Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы
Шрифт:
Бентли. Я поражен, майор, вашим даром провидения. Петерсон. Что ж! Поживем — увидим...
(Смотрит на часы). Он может войти.
Бентли (снимает со стены куртку). Разрешите, майор, и на этот раз не мешать вам? Я хочу проводить мисс Фанси в отель.
Петерсон. Только поскорей возвращайтесь! Обстоятельства сложились так, что даже вы сможете быть полезны
Бентли (одеваясь). Я преисполнен
Цупович. Добрый день, леди! Добрый день, джентльмены!
Норма (Бентли). Кажется, я его уже видела. Бентли. Это главарь племени команчей, торгующий скальпами своих одноплеменников. Майор Петерсон — его главный клиент.
Норма (натягивает перчатки). А ты? Бентли. Я — Пилат, умывающий руки... огненной влагой. Оставляю вас наедине. Желаю успеха, джентльмены!
Петерсон. Вас это не должно касаться: она — американка. Лучше возьмите себе стул!
Как вы могли допустить до этого?
Цупович(разводит руками, отчего его шляпа сползает с колен, и он то и дело подхватывает ее). Рука Москвы, сэр!
Петерсон. Расскажите это своей бабушке. С тех пор, как у вас началась бразильская лихорадка, вас словно подменили. Сколько ж вам платят за голову?
Цупович. Я никогда не забываю своих обязанностей, сэр. (Достает из кармана футлярчик, завернутый в папироснуюбумагу, и кладет перед Петерсоном, который вынимает из него большое жемчужное ожерелье). Три тысячи двести пятьдесят швейцарских франков!
Петерсон. Вы с ума сошли, Цупович!
Цупович. Последняя цена, сэр!
Петерсон. Они чешские или венецианские? Скажите откровенно!
Цупович. Настоящие жемчуга,— точнее говоря, «Маргаритес». Фамильные драгоценности гольштейнских герцогов фон Аугустенбург, классический удельный вес две целых шесть десятых.
Петерсон. Это мы еще посмотрим, но не забудьте, мой милый, что они уже потускнели.
Цупович. Ну, что ж! Герцогини также потеют, сэр. Зато это пот аристократический, исторический, хе-хе!..
Петерсон (сдвинув брови). Бросьте ваши кривляния, вы, «европеец»!.. Лучше скажите, как это могло случиться; что Макарову и его друзьям удалось за вашей спиной организовать настоящий заговор? (Гневно.) Где были вы, где был Кучеров, где был, наконец, Белин? Вы -знаете, что это угрожает нам международным скандалом?! Москва — это вам не Франция и даже не Англия; как это ни печально, но с ней даже нам приходится считаться. Мы заявили официально председателю красной миссии, что желающих вернуться в Россию в нашем лагере нет! И запомните: не должно и не может быть!
Цупович. О сэр! Вы же знаете, один в поле не воин. Кучеров делает высокую политику, а Белин в лучшем случае меч, ни в коем случае не рука. Вся тяжесть лежит на моих плечах, и — как сами видите... (Указывает на жемчуга.)
Петерсон. Две тысячи франков, больше не дам.
Цупович. О сэр! Вы жестоки!..
Три тысячи франков — последняя цена.Петерсон. У кого в руках списки?
Цупович. По агентурным данным, они...
Петерсон (ударив кулаком по столу). Меня теперь не интересуют ваши агентурные данные. Я спрашиваю, в чьем кармане списки?
Цупович. Через день-два они будут в вашем.
Петерсон. Вы в этом уверены?
Цупович. Так же, как и в том, что это настоящие жемчуга.
Петерсон (мрачно). Две тысячи двести... и пятьдесят...
Цупович. Недооцениваете мое слово, сэр! Я сказал...
Петерсон (перебивая). Вы все равно заработаете на этих жемчугах столько, что сможете пьянствовать целую неделю на свой собственный счет.
Цупович. Вы преувеличиваете, сэр! Не забудьте, что я оставил дома жену и двух малюток; кроме того, у меня есть также долг перед родиной. Должен же я заработать сто франков.
Петерсон (насмешливо). Что? У вас тоже есть родина? Странно... Ну, две тысячи четыреста. И надоели ж вы мне!
Цупович. Не выйдет, сэр. В Нью-Йорке вы возьмете за эту штучку минимум тысячу долларов.
Петерсон (рассматривает через лупу каждую жемчужинку). Что вы думаете сделать с этим... Макаровым?
Цупович (со скрытой иронией). Ждем ваших инструкций, сэр.
Петерсон (на секунду отрывает глаза от жемчуга). Напрасно. Никакого отношения к этому я не должен иметь. Поняли?
Цупович. Давно.
Петерсон. Только без глупостей... Смотрите! Я должен вам сказать, что ваши методы расправы с красными ди-пи нам не подходят. Мы никак не заинтересованы в том, чтоб делать из них мучеников. Особенно из Макарова, которого они любят и которому верят. Было бы хорошо, если б у самого Макарова даже волосок с головы не упал.
Цупович. О! Это что-то новое!
Петерсон. Вы меня поняли?
Цупович (трет ладонью лоб). Еще не совсем. Но я... подумаю... Я — подумаю...
Петерсон. Если им удастся отвезти списки в Мюнхен, то мы опять будем вынуждены делать черт знает что, только б не допустить миссию в лагерь.
Цупович (твердо). Им это не удастся, сэр!
Петерсон. Итак...
Цупович. Салюс реи публице супрема леке. Благо республики — высший закон. Для Украины я на все готов!
Петерсон. Пошлите вы ко всем чертям вашу географию! Ну, последнее слово?..
Цупович. Две тысячи восемьсот.
Петерсон. Что? Вы прекрасно знаете, мой милый, что я мог бы просто конфисковать этот жемчуг, а тогда...
Цупович (ощетинившись)... а тогда это была бы ваша последняя финансовая операция на нашем прекрасном континенте, сэр!
Петерсон. Слушайте, вы!.. Я вас пристрелю когда- нибудь. А пока что прикажу спустить вас со всех лестниц.
Цупович(превозмогая страх). Боюсь... что и в первом и во втором случае вы будете раскаиваться, сэр, в своей неосторожности...(Встает и протягивает руку за жемчугом, однако Петерсон торопливо накрывает его рукой.)
Петере о н. Две тысячи шестьсот!