Обезьяны

Поведение Саймона в коридоре повергло Боуэн в ужас. Да, он не нападал на нее, не поливал дерьмом. Да, судя по всему, он сумел – в той или иной степени – примириться с видом неприкрытых шимпанзе, которые раз-другой появлялись на их пути, но в целом выглядел невозможно вяло и не выражал никаких эмоций. Д-р Боуэн, сама того не желая, беззначно поставила ему диагноз – да что там, вынесла приговор. Вдруг поняла: Дайкс точь-в-точь как шимпанзе в состоянии депрессии, граничащей с кататонией, шимпанзе с какой-то тяжелейшей неврологической дисфункцией, а его психоз – просто кризисное проявление первой стадии хронического заболевания, которое далее будет протекать в форме апатии, отрешения от действительности и с неизбежностью закончится полным душевным коллапсом.

И вот оба шимпанзе уже снова в отделении Гаф, сидят в комнате отдыха, ждут, когда появится Буснер и можно будет приступить к перцептивным тестам. Комната отдыха оформлена и обставлена очень просто – пластиковый стол, пластиковые стулья, металлическая корзина для мусора в углу. Вертикальные жалюзи закрывают яркое полуденное солнце, лампы дневного света тихонько поют, помигивая под потолком. На столе стоит видеофон, ни звука. Общую атмосферу, подумала Боуэн, можно описать как этакое отбеленное отчаяние.

– «ХууууГрааа» Саймон, вот что: я хочу пить, так что отлучусь на минутку к автомату. Вам принести что-нибудь?

Услышав вокализацию, Саймон поднял глаза и отзначил:

– Да, спасибо.

– Чай, кофе «хуууу»? С молоком, с сахаром «хууууу»?

– Все равно.

Боуэн почетверенькала к двери, качая головой, дурацкая маска натирала ей уши. Урод несчастный, думала она, твои жесты только подтверждают мой диагноз – знаки такие невнятные, ни эмоций, ни ритма, ничего.

В коридоре она встретила Буснера, он улыбайся во всю пасть и летел на нее, как паровоз на полном ходу, вытянувшись во весь рост. Под мышкой у него был зажат старомодный кожаный портфель, а за его лучезарной задницей виднелся научный ассистент, пятый самец Прыгун.

– «ХууууГраааа!» Короче, добрый день, Джейн, отошла от нашего путешествия в мир искусства «хуууу»? Нет, нет, ну зачем это, пожалуйста, не надо…

Буснер принялся отбиваться от Боуэн, которая, едва увидев его, немедля рухнула на пол, подставила под морду задницу и прямо-таки требовала, чтобы он ее поцеловал.

– Джейн, раз уж мы снова работаем вместе, придется тебе привыкнуть, что я веду себя весьма неформально. Не так ли, Прыгун «хууууу»?

– «Хуууу» разумеется, именно так, – отзначил Прыгун, хотя его мысли в этот момент четверенькали в совершенно противоположном направлении.

Удастся ли ему нынче утром снова улизнуть и еще немного помахать лапами с Уотли? В прошлый раз они не дожестикулировались ни до чего конкретного. Если я в самом деле хочу заключить союз, думал Прыгун, то пора мне показать Уотли, что именно за скелет я откопал в шкафу у Буснера, и составить с консультантом план подготовки, нападения и, в конечном итоге, установления власти над стариком.

– Я собиралась принести Дайксу чашку чая, Зак, – показала Джейн Боуэн. – Томография проползла на отлично, – надеюсь, ты рад. Кроме того, мы сделали еще целую кучу рентгеновских снимков, и я попросила лабораторию проявить их побыстрее, чтобы мы смогли сопоставить результаты тестов с результатами обследований.

– «Чапп-чапп» очень хорошо, «груууннн» очень хорошо, ну что же, думаю, самое время мне пообщаться с нашим пациентом мордой к морде. У тебя есть такая же маска для меня «хуууу»? А я, смотри, захватил себе брюки!

Буснер с гордостью извлек из портфеля пару шаровар, очень похожих на боуэнские. Все трое шимпанзе не смогли удержаться от хохота – одна мысль о том, чтобы надеть такую подчеркнуто гнездальную одежду на работе, в больнице, была чудной до колик.

– «Х-хии-хии-хиии», – заклекотал Буснер, – «хиии-хиии-хиии-хоооо» Вожак ты мой «клак-клак»! Я понимаю, дело серьезное, но мы еще толком не начали работать, а нам уже приходится исполнять такие кульбиты! Клянусь, за всю мою долгую медицинскую практику мне не выпадало счастья так веселиться. Вот что «хиии-хиии-хиии», Прыгун, подержи-ка портфель, пока я надену это Вожак знает что.

Видеофон звонил, но Саймон не спешил брать трубку. Он сидел по-турецки на стуле, опершись грудью о столешницу и обхватив голову передними лапами. Пропащая я душа, думал он, а может, у меня и вовсе души нет. Пропал я, вот оно что, потерял свою душеньку навеки. Он вообразил, будто смотрит в уходящий вдаль коридор, где прячутся какие-то образы, картинки из прошлого – видения утраченных тел, человеческих тел. Вот его первый ребенок появляется на свет в фонтане жидкости, изливающейся из чрева Джин, – не просто появляется, а выстреливает наружу, синий живой шарик, попадает на клеенку, ручки и ножки разводит по сторонам, глотка издает человеческий крик – и ни с чем этот крик не перепутаешь! – восхитительный человеческий крик.

– «Врааааа!» – закричал Саймон. – «Врааааа!» – И его шерсть заходила ходуном, от эмоций, от горя, от утраты.

Видеофон продолжал звонить. Саймон поднял трубку и дождался, пока туман на экране рассеется. Ага, еще одна карикатура на человеческое лицо, но не та, которую нацепила Боуэн. У этого «человека» светлые пластиковые волосы челкой ниспадают на блестящий телесного цвета лоб, над неподвижными губами – идиотское коромысло белых усов. Буснер не успел поднять лапы, а Саймон уже каким-то неведомым образом понял, что перед ним именно он.

– «ХууууГраааа» добрый день, мистер Дайкс. Хочу поздравить вас, закрытый просмотр прочетверенькал превосходно…

– Что «хууууу»? – Против своей воли Саймон был заинтригован, невзирая даже на глупую маску и летающие перед ней пальцы.

Он снова ощутил то легкое, но острое беспокойство, которое охватывало его всякий раз, когда кто-либо оценивал его работы.

– Ну да, вернисаж в Галерее Левинсона, ваши апокалиптические полотна – прав ли я, обозначая их апокалиптическими «хуууу»?

– Д-да, конечно «груууннн», в целом я имел в виду поместить их в общий апокалиптический контекст, хотя, как вы понимаете, одновременно намеревался с их помощью подорвать религиозную традицию изображения такого рода вещей.

– Разумеется, разумеется… «грууунннн-уч-уч» думаю, подрывной характер ваших полотен в основном и привлек внимание присутствовавших критиков «ХУУУУ».

Буснер складывал пальцы в знаки в воображаемой «человеческой» манере, пытаясь одновременно по возможности стоять неподвижно, что было крайне затруднительно, кроме того, успеху номера мешали лапы – они постоянно норовили потеребить очки. На Саймона ухищрения врачей не произвели особого впечатления. Маски вообще не сработали. Он четко видел уродливые уши Буснера – маска их не прикрывала, а на мелькающих посреди экрана пальцах росло ничуть не менее шерсти, чем на задних лапах Джейн Боуэн.