Облака и звезды
Шрифт:
Стожарский усмехнулся.
— А скачками любоваться возможно… Дни циклона вы актировали?
— Да, как нерабочие.
Стожарский взглянул на Баскакова.
— А вы?
— Нет.
— Почему?
— Мы работали.
— И выполнили плановый гектараж?
— Как обычно.
И тут вдруг сидевшая у двери Лариса подняла руку:
— Позвольте справку.
Стожарский поморщился — совещание затягивалось.
— Давайте, только коротко.
— В циклонные дни мы не работали, мы обманывали экспедицию.
Стожарский сдвинул брови.
— Не понимаю. Объясните.
И тогда Лариса громко,
— И на другой день был циклон. Лев Леонидович с Агнессой Андреевной опять остались в лагере, а нас послали в поле. Мы поехали втроем — я, Олег и Аполлон Фомич, через час вернулись, как и накануне, — ветер, песок не давали работать. А вечером Лев Леонидович опять велел закартировать необследованный участок по аналогии. Сказал: «Я знаю: там везде одно и то же — здоровые крупнобугристые песочки, барханов нет и в помине».
— И вы закартировали? — сухо спросил Стожарский.
— Я и Олег сначала не хотели — это же подлог! — но Лев Леонидович велел выполнять приказание; если не выполним, он сам закартирует, а с нас удержит из зарплаты за двухдневный прогул. И мы все сделали, как он хотел.
Лариса ненавидяще оглядела Баскакова.
— У меня все.
Снова наступила глубокая тишина. Лицо Баскакова оставалось по-прежнему спокойно-непроницаемым, будто ничего не произошло.
Стожарский спросил почти робко:
— Лев Леонидович, что вы скажете?
— Скажу, что сказанное правильно. Именно так и было.
— Вы приказали закартировать необследованный участок?
— Да, в виде исключения, ибо он ничем не отличался от соседнего участка, ранее нами обследованного.
— Это проверено?
— Да, проверено моим отрядом. Иначе я не пошел бы на подлог, как несколько смело сейчас здесь выразились.
Гроза, только что бушевавшая над нашим отрядом, неожиданно переместилась, поутихла. В голосе Стожарского раздавался еще глухой рокот, но уже только по долгу службы.
— Вообще картировать по аналогии — это недопустимый, порочный метод. Не знаю, как вы, многоопытный, заслуженный изыскатель, могли его применить…
— Именно только потому, что я, как вы, Федор Михайлович, изволили выразиться — многоопытный изыскатель.
Я почти любовался Львом Леонидовичем: ни единый мускул не дрогнул на его красивом, загорелом лице. То ли это была непоколебимая уверенность в себе, то ли наглость? Не знаю. Ведь факт оставался фактом: изыскатели по приказу своего начальника совершили подлог.
Лариса подняла руку:
— Можно сказать?
— Можно! — Стожарский был раздражен: он не ждал уже от Ларисы ничего хорошего.
— Лев Леонидович прав: необследованные участки были закартированы правильно. Они действительно похожи на соседние, уже обследованные. Мы с Олегом проверили это позже, когда утих циклон. Поехали туда и проверили, хотя Лев Леонидович очень сердился, говорил, что пострадает план, снизится гектараж. Но мы не могли иначе. Это бы значило
остаться перед самими собой обманщиками.— Постойте! — Стожарский понял: кажется, сейчас все станет на свое место. — В полевых материалах есть несоответствие натуре?
— Нет, — прямо глядя в лицо Стожарского, сказала Лариса, — наши с Олегом карты правильные.
— Почему же они ваши, а не отряда? — строго спросил Стожарский.
— Потому что работали по-настоящему я, Олег и Аполлон Фомич, а Лев Леонидович в основном только руководил, сидя в лагере. Он не любит выезжать в пески.
— Ну, здесь уж дело переходит на психологию, на личности, — торопливо сказал Стожарский. — Начальнику отряда, и притом отряда ведущего, виднее, как организовать работу. Толковать об этом нечего.
— А по-моему, есть о чем толковать, — упрямо повторила Лариса, — это же нечестная работа! Хорошо, что обследованный и необследованный участки оказались похожими. А если бы нет?
Стожарский стал медленно краснеть.
— Еще раз спрашиваю: данные ваших планшетов соответствуют или не соответствуют натуре?
— На этот раз соответствуют, но могло быть…
— А зачем нам судить да рядить, что могло быть? Для дела важен факт, а не ваши досужие предположения.
Лариса хмуро молчала. И вдруг, не прося у начальства слова, поднялся Калугин.
— По-моему, тоже есть, о чем толковать. Работать, как по приказу товарища Баскакова работали в данном случае его специалисты, это значит — развращать молодых изыскателей, толкать их на недобросовестный труд, на подлог.
Голос Баскакова был по-прежнему спокоен, но глаза побелели, расширились, стали огромными, как у гипсовой статуи:
— По-вашему, лучше срывать план и вместо изысканий заниматься прожектерством, кустарным новаторством?
— Нет, — сказал Калугин, — по-моему, прежде всего надо работать честно. Всегда и везде. А новаторство — оно совсем не обязательно для тех, кто работает как ремесленник, да к тому же чужими руками и не всегда честно, в чем мы сейчас убедились.
— И готов утопить всех неугодных, — тихо добавил Курбатов.
— Все! — властно повысил голос Стожарский. Он уже успокоился. — Вопрос ясен: поручаю товарищу Вахрушеву подготовить рекомендации обоим отрядам по итогам сегодняшнего совещания. А мы на этом закончим.
Угроза разгрома, нависшая над нашим отрядом, миновала.
Нам разрешен был короткий отдых. Через три дня последовали выводы Вахрушева. Подробно перечисляя подлинные прегрешения отряда, он с похвалой отозвался об инициативе Калугина и Курбатова в отношении «ломаных» визиров и рекомендовал штабу экспедиции взять новый метод на вооружение.
Неделя отдыха промелькнула незаметно. Мы читали подшивки московских газет за последний месяц, каждый вечер ходили в кино. Но вот Курбатова снова срочно вызвали в штаб. На этот раз уж никто не беспокоился — все знали: получать новый объект.
Начальник вернулся через час. Мы сидели возле дома, ждали.
— Ну как — радоваться или печалиться? — первым спросил Калугин.
Курбатов улыбнулся.
— Пока сам не знаю: наш новый район — еще недавно остров, сейчас полуостров Челекен. Это — пятачок, но он на редкость богат полезными ископаемыми. Вот жить там пока неимоверно тяжело: барханы вытесняют людей. Необходимо обуздать барханы.