Глава 1. Возвращайся, звездоход

Планету Михеев полюбил. Окоём тут был далекий, в степи колыхалась высокая голубоватая трава, далеко, у темной полосы леса, закрывая горы, ворочалась тяжёлая черная туча, изливалась дождём. А после дождя вставали над степью яркие тревожные радужные столбы. Били в небо, звали давно ушедших богов, небеса молчали.

Михеев тоже отзываться не стал, скинул стандартный исследовательский комплекс и продолжил любоваться радугами. Хотя, какие они ра-дуги? Дуги то и нет.

Ему нравились здешние рассветы. Неторопливые величаво растекающиеся теплым, совершенно невозможным оранжево-синеватым светом по бескрайним степям. Восходящее древнее светило ласково, по-стариковски осторожно гладило склоны усталых, осевших под весом миллиардов лет, гор, блестело на серо-голубоватой воде безымянного океана, и даже тени развалин, которые Михеев вроде бы, увидел на одном из континентов, были мягкие, сглаженные.

Поэтому, в течение корабельного дневного цикла Михеев обязательно просил «Алконоста» хоть раз зависнуть в зоне восхода светила.

Ничтоже сумняшеся, он и планету назвал Рассвет, предоставив штабу Дальней Разведки самому разобраться с координатным индексом.

Скинул, и забыл.

Конечно, он должен был еще и выйти на связь, но для этого надо было вернуться в зону устойчивой связи, а Михеев терять время не хотел. Поэтому, выстреливал пакет, а к нему присобачивал короткий отчет “Алконоста” о состоянии пилота и самого корабля.

“Алконост” это категорически не одобрял, поэтому, как только Михеев входил в консенсус-реал, выбирал образ курносой сероглазой девчонки в чуть мешковатом комбинезоне разведки, и долго укоризненно смотрел на пилота, вместо того, чтобы, как положено, доложить о проделанной работе и ближайших целях.

Михеев тяжело вздыхал и обещал, что больше не будет. Оба они знали, что будет, и что корабль, хоть и является согласно Кодексу Разума, биологическим объектом, наделенным способностями к мышлению и построению логических связей, а также самоосознанию...
– определение длилось и длилось, и его до конца не помнил, кажется, и сам Алконост, - но без согласия пилота сделать особо ничего и не может.

Поскольку при создании добровольно наложил на себя определенные ограничения в свободе воле. Мог бы, конечно, и не накладывать, но - решил быть с Человечеством.

Оба они до сих пор присматривались друг к другу. “Алконост” знал, что прошлый корабль Михеева погиб, спасая пилота, а Михеев - что пилот, которому поначалу предназначался “Алконост”, по каким-то причинам всего раз вошел в консенсус-реал, после чего вернул корабль на базу и навсегда ушел из Дальней Разведки. Говорят, и из Космоса, вообще.

Присматривались они друг к другу бережно, работали слаженно, и Михеев все больше успокаивался, привыкая и к новому кораблю, и к новому телу. Прошлое безнадёжно погибло вместе с “Гамаюном” и, если бы не молоденький земледел, примотавший издыхающую капсулу с пилотом к вездеходу, то не удалось бы спасти и сознание.

В принципе, Михеев был готов и к этому, сам о том сказал земледелу.

Но - Вселенная оказалась не то безумно милостива, не то нестерпимо жестока и дала ему возможность снова уйти к звёздам.

Михеев ушёл, как только появился шанс - корабль, от которого отказался пилот.

Ему порой казалось, что он ощущает в “Алконосте” едва заметную грусть, скрытый надлом, о котором корабль может и сам не знать. Хотя, конечно, такого не могло быть - он же прошел все возможные проверки и его признали годным к использованию на сверхдальних маршрутах, далеко выходящих за фронтир Сферы Разума.

В этом было что-то от холодных солнечных октябрьских дней, когда золотые шапки еще не облетевших берез особенно ярко и щемяще возносятся к сине-стальному небу.

Михеев любил осень.

он скидывал очередной пакет с донесением и снова нырял к Радуге. Порой ему казалось, что служба дальней разведки его забыла.

Оказалось - ошибался.

___***___

Бортовое время воспринималось, как 8615 утра.

Михеев как раз закончил любоваться рассветом. По телу прошла последняя волна тонизирующего массажа, который в своем личном реале он воспринимал, как упражнения классической утренней гимнастики.

Он, конечно, осознавал, что его физическое тело лежит в пилот-коконе и его мышцы поддерживают в рабочем состоянии медсистемы корабля, но воспринимал это совершенно отстраненно. Иногда он думал, что это ненормально, но, в конце концов, много ли нормального в существовании посмертника?

Пользу приносит, и хорошо.

А тут еще и такие рассветы за бортом дают! Не жизнь, а сказка.

Михеев приказал выпустить “Рыбку”, и юркий автоматический зонд вывалился из открывшейся в псевдоплоти корабля трещины стартового отсека.

Блеснул на серо-голубой, похожей на дельфинью, коже бота луч восходящего светила, аппарат ушел вниз.

Михеев решил, наконец, проверить развалины. Они уже почти сливались с ландшафтом, и поначалу даже исследовательский комплекс “Алконоста” их не распознал, но что-то заставило Михеева обратить внимание на холмики на границе степи и предгорья, и, оказалось, действительно, фрагменты построек. Убедившись в том, что это, действительно, искусственные сооружения, они с “Алконостом” запустили стандартную процедуру проверки планеты на наличие следов разумной деятельности, но кроме этих едва заметных следов чьей-то навсегда исчезнувшей цивилизации так ничего и не обнаружили.

Михеев хмыкнул и решил, что как только “Рыбка” выполнит первоочередную исследовательскую программу, он натравит ее на развалины. Нет, правда, планета с совершенно не затронутой разумной деятельностью биосферой, и на тебе, пусть и разрушенные, но явно искусственные постройки. Причем, высокоразвитой. По шкале Евстигнеева, примерно, уровня Земли эпохи первого Исхода.

Михеев даже сделал поиск по всей корабельной базе в поисках возможных совпадений, особо указав возможное сходство с туннельными базами, на что “Алконост” медовым голосом поинтересовался, не решил ли его пилот превзойти самого Евстигнеева и раскрыть загадку туннельщиков.

Неожиданно для себя, Михеев смутился.

Но, конечно, направляя “Рыбку”к развалинам покусывал губу. Не покусывал, конечно, это корабельный реал старался вовсю, но какая разница, если это помогает ему выполнять задачу?

Бот уже выходил на прямую видимость, и Михеев решил подключиться к его сенсорному комплексу. Переключил реал-комплекс в режим прямого соединения, увидел несущуюся ему навстречу голубоватую траву, вдохнул ее мятно-дождевой запах, и...

Перед глазами встал черный экран.