Обострение

— Да-да, морфин, гедонал…

Провизор оказался лысеющим типом лет пятидесяти, худым, с блеющим голосом и вытянутым каким-то конским лицом. Пенсне, белый фартук поверх дешевой пиджачной пары. Но, дело свое он, кажется, знал…

— Вот, пожалуйста, проверяйте! Сейчас упакуем… Так сказать, на ваших глазах. По количеству все совпадает?

— Ну да.

— Тогда прошу расписаться… вот здесь… А потом завезете нам справочку — с вашей подписью и печатью… Мы тоже поставим печать и отправим в управу! Дело такое…

— Да-да, обязательно…

Взяв заметно потяжелевший саквояж, Иван Палыч перешел улицу и оказался в музыкальном магазине.

За прилавком, похоже, стоял сам хозяин — вальяжный господин с проседью, в белой сорочке с галстуком и безукоризненном сюртуке.

— Что-то ищете? С радостью готов помочь.

— У вас есть пластинки для граммофона?

— Да, конечно! Вон, полочки…

— А, можно я сам посмотрю?

— Что же, сударь — извольте! Если что — обращайтесь. Всегда готов помочь!

Тут в магазин зашла пухленькая дамочка в белом кашне и шубе. Дамочка искала какие-то редкие ноты, и хозяин лавки сразу занялся ею.

Перебирая пластинки, Иван Палыч подошел ближе к витрине — чтоб лучше было видно, не поцарапаны ли?

Юрий Морфесси, Владимир Собинин… Михаил Вавич… Эти артисты Аннушке нравятся… И вот, еще…

Перебирая пластинки и случайно глянув на улицу, Иван Палыч вдруг заметил знакомый экипаж, лихо подкативший к аптеке. Красная морда, крест на груди…

Субботин!

Оставив кучера в коляске, Егор Матвеевич вошел в аптеку. Леденцов от кашля купить? Ну, мало ли…

Однако, его тут неплохо знают!

Доктор едва не присвистнул, увидев сквозь витрину, как провизор, поклонившись, усадил Субботина за стол, как старого друга.

Интересно… может быть, Субботин здесь морфин и покупает? Или — дело куда как хуже — какие-то свои махинации устраивает. С этого прохиндея станется!

Глава 3

Субботин довольно быстро ушел из аптеки, и судя по виду — весьма довольный. В руке он сжимал бумажный куль. Весьма увесистый.

«Дело нечистое», — понял Иван Палыч.

— Уже что-нибудь выбрали-с? — поинтересовался продавец, вырывая доктора из задумчивости.

— Да, вот эту возьму, — ответил парень, протягивая пластинку.

М-да, это тебе не CD-диски, куда под триста песен можно закачать. Одна песня на одной стороне грампластинки, вторая — на другой.

— Юрий Морфесси, «Очи чёрные»? — присмотрелся к обложке продавец. — Очень недурной вкус!

За пластинку пришлось выложить два рубля. Однако продавец, тонкий психолог, увидев смущение покупателя, тут же сказал:

— Отличная цена! Выгодно! Вот, к примеру, Шаляпин, сейчас и вовсе по пять рублей продается. Представляете! Но Шаляпин — это мода, а мода, как известно, быстротечна. А вот Морфесси… на века!

Иван Палыч на поезде вернулся в Зарное. Нужно было идти прямиком в больницу — с таким-то грузом! — но как же хотелось порадовать Анну Львовну! Доктор долго колебался, потом все же плюнул — ничего страшного не случится, если сначала к учительнице зайдет.

Керосиновая лампа в окне Анны горела, будто ждала его, и парень, выдохнув пар, постучал. Дверь скрипнула, и Анна Львовна, в простом платье, с косой, перекинутой через плечо, появилась на пороге. Её лицо, мягкое, с лёгкими морщинками у глаз, осветилось улыбкой. Однако в карих глазах мелькнула тревога.

— Иван Палыч! Рада вас видеть! Хорошо, что зашли. Аглая сказала, вы в Рябиновку давеча ездили, да задержались там. Я так переживала. Замёрзли поди? Проходите, сейчас чаю согрею.

Гость, стряхнув снег с сапог, шагнул в горницу. Внутри пахло сушёными травами, чернилами и чем-то уютным, как дома у родителей в той, московской жизни.

Доктор поставил саквояж на видное место. Вытащив свёрток, протянул его девушке.

— Анна Львовна, вот… привёз вам из города. Подарок.

— Что это? — глаза девушки заблестели.

— Сюрприз. Открывайте!

Анна, взяв свёрток и ахнула. Поняла, что за подарок. Щёки порозовели. Попискивая от радости, словно мышка, она развернула бумагу, тонкие аккуратные пальцы осторожно коснулись чёрного диска.

— Пластинка! Юрий Морфесси, «Очи чёрные»! — воскликнула девушка.

— В магазине сказали, новейшая запись, прямо из Петербурга. Думал, вам понравится.

— Иван Палыч, вы… ну что вы, право, такой подарок! — она шагнула ближе. Её губы, мягкие и тёплые, вдруг коснулись его щеки, и Иван Палыч, не ожидавший поцелуя, замер, чувствуя, как приятный жар растекается по груди.

— Спасибо большое! Мне очень приятно, — девушка смущенно отступила. — Сейчас поставлю и послушаем, а то граммофон мой пылится. И чай заварю, вы же с дороги, поди, голодный.

Она метнулась к граммофону, стоявшему у окна, включила. Пластинка, зашипев, ожила, и голос Морфесси, глубокий и бархатный, поплыл по горнице: «Очи чёрные, очи страстные…» Анна, улыбаясь, поставила чайник на печь, где уже потрескивали дрова, и его шипение смешалось с музыкой. Она вернулась к столу, принесла вазочку с клубничным вареньем.

— Иван Палыч, Аглая сказала… про Фроську. И про Рябиновку. Это правда, что там тиф? В Зарном теперь тоже? Неужто эпидемия?

— Тиф есть, это правда. В Рябиновке — трое, у нас, в Зарном — Ефросинья. Но про эпидемию пока рано говорить. Все необходимые мероприятия мы предусмотрели вовремя. Думаю, если все предосторожности соблюдать — воду кипятить, руки мыть, больных не трогать — худого можно избежать. Главное — не паниковать.

Анна понимающе кивнула. Но в глаза по прежнему была тревога.

— А лекарства? — осторожно спросила она.

— Антибиотиков пока не существует, в городе сказали, что к травникам можно обратиться, — Иван Палыч с сарказмом хмыкнул.

— И в самом деле, — согласилась учительница. — Травники у нас имеются, хорошие. Вот, к примеру, бабушка Матрёна…

— Не очень я доверяю всем этим травникам, — поморщившись, честно признался доктор. — Тиф не травками нужно лечить, а антибиотиками.

— Так вы же сами сказали, что их пока не существует.

— Сказал… — задумчиво кивнул Иван Палыч.