которыхъ ужасались во время оно неприличію „Графа Нулина“,? она раздваетъ Сашу и цлуетъ его „плечи…“ Да зачмъ теб это, Людмилочка?? спрашиваетъ Саша.

–  Зачемъ?? страстно заговорила Людмила.? Люблю красоту. Язычница я, гршница. Мн бы въ древнихъ Аинахъ родиться. Люблю цвты, духи, яркія одежды, голое тело. Говорятъ, есть душа. Не знаю, не видла. Да и на что она мн? Пусть умру совсмъ, какъ русалка, какъ тучка подъ солнцемъ растаю. Я тло люблю? сильное, ловкое, голое, которое можетъ наслаждаться.

— Да и страдатъ вдь можетъ,? тихо сказалъ Саша.

— И страдать, и это хорошо,? страстно шепнула Людмила.? Сладко и когда больно, только бы тло чувствовать, только бы видть наготу и красоту тлесную… (ibid., стр. 320? З22).

Вотъ отвтъ . Сологуба на карамазовскіе вопросы. Оказывается, что «красота» не только открываетъ выходъ изъ передоновщины, но и оправдываетъ ирраціональное по своей сущности зло; вопросъ о людскихъ страданияхъ покрывается идеей красоты страждущаго тла… Но въ томъ-то и бда, что именно только «вопросъ» покрывается «идеей», а вовсе не страданія тла? красотой его; въ этомъ пункт напрасна попытка устранить съ дороги карамазовскіе вопросы повтореніемъ излюбленнаго Достоевскимъ мотива: «сладко и когда больно»… И если даже «сладко» и «больно» относятся не къ двумъ различнымъ субъектамъ, созерцающему и страдающему, а къ одному и тому же, какъ мы скоро услышимъ отъ сологубовской Нюты Ермолиной, то все же на такомъ общемъ мст далеко не удешь. И при чемъ «тлесная красота» въ случа хотя бы съ тмъ мальчикомъ, котораго «мать съ отцомъ замучили: долго палкой били, долго розгами терзали»? Вся красота всего міра? стоитъ ли она одной слезинки этого замученнаго ребенка? Со стороны глядя? быть можетъ; «страдать? и это хорошо»? но только когда страдаетъ другой… Вотъ и Людмила любитъ не только одно «голое тло, которое можетъ наслаждаться», но любитъ и «Его… знаешь… Распятаго… Знаешь, приснится иногда? Онъ на крест, и на тл кровавыя капельки» (ibid., стр. 323), подобно тому какъ и Лиза (въ «Братьяхъ Карамазовыхъ») хотла бы сидть противъ распятаго на крест и, глядя на его крестныя муки, сть «ананасный компотъ»… Но одно дло? сть ананасный компотъ, а другое дло? быть распятымъ самому; оправдывать страданія одного человка эстетическими переживаніями другого человка? значитъ ставить въ причинную или телеологическую зависимость два явленія, связанныя исключительно своей одновременностью и ничмъ больше. Я поставилъ палку въ уголъ и въ тотъ же моментъ полилъ дождь? отсюда знаменитое умозаключеніе: baculus in angulo, ergo pluit… Пусть ананасный компотъ одновреме-ненъ съ крестными муками, но значитъ ли это, что «компотъ» оправдываетъ эти муки? И какія эстетическія переживанія могутъ оправдать человческую муку, если ее не оправдываетъ даже всемірная гармонія, даже будущее райское блаженство?

