Обет

на вашем месте я бы издал новый закон, запрещающий подобные пытки.

Только тогда вы сможете быть уверены, что это больше не повторится.

Я кивнула.

– Вы мудры, милорд.

Хотя он и не высказал своих мыслей вслух, он был прав: я была

слишком молода. По законам страны мне понадобится наставник, чтобы

править, по крайней мере, до тех пор, пока мне не исполнится восемнадцать.

Может быть, Томас даст мне совет? У нас не было времени узнать друг друга

получше, но я доверяла ему. Он был добрым человеком. И я не хотела, чтобы

он уезжал из Эшби. Конечно, он не сможет оставаться в замке Монфор без

родителей. А они не смогут остаться здесь навсегда. У барона и баронессы

были свои земли и свой народ. И мысль о том, что Томас может в любой

момент уехать, наполнила меня отчаянием. Желание броситься к нему и

укрыться в его объятиях поднималось во мне. И я чувствовала, что он охотно

раскроет свои объятия для меня, не отвергнет, а будет рад этому. Однако вид

Труди, стоявшей на страже посреди комнаты и переводившей взгляд с меня

на Томаса, отбросил всякую мысль о таком поступке. Труди никогда бы

этого не позволила, особенно в моей спальне. Я вздохнула. Это было к

лучшему. Что-то внутри подсказывало мне, что сначала я должна стать

сильной и научиться жить самостоятельно. Мое горе было еще слишком

свежим, моя неуверенность была все еще слишком высокой. Если я хочу

быть достойным партнером, которого Томас будет уважать, я должна сначала

повзрослеть.

Шорох в темном углу комнаты заставил меня вскочить со скамьи, а

сердце забиться от страха. Крыса? Первым моим побуждением было

вскочить на скамейку, и только присутствие Томаса удерживало меня на

полу.

– Единственная хорошая новость, которую принес мой гонец, – сказал

Томас, – это то, что эти двое мужчин, по-видимому, умерли не от пыток.

Судя по ранам на груди, их сердца были пронзены острым концом меча, алебарды или ножа.

– Значит, какой-то прохожий сжалился над людьми и избавил их от

страданий?

– Скорее всего.

Это объясняет, почему двое мужчин не кричали и не корчились от

боли, когда мы на них наткнулись. Гуманный избавитель, кем бы он ни был, заслуживал моей глубочайшей благодарности.

– Если ваши люди обнаружат этого ангела милосердия, пожалуйста, расскажите мне. Я хотела бы вознаградить его.

Томас кивнул. Какое-то время он молча стоял, потом слегка

пошевелился, взглянул на Труди, и опустил глаза в пол. Я поняла, что он

хочет сказать мне что-то наедине. Труди, видимо, тоже поняла это и

поспешила к двери, закрывая ее перед ним.

– Ее светлости нужно закончить свои дела.

Томас попятился:

– Тогда о планах на будущее поговорим позже, миледи.

Я взглянула в его лицо, успела увидеть тоску в глазах, и дверь

закрылась. Несмотря на мрачные обстоятельства, мое сердце подпрыгнуло от

радостной надежды. Планы на будущее? Он собирался сделать мне

предложение? Я обхватила себя руками. Если я выйду за него замуж, мне не

придется оставаться одной в больших пустых залах Монфора. Мне не

придется бороться с болью и горем в одиночестве. У меня будет помощь в

управлении владением, в которой я нуждалась.

Я села и позволила Труди закончить, отгоняя мысли о перенесении

всех тягот на Томаса. Желание найти утешение в крепких объятиях было

слишком сильным, чтобы устоять.

– Ну вот. – Труди отступила на шаг и оглядела меня, уперев руки в

бока и склонив голову набок. – Вы выглядите достойно, несмотря на то, что

ваше лицо бледное, как луна.

– Спасибо, Труди.

– Я все еще думаю, что вам следует отказаться от обеда. – Труди

посмотрела на меня, подошла и положила прохладную руку мне на лоб. –

Даже если у вас нет лихорадки или озноба, думаю, вам лучше лечь в постель.

Я встала и покачала головой.

– Я должна присутствовать. Я должна хотя бы поблагодарить гостей за

то, что они пришли.

Мне еще предстояло поприветствовать нескольких важных гостей, включая моего крестного, богатого герцога Ривеншира Благороднейшего

рыцаря. Я заметила его на похоронах и не могла проигнорировать. Кроме

того, что это было бы ужасным нарушением этикета, такое поведение

разочаровало бы моих родителей. Герцог был самым близким другом моего

отца. И, конечно, я не могла отрицать, что хотела увидеть Томаса и узнать, что он хочет обсудить относительно будущего, надеюсь, нашего общего

будущего.

Я, наконец, выбралась из своей комнаты и пошла по длинному

коридору в сопровождении старого сгорбленного шаркающего слуги

Бартоломью с факелом, освещая коридор маленькой сальной лампой. Около

винтовой лестницы, я остановилась, кинув взгляд в проход, ведущий в

опустевшие покои моих родителей этажом выше. Бартоломью уже начал

спуск по ступенькам своей кривой походкой. Но вместо того, чтобы

последовать за ним, я на цыпочках стала подниматься наверх. Что-то

непреодолимо тянуло меня туда, и я не останавливалась, пока не оказалась

перед дверью комнаты моей матери. Здесь я остановилась в абсолютной

тишине и покое темного пустого этажа. Мысль, что я никогда больше я не

услышу звонкий смех родителей, болью отозвалась в моем сердце. Никогда

больше тепло камина в комнате матери не будет манить меня. Никогда

больше я не прокрадусь в ее постель в ненастную ночь, чтобы успокоиться в

ее объятиях.

Не дожидаясь, пока мужество оставит меня, я толкнула дверь и вошла, закрыв ее за собой. Я подняла лампу повыше, освещая комнату. Слуги

избавились от постельного белья, лекарств и трав, которые я заметила в ее