Объединитель

Тандем Раджани и Викрама выкашивает монстров десятками, покрывая пространство вокруг разрушенной стены грудами растерзанных тел. Там, где только что бесновалась орда исчадий — остаются лишь ошмётки плоти и липкие лужи.

«Такие союзники нам пригодятся…» — думаю я, залюбовавшись на миг смертоносным вальсом близнецов.

На лице расползается злорадный усмешка. Сегодня Кали пляшет на костях чудовищ, и горе тем, кто рискнёт встать на её пути.

Танцуй, Кали, танцуй!

Глава 23

Через сорок минут мы сидим в покоях близнецов, расположившись на мягких подушках вокруг низкого резного столика. В воздухе плавает дымка благовоний, придавая обстановке умиротворяющий и слегка мистический флёр. На секунду заставляет забыть смрад крови, потрохов и гул плазмы, накрывший, казалось, весь мир.

Враг уничтожен, штурм отражён. Разведчики выдвинулись в сторону, откуда пришла волна монстров, чтобы разыскать их гнездо. Или точнее будет сказать Гнездовище, потому что я уверен, Испытание именно этого типа прозевали местные. Судя по количеству и разнообразию тварей, созревало оно долго и основательно.

Прошедший бой принёс мне 229 752 единицы арканы. На текущем ранге сумма смешная и возможная лишь благодаря большому количеству уничтоженных тварей.

Я перевожу взгляд с Раджани на Викрама и обратно, пытаясь получше разглядеть чужаков, ставших вынужденными союзниками. В полумраке их усталые лица кажутся высеченными из тёмного камня — настолько сосредоточенны и непроницаемы их выражения. При этом их руки ещё немного подрагивают от напряжения недавнего боя, но усталость постепенно отступает.

— Чем вы занимались до прихода Сопряжения? — нарушаю молчание, голос слегка хрипит от боевых криков. — Кем были прежде?

Викрам кривит губы в подобии усмешки, но в его глазах пляшут весёлые искорки:

— Ты всегда такой прямолинейный, Егерь? Не боишься, что однажды нарвёшься?

— Мой брат прав, — замечает Раджани. — Такие вопросы не принято задавать малознакомым людям. Но… — она вздыхает, — ты и правда уже не чужак после пережитого. Благодаря тебе мы отделались малой кровью.

Близнецы обмениваются долгими взглядами, будто ведя безмолвный разговор. Они явно привыкли понимать друг друга без слов — как и положено тем, кто всю жизнь провёл бок о бок. Первой подаёт голос сестра:

— Что ж, слушай. Только не перебивай, прошу.

Её голос звучит тихо, но с каждым словом крепнет, обретая силу и глубину.

— Знаешь, быть девадаси — это не всегда осознанный выбор, — произносит она глухо, глядя куда-то сквозь меня. — Некоторые девочки рождаются в семьях, где это — традиция, передающаяся из поколения в поколение. Их с детства готовят к служению в храме, обучают сакральным танцам, искусствам и ритуалам. Но есть и другой путь…

Раджани замолкает, пытаясь подобрать слова. Викрам ободряюще сжимает её ладонь, и она благодарно кивает ему.

— Наша семья была бедной. Очень бедной, — продолжает собеседница, и в её словах — застарелая горечь. — Родители едва сводили концы с концами. А тут ещё двойня на руках — лишние рты, которые нужно кормить.

Она усмехается, но в этом смешке нет и тени веселья. Лишь едкая горечь давно выплаканных слез.

— Когда нам исполнилось семь, отец привёл меня в храм Кали, — её голос на миг ломается, но она упрямо продолжает. — Сказал, что я должна стать девадаси, чтобы облегчить жизнь семьи. Что это — великая честь, служить богине. Но даже тогда я понимала — он просто хочет избавиться от лишнего рта.

Благодаря Эмпатической проницательности я ощущаю, как воспоминания накатывают на неё удушливой волной. Полумрак храма, запах благовоний, испуганный плач девочки, которую отдают в чужие руки. Фантомное ощущение холодного камня под босыми ногами и шёлка церемониальных одежд на коже.

Переношу её рассказ на себя. Отец не бросал нас, но лучше бы бросил. Потому что всю жизнь вёл себя так, словно мы не его родные дети, нуждающиеся в заботе и любви, а два паразита, с которыми по неведомой причине ему приходится делить кров.

— Так я стала служанкой богини, — роняет одна из близнецов. — Представь себе, Егерь, — в её голосе слышна горечь пополам с ностальгией, — маленькую девочку, которая с утра до ночи училась танцевать. Сложные па, грациозные движения рук, повороты головы. Всё должно было быть безупречно. Ведь эти танцы — её способ отдать дань уважения божествам. А также единственный шанс получить еду, ночлег и избежать наказаний. Тех, кто недостаточно старался, били палкой по ногам. Чтобы живее шевелились, — подавляя злость, цедит Раудри. — На удивление особенно старались не жрецы, а старшие девадаси. Те, кто уже не могли безупречно двигаться.

Конечно, рабы мечтают не о свободе, а о своих рабах.

— Я танцевала перед её статуей днями и ночами, училась владеть своим телом и разумом. Только потом поняла, что жрецы просто использовали нас. Мы были для них источником дохода и… утех.

Последнее слово она буквально выплёвывает, и её лицо на миг искажается от отвращения. Краем глаза я замечаю, как Викрам стискивает кулаки. Его глаза полыхают яростью затравленного зверя.

Да, целибат — это не про служителей Кали.

Прекрасно чувствую её эмоции — гнев, скованность, тоску. Раджани стыдно из-за того, как ей пришлось выживать и что делать. Будто необходимость подстраиваться под желания других людей каким-то образом сделала её меньше, чем она есть. Глупое чувство, но душе не прикажешь.

— Викраму тоже не повезло, — Танцовщица бросает быстрый взгляд на брата, тот мрачно смотрит в пол, желваки ходят на скулах. — Его просто вышвырнули на улицу. Сказали, что мальчишка должен сам о себе позаботиться. Выживай, мол, как хочешь.

— И я выживал, — вдруг подаёт голос второй близнец, в его словах злое веселье. — Знаешь, как оно — когда тебе семь, а ты уже должен добывать еду? Я стал королём карманников, — самодовольно ухмыляется Викрам. — Мог стянуть бумажник у кого угодно, хоть у самого Будды. Врал и изворачивался. Спал под мостами и в подворотнях. Жрал, что придётся. Вот так и стал Каларактом — Чёрной Кровью трущоб Дели. А как иначе? Не будешь злым и быстрым — сдохнешь.

Сколько дерьма им пришлось хлебнуть… И ведь не сломались. Выжили. Окрепли.