Нтъ, красота не «оправдываетъ» жизни, не уравновшиваетъ человческія страданія; довольно и того, что она, быть можетъ, открываетъ выходъ изъ передоновщины; съ этой послдней точки зрнія особенно интересны вс сцены между Людмилой и Сашей, особенно въ ихъ сопоставленіи съ аналогичными сценами между другими лицами романа. Такое сопоставленіе все время длаетъ самъ . Сологубъ, подчеркивая разницу между чистымъ свтомъ осіянной наготой и грязнымъ мщанскимъ отношеніемъ къ ней; это особенно слдовало бы имть въ виду тмъ читателямъ, которые возмущаются порнографичностью этого романа . Сологуба. Безпрестанно предлагаетъ онъ читателю сравнивать отношеніе къ «тлесной красоте» с одной стороны? Саши и Людмилы, съ другой? «пьяныхъ и грязныхъ людишекъ», Передонова и присныхъ его. «Воистину въ нашемъ вк надлежитъ красот быть попранной и поруганной»? говоритъ онъ про послднихъ; и попираютъ они красоту тла не только закутывая его въ капустныя одежки, но и открывая его грубо и цинично. Культъ красоты, культъ тла? это культъ . Сологуба; но когда Грушина (въ «Мелкомъ Бс») собирается на маскарадъ и одвается «головато», то авторъ замчаетъ отъ себя: «все такъ смло открытое у Грушиной было красиво? но какія противорчія! На кож? блошьи укусы, ухватки грубы, слова нестерпимой пошлости. Снова поруганная тлесная красота!» (ibid., стр. 347). Еще боле намренно противопоставлены другъ другу главы ХII-ая и ХIII-ая романа: въ первой изъ нихъ обрисовываются «чистымъ свтомъ осіянныя» отношенія Саши и Людмилы, а во второй, непосредственно рядомъ? мимолетная и циничная связь Передонова и Гудаевской; и если блюстители мщанской нравственности, по всей вроятности, склонны будутъ снисходительно отнестись къ этой связи и строго осудить странныя отношенія Саши и Людмилы, то . Сологубъ, наоборотъ, осуждаетъ первую и пытается идеализировать вторыя. Удается ли это ему? Или, иными словами: дйствительно ли найденъ выходъ изъ передоновщины? окончательно ли побжденъ страхъ жизни? отогнана ли срая недотыкомка мщанства завтнымъ словомъ «красота»?

И да, и нтъ. Мы увидимъ ниже, что въ своей попытк выхода . Сологубъ несомннно стоялъ на врномъ пути въ томъ отношеніи, что онъ пересталъ искать цли и смысла жизни въ мір трансцендентнаго? на земл Ойле или въ царств блаженнаго безумія; онъ ищетъ его въ мір имманентнаго? и не черезъ двсти-триста лтъ, а немедленно, сейчасъ же, въ настоящій моментъ. И въ этомъ онъ правъ. Правъ ли онъ однако, когда весь смыслъ даннаго момента, всю полноту переживаній онъ хочетъ заключить въ рамки одного слова «красота»? Конечно нтъ, и по многимъ причинамъ. Начать съ того, что весь эпизодъ Саши съ Людмилой, какъ выходъ изъ передоновщины? неубдителенъ. Саша и Людмила? это еще дти, т самыя дти, которыхъ . Сологубъ называетъ сосудами Божьей радости надъ землею и которыя пока еще свободны отъ гнетущаго вліянія передоновщины; но вдь этому «еще» и «пока» долженъ прійти конецъ. Безобразная бабища жизнь уже стоитъ за ихъ плечьми, заглядывая въ ихъ лица глазами, полными угрозъ… Угрозы эти заключаются въ томъ, что физіологическая подпочва отношеній Саши и Людмилы сдлается скоро для перваго настолько же ясной, насколько и для второй; это подчеркиваетъ и самъ . Сологубъ (ibid., стр. 327? З28). А когда Людмила дйствительно «приготовишку родитъ», какъ слишкомъ преждевременно увряетъ всхъ Передоновъ, то въ чемъ же тогда будетъ выходъ изъ передоновщины? Этотъ фактъ опять вдвигаетъ автора въ область обыденнаго, и ему приходится изобртать новые варіанты «осіянной чистымъ свтомъ красоты» для избавленія отъ передоновщины. Такъ, напримръ, въ разсказ . Сологуба «Красота» (въ сборник «Жало Смерти») мы снова встрчаемся съ попыткой оправдать жизнь красотою.