О, юность моя!

* * *

Так прожил он у Синани два дня. Жить у них было легко и приятно. Как и в прошлом году, Елисей колол дрова, ставил самовар, таскал воду, вообще делал все, что у дедушек с бабушками делают внуки. Но он ничего не знал о фронте: как там сейчас? Прорвала ли Красная Армия оборону белогвардейцев? Или генерал Слащев, получивший за победу под Юшунью высокое звание «Слащев-Крымский», пробивается к Москве, как ему пророчил Шокарев?

Однажды, сидя у ручья, Елисей услышал в соседнем саду какой-то возбужденный спор. Леська подошел к дому, хоронясь за деревьями и не выдавая себя ни шо­рохом листьев, ни треском веток. У порога стояла Розия и резким тоном отчитывала какого-то человека в папахе из серой смушки, в стареньком штатском пальто и в желтых сапогах с высокой шнуровкой.

— Я уже вам сказала: хозяин болен. Сколько можно говорить?

— Но хозяин мне очень нужен, — тихо просил чело­век в папахе. — Надеюсь, он не при смерти?

— Что значит «при смерти»? Почему «хозяин»?

Леська вгляделся в человека, угадал под его пальто ручной пулемет «томпсона» и вдруг узнал в нем того самого члена пятерки, с которым реквизировал червон­цы в Армянском Базаре.

Елисей вышел из-за деревьев.

— Здравствуйте, товарищ Воронов!

Розия ахнула:

— Леська? Ты еще откуда?

— Узнаете меня, Воронов?

— Нет.

— А помните гимназиста, который помогал вам в одном золотом деле под Перекопом?

— Вспоминаю, — улыбнулся Воронов. — Только за­был ваше имя.

— Бредихин.

— А я уже давно не Воронов.

— Понимаю. Что же вам угодно от хозяина?

— А тебе какое дело? — накинулась на Леську Ро­зия. — «Что вам угодно»! Какой нахал!

— Да вот хотел купить немного овец, — сказал Во­ронов.

— Ну что ж. Это можно, — благодушно разрешил Леська, не обращая никакого внимания на Розию.

— Ты-то тут при чем? — рассвирепела Розия. — Нет, вы подумайте! Ах, нахал!

— А почем платить будете? — спросил Елисей Воро­нова.

— Как везде, так и я.

— А какими деньгами?

— Могу всякими. Тебе какие нужны?

— Это зеленые! — взвизгнула Розия. — Бабай, зеле­ные!

Она вбежала в дом и захлопнула дверь, крича «зеле­ные» так, словно кричала «пожар». Слышно было, как она накинула крючок на петлю.

— Видали дуру? — спокойно констатировал Воро­нов.

Крючок, однако, выскочил из петли, и на пороге по­казался Умер-бей в своей золотистой тюбетейке и в ха­лате с вопросительными знаками.

— Баран йок! — сказал он, глядя на Леську своими красными глазами.

— Вот и я говорю этому человеку, что баран йок,— сказал Леська. — Откуда здесь овцы? Здесь фруктовый сад.

— Фруктовый сад! — запальчиво отозвалась Розия из-под руки деда.

— Но мне говорили, что у вас... — начал было Во­ронов, недоверчиво оглянувшись на Леську.

— Все вам наврали! — сказал Леська.

— Наврали! — закричала Розия, одобрительно глядя на Елисея.

— Пошли, товарищ Воронов. — Леська крепко взял Воронова за локоть и повел к воротам. — Вы как: на коне? На тачанке? Пешком?

— На тачанке.

— Ну, и я с вами.

— Постой, — засмеялся Воронов. — Это еще надо об­судить.

— Да вы не отмахивайтесь от меня. Я еще могу при­годиться. Прощайте, господин Умер-бей, прощай, Розия.

— Прощай! — недоуменно сказала Розия, не ожидав­шая от Леськи такого заступничества.

— Один вопрос напоследок: где сейчас Гульнара?

— А тебе какое... В Турции.

— Вышла, наконец, замуж за принца?

— Нет. То есть, да! То есть, нет...

Леська усмехнулся.

— Два «нет» и одно «да». Что перетягивает, товарищ Воронов?

Выйдя на улицу, Леська свернул к Синани попро­щаться.

— Зачем уезжаешь, да? — спросил старик.

— Такие вопросы не задают, — сказала старушка.

— А разве я задавал вопрос?

— А кто спросил: да?

Тачанка, запряженная тройкой, стояла за кофейней подле золы.

Воронов сел на заднее сиденье, Леська на переднее с кучером и скомандовал:

— Вперед!

— Куда едем?

— В экономию Сарыча. Знаешь?

— Слышал про нее.

— Ну, вот сейчас и увидишь. Пошел!

Поместье Сарыча было заполнено наспех сбитыми ко­шарами, откуда неслось блеянье овец и коз. Тут же юти­лась избушка на курьих ножках. Здесь когда-то жила Шурка.

Тачанка подлетела к воротам, кучер засвистел в два пальца, и на этот разбойничий свист вышел сторож с ов­чаркой на цепи. Леська узнал его силуэт.

— Здорово, дядя! — крикнул Елисей.

— Здоров, если не шутишь.

— Какие тут шутки! Умер-бей продал нам овец. Вот мы за ними и приехали.

— А записка от него у вас есть?

— А пулемет видел? Вот тебе и записка.

— Вы партизаны будете?

— Будем и есть.

Сторож раскрыл ворота.

— Сколько вам?

— Да пока немного, — сказал Воронов. — Пятьдесят голов.

Сторож повел к ближайшей кошаре. Партизаны вы­прягли двух пристяжных, взнуздали их и верхами въеха­ли в усадьбу. Сторож выпустил овец. Они хлынули бурно, как вспененная река. Всадники подгоняли их криками и плетками. Из дома выбежали чабаны с высокими биб­лейскими посохами, но глядели молча и ничего не пред­принимали.

— От Умер-бея! — крикнул им сторож.

Один из конников поехал вперед, отара пошла за ним, сбоку гарцевал другой всадник, а тыл охраняла тачанка с высоко торчащим рыльцем пулемета.

Воронов ни о чем Леську не расспрашивал, а Леська ничего не добивался. Так они въехали в лес. Вскоре овец увели куда-то в сторону. Воронов спрыгнул с тачанки и поманил к себе Леську. Теперь оба пошли пешком и до­брались по тропинке до самой верхушки. Отсюда откры­лось стальное море с таким высоким горизонтом, точно он соперничал с их вершиной. Море было огромным, не­знакомым и страшным. Сразу же охватил ветер, пахнувший снегом, хотя снега нигде не было.

— Вот тут и живу, — сказал Воронов.

— Где же ваше обиталище?

— А вот оно.

— Где?

— Да вот. Вот! Не видишь?

Воронов шагнул в чащу, и Леська увидел пещеру, к челу которой привинчена дверь с толстым ветровым стек­лом, снятым с автомобиля. В пещере светло и даже уютно: пол заглушён медвежьей шкурой с проседью, на двух каменных лежанках — оранжевый мех крымских ланей, в стене вырублен проем, в котором светились зо­лочеными корешками книги Маркса и Ленина. Между лежанками стоял желтый кожаный кофр, сверкавший никелированными замками